Последний защитник - Тэйлор Эндрю. Страница 3

Феррус и Пустобрех не ладят. Но воспринимают друг друга как данность – как дождь и солнце или наступление ночи. Они согревают друг друга в те ночи, когда Феррусу не разрешают спать в судомойне из-за того, что он провинился. Кухарка никогда не позволяет ему спать на кухне, даже в самые суровые ночи, поскольку от него воняет.

Когда Феррус просыпается, то чувствует, что продрог до костей. Еще темно. Он лежит, прижавшись к боку собаки, и еще плотнее закутывается в свой плащ. Он слышит, как кричат петухи на замерзших навозных кучах в Уайтхолле и Вестминстере. У него снова разболелся зуб, но он изо всех сил старается не думать о боли. Феррус голоден. Он почти всегда голоден. Иногда ему хочется съесть то, что дают Пустобреху, но он знает, что если это сделает, то пес перегрызет ему глотку.

Несмотря на боль, холод и голод, Феррусу нравится это время до рассвета, до того как проснется весь мир. Ему нравится эта пустота. Он смотрит, как растет светлое пятно в небе на востоке и слушает петухов. Он ждет, когда взойдет солнце и все опять начнется сначала.

Впервые я услышал о дуэли в тот день, когда она состоялась. И был одним из очень немногих, кто знал о ней заранее. В десятом часу утра мой начальник господин Уильямсон вызвал меня в свой кабинет в Скотленд-Ярде и приказал удостовериться, что дверь закрыта. Дверь там дубовая, добротная, а стены толстые. Но, несмотря на это, он велел мне подойти поближе и говорил вполголоса:

– Милорд Шрусбери вызвал герцога Бекингема на дуэль.

Ошарашенный подобной новостью, я воскликнул:

– А почему король их не остановит?! Он знает?

Уильямсон пристально посмотрел на меня, и я понял, что позволил себе лишнего.

– Король поступит так, как пожелает, Марвуд. А вы поступите, как пожелаю я.

– Да, сэр. Конечно, сэр.

– Они дерутся сегодня днем. Скорее всего, до крови. Милорд решил, что дуэль состоится во французском стиле, поэтому у него и у герцога будет по два секунданта.

«Трое против троих, – подумал я. – Джентльмены будут биться на шпагах во имя чести. Скорее уж это ожесточенное сражение, а не дуэль. В такой потасовке может случиться все, что угодно. Любой может быть убит». Но что особенно беспокоило меня, так это зачем Уильямсон выдал мне такой опасный секрет.

– А кто секунданты? – спросил я.

– У милорда – его кузены, сэр Джон Тэлбот и Бернард Говард, сын лорда Арундела. У герцога – сэр Роберт Холмс и некий человек по имени Дженкинс – я его не знаю. Он офицер конной гвардии. – Уильямсон выдержал паузу. – И бывший учитель фехтования.

В таком случае Бекингем тщательно выбирал секундантов. Я никогда не слышал о Дженкинсе, но его опыт говорил сам за себя. Холмс же был известен как беспощадный боец. В свое время ему довелось послужить и в армии, и на флоте. С другой стороны, и Тэлбот, и Говард имели репутацию искусных фехтовальщиков. Кроме того, Тэлбот, будучи членом парламента, на заседаниях часто атаковал Бекингема и его сторонников. Он был близким другом лорда Арлингтона, патрона господина Уильямсона.

– Но разве нельзя остановить дуэль, если уже известно так много подробностей? Может быть, король…

Уильямсон хмуро глянул на меня.

– Будь сие возможно, Марвуд, я не завел бы этот разговор, – отрезал он и продолжил более миролюбиво: – Естественно, причина дуэли вполне очевидна. Что удивляет, так это почему милорд так долго мирился с оскорблением.

Действительно, странно. Герцог Бекингем бравировал тем, что его последней любовницей была леди Шрусбери. Да и она сама, в общем-то, не скрывала, что изменяет супругу. Их связь длилась уже не один месяц, и весь Лондон знал об этом. Однако до поединка дошло лишь теперь. Я не сомневался, что дело тут не только в неверной жене и обманутом муже.

– Я хочу, Марвуд, чтобы вы присутствовали там, – объявил Уильямсон, откинувшись на спинку кресла. – На дуэли. Вы должны отправиться туда и стать моими глазами.

У меня по спине побежали мурашки. Дуэли были запрещены законом. Кроме того, когда аристократы затевают ссору, лучше держаться от них подальше. В особенности от этих двух: Бекингема и Шрусбери.

– Сэр, да они убьют меня, если…

– Согласен, Марвуд, не в наших интересах, чтобы вас обнаружили. – Он выдвинул ящик письменного стола, достал маленькую деревянную шкатулку и протянул ее мне. – Откройте.

Я сделал, как было велено. В шкатулке находился бинокль: увеличительное стекло в бронзовой оправе, которое легко могло уместиться в кармане.

– Держитесь на расстоянии. Как только дуэль закончится, как можно скорее возвращайтесь сюда. Вы представите мне полный отчет. Расскажете, кто убит, кто ранен. Я желаю знать все подробности: что именно произошло и кто там присутствовал. Не только участники поединка, а вообще.

Я предпринял последнюю попытку отвертеться от задания:

– Сэр, но разумно ли это? Герцог узнает меня, если увидит. И кое-кто из его окружения в курсе, что я служу в Уайтхолле.

– Кого из людей герцога вы знаете? – осведомился Уильямсон.

– Священника по имени Вил. По его виду и не догадаешься, что этот тип был духовным лицом. Он служил в Армии нового образца, сначала солдатом, потом капелланом. Во времена Республики получил приход в Йоркшире и ни в чем не нуждался, но позже был лишен доходной должности. Подозреваю, что Епископом его прозвали в насмешку, ибо сам он не жалует епископов. У него есть слуга, верзила по имени Роджер. Они вместе служили в армии. – Я прочистил горло. – Ни у одного, ни у другого нет причин мне симпатизировать. Как и у их господина.

Уильямсон кивнул:

– Фамилия слуги Даррел. По моим данным, Бекингем частенько использует этих двух проходимцев, чтобы тайком обстряпывать свои делишки. Чем больше я узнаю о них, тем лучше. Если оба будут там сегодня, это докажет, насколько герцог им доверяет. Но главное – сама дуэль и что произойдет с основными ее участниками. И еще раз подчеркиваю: я не хочу, чтобы наш интерес к этому делу стал известен. – Он кашлянул, отвернувшись к окну и глядя на волов, которые тащили доверху нагруженный воз с углем через второй двор Скотленд-Ярда. – Точнее, мой интерес.

– Где назначена дуэль, сэр? – спросил я.

От меня не укрылся намек Уильямсона на то, что он действует не только по своей инициативе.

– В Барн-Элмсе. – Он повернулся ко мне. – После обеда – в два часа, согласно моим сведениям. Мне сказали, что дуэлянты до последней минуты не принимали решения о времени и месте, чтобы их не выследили. Я даже точно не знаю, где этот Барн-Элмс находится. Советую взять лодку, чтобы быть на месте раньше их. Полагаю, они прибудут по реке.

И с этими словами Уильямсон отпустил меня. Однако, когда я уже был в дверях, он вновь окликнул меня и, нахмурившись, произнес:

– Соблюдайте осторожность, Марвуд! Я не хочу вас потерять.

После чего Уильямсон махнул мне рукой и склонился над бумагами. Видимо, я должен был истолковать его последнюю фразу как своего рода комплимент.

У меня было время, чтобы вернуться домой в Савой. Нынешняя зима выдалась не такой суровой, как в прошлом году, но все же было довольно прохладно. Отправив свою служанку Маргарет за фрикасе из телятины, я в ожидании кушанья поднялся в свою спальню и надел вторую рубашку и более толстый жилет.

Поев, я облачился в свой самый теплый зимний плащ и широкополую шляпу, которая, как я надеялся, скрывала бóльшую часть моего лица. Была уже почти половина двенадцатого. Я направился к пристани Савой. Вода стояла высоко, и несколько лодок сгрудились у причала в ожидании пассажиров. Тут мне повезло. Среди лодок была одна, двухвесельная, принадлежащая лодочнику по имени Вонсвелл. В прошлом году я часто пользовался его услугами, обычно когда мне требовалось попасть по реке в Уайтхолл или Вестминстер.

– Мне нужно в Барн-Элмс, – сказал я ему. – И там тебе придется меня подождать. Возможно, несколько часов.

– Никак собрались на пикник, господин? – Вонсвелла отличала довольно странная, сардоническая манера говорить, было непонятно, шутит он или глумится, догадаться по лицу тоже не представлялось возможным; от постоянного пребывания на открытом воздухе оно превратилось в красную маску, твердую, как старая кожа. – Закусить и выпить, а потом немного песни погорланить, так?