Последний защитник - Тэйлор Эндрю. Страница 40
Сдвинув лист в сторону, я обнаружил под ним другой, на котором был текст, написанный довольно красивым разборчивым почерком. Я пробежал глазами заголовок:
Петиция, обращенная к ее сиятельству графине Каслмейн, самой прекрасной, прославленной Леди Удовольствие и прочее и прочее: нижайшее прошение несчастной компании обездоленных проституток, содержательниц публичных домов, сутенеров и сводников…
И в конце страницы:
Подписано нами, мадам Крессуэлл и Дамарис Пейдж, от имени всех наших сестер и товарищей по несчастью во дворе «Кобеля и суки», на Лукнор-лейн, Шафран-Хилл, в Мурфилдсе, на Чисвелл-стрит, Розмари-лейн, Найтингейл-лейн, на Рэтклифф-хайвей, Велл-клоуз, в Восточном Смитфилде…
Скрипнула дверь.
– Итак, сэр, сегодня фортуна вам улыбается.
Голос, который я слышал ранее. Я резко повернулся. Оказывается, в комнате была и другая дверь, частично скрытая расписной ширмой. Возле ширмы стояла невысокая женщина лет сорока, а то и пятидесяти, со следами былой красоты на лице. Она была одета хорошо, но неброско и элегантно. Так вполне могла выглядеть жена преуспевающего торговца, встречающая гостя у себя дома.
– Мадам, – произнес я, кланяясь, – премного вам обязан, несомненно.
– Мы, вообще-то, открываемся в три часа пополудни. Но раз уж вы каким-то образом оказались здесь, полагаю, мы должны утолить ваш пыл.
Я снова поклонился:
– Вы сама доброта.
Хозяйка заведения подошла ко мне. Она двигалась грациозно, а ее осанке могли бы позавидовать придворные дамы.
– Давайте впустим немного света.
Мадам Крессуэлл остановилась у окна и раздвинула шторы. Собрала бумаги на столе в аккуратную стопку и поставила на нее чернильницу вместо пресс-папье.
– Думаю, одна или две наши девушки уже готовы принять гостя-джентльмена. Честно говоря, им так нравится общество джентльменов, что они всегда готовятся заблаговременно. Однако вы пришли слишком рано, а потому, боюсь, некоторые из них могут быть в одних сорочках. – (Я не мог придумать, что сказать в ответ, и снова поклонился.) – Но сначала выпейте бокал вина, чтобы разжечь аппетит и усилить предстоящее удовольствие. Ни к чему стесняться, сэр. Молодым дамам нравятся мужчины с огоньком. Не могли бы вы позвонить в колокольчик? Шнурок там, у камина.
Не успел я дернуть за шнурок, как снова появился слуга с кошачьими манерами. Он принес поднос, на котором были вино и печенье.
– У нас так заведено, что гость-джентльмен платит за бутылку вина. Скажем, фунт. Будьте любезны, заплатите Мертону.
Деваться было некуда. Я достал кошелек и положил маленькую кучку серебра на поднос, который протянул мне Мертон.
– Давайте присядем и познакомимся поближе, – предложила мадам Крессуэлл, махнув рукой в сторону одной из кушеток. – Вы посещали мои дома раньше?
– Нет, мадам. Не имел удовольствия.
Она села поблизости на другую кушетку. Я сделал большой глоток вина. Все это время я прислушивался к звукам внизу.
– Что составляет ваше удовольствие? – спросила она. – Вы человек доблести, который сразу нападает на главные ворота цитадели и забирает все, смело ринувшись в атаку? Или же вы более тонкий воин, к примеру как хитрый Одиссей, который проникает через замаскированную заднюю дверь?
– Я… я не знаю, мадам.
Она улыбнулась мне с укором, словно мать, которую забавляет робость ее ребенка.
– Или вам нравится наказывать хорошенькую плутовку и наставлять ее на путь истинный? Нет? Быть может, вы по природе своей ученик? Предпочитаете ходить в школу и учиться? А иногда получать наказание розгами, если не усвоили алфавит достаточно быстро?
– Нет, – произнес я твердо. – Пожалуй, ученья с меня достаточно.
– В школе любви, сэр, всегда есть чему поучиться. А что насчет языка любви? Некоторые мои джентльмены любят, когда девушки говорят им непристойности. Для самых взыскательных гостей я рекомендую приятную компанию парочки лесбиянок. Это поистине редкое удовольствие как наблюдать со стороны, так и участвовать самому. Иногда требуется вмешательство джентльмена, чтобы помочь им в шалостях и приструнить озорниц, когда они слишком разойдутся.
Я допил вино. Мертон все еще стоял рядом.
– Я простой малый, мадам, – прочистив горло, заявил я.
– Понимаю. Без сомнения, как человек мудрый, вы предпочитаете посмотреть товар прежде, чем купить его. Что ж, так тому и быть. – Она взглянула на слугу. – Колокольчик!
Мертон дважды дернул за шнурок. Не прошло и минуты, как в комнате появились три молодые женщины. Они выстроились передо мной в шеренгу.
– Дорогие мои, – начала мадам Крессуэлл, – позвольте представить вас этому джентльмену. Первая слева, сэр, Амариллис. Покрутись, крошка, и не стесняйся. Пусть наш гость полюбуется твоими прелестями.
Амариллис оказалась пухленькой темноволосой девушкой со вздернутым носом. На ней была сорочка, расстегнутая на шее. Когда она кружилась для моего удовольствия, груди красавицы раскачивались у меня перед глазами, и то и дело мелькали соски. И еще меня обдало запахом духов и пота. Следующей была Доринда, маленькая, худенькая, с испуганным лицом и голубыми глазами. На вид ей было не больше двенадцати, и ее предплечья покрывали синяки разных оттенков – от багрового до бледно-синего цвета.
Наконец очередь дошла до Хлорис, одетой в халат, отороченный мехом на вороте и манжетах. Она смотрела на меня прямо, без тени кокетства. Бог мой, эта девушка напомнила мне Кэт, хотя лицо у последней было светлее, в обоих значениях этого слова. Хлорис развела полы одеяния в стороны, продемонстрировав мне свою наготу, после чего снова неспешно закуталась в халат.
Внизу громко постучали два раза. Кто-то стоял у входной двери.
– Вот эта мне по нраву! – Я указал на Хлорис.
Снова раздался стук, еще более громкий и продолжительный.
Но мадам Крессуэлл не обратила на него никакого внимания.
– О-о-о… – протянула она. – А вы тонкий ценитель, сэр. Хлорис воспитывалась в Париже. Она из очень хорошей семьи и часто бывала при дворе. Французы отличаются особым талантом в искусстве любви. Вы возьмете одну только Хлорис? Быть может, вы хотите, чтобы она развлекла вас на пару с подружкой?
– Одну лишь Хлорис, если можно, – сказал я.
У моего локтя возник Мертон и протянул поднос.
– Я всегда говорю, – начала мадам Крессуэлл, – что щедрое сердце щедро откликается, когда видит красоту. Обычно джентльмены дарят фунт за первые полчаса.
Снизу доносились голоса. Похоже, там спорили двое мужчин. Я резко встал, высыпал деньги на поднос Мертона и оттолкнул его руку. Меня подстегивало отчаяние.
– Мадам, прошу вас, не будем медлить! – взглянув на Хлорис, как я надеялся, с вожделением, взмолился я. – Я уже весь горю! Это сущая пытка! Не могу больше сдерживать страсть, я так могу лишиться мужественности.
– Мы этого не позволим. – В голосе мадам Крессуэлл слышалась нотка веселья. – Поспеши, детка, уведи своего поклонника.
Хлорис схватила меня за руку и потянула на лестничную площадку. Я слышал внизу голоса Даррела и других мужчин. Привратник явно вызвал подмогу.
– Сюда, сэр.
Хлорис привела меня в маленькую мрачную комнатку с низенькой кроватью, столом, ночным горшком и умывальником. Она закрыла дверь и повернулась ко мне лицом, при этом полы ее халата распахнулись.
– Как вы хотите, сэр? – спросила она по-деловому; ее выговор скорее напоминал бристольский, чем парижский. – Как вам больше нравится?
Я подошел к окну. Рама была закрыта. Окно выходило на глухую стену соседнего здания.
– На спине? – допытывалась Хлорис. – Или, может, на четвереньках? Некоторые джентльмены предпочитают эту позу, чтобы получить большее удовольствие. Герцог, например.
Голоса внизу становились все громче. К ним добавился голос мадам Крессуэлл.
Я обернулся:
– Герцог? Какой еще герцог?
– Жеребец, – улыбнулась Хлорис. – Самое подходящее для него имя. Олень с большущим членом, уж поверьте мне, и у него все время гон.