Последний защитник - Тэйлор Эндрю. Страница 50

Один из них пнул меня в плечо. Я вскрикнул от боли и завалился на спину.

Я лежал на твердых камнях. Конечности ломило от боли. Я дышал тяжело, как собака на жаре. Однако, на удивление, чувствовал себя чуть ли не умиротворенным. Я был бессилен что-либо сделать. И просто разглядывал белый потолок. Прямо над моей головой было яркое пятно: расписной барельеф в центре свода.

Мужчины стояли по обе стороны от меня и смотрели вниз. Дверь на петлях скрипнула и снова захлопнулась. Шаги третьего человека медленно приближались к нефу.

На барельефе был изображен герб Ост-Индской компании. Две красные розы, между ними в квадратах львы и лилии, старый королевский герб Тюдоров. А под ними, в самом низу щита, безмятежно плыли по морю на всех парусах три золотых кораблика.

«Везут грузы из Индии, – подумал я; мне было необходимо отвлечься, – грузы, которые набьют золотом карманы акционеров компании. – А еще я в тот момент подумал: – Неужели это последнее, что я увижу в своей жизни?»

Шаги стихли: мужчина остановился.

– Черт побери! – Слова вырывались из горла Роджера Даррела, как раскаленная смола. – Опять этот проклятый Марвуд!

Я оторвал глаза от золотых корабликов и посмотрел на прислужника Бекингема. Его лица я не видел, обзор заслонял огромный живот. Даррел отставил ногу назад. С этого ракурса она казалась такой же толщины, как и колонны, поддерживающие крышу. Он ударил меня ногой в висок, и мир вокруг исчез.

Глава 11

Весельчак, Шквал и Дидо

Пасхальный понедельник, 23 марта 1668 года

У Ферруса нет слов.

Она идет через парк. Красивая молодая леди, что была «У Фултона» в субботу. Та самая леди, которая с ним заговорила. Честное слово, она заговорила с ним. А что сделал Феррус? Он убежал, убежал.

Позже хозяин за что-то побил Ферруса, но он так и не понял, что именно сделал неправильно.

И вот она здесь. Просто чудо, чудеснее белой булочки с кухни миледи. Ей-ей, нынче день чудес. Пришла вместе со стариком, который встречался с хозяином «У Фултона». Старик опирается на руку молодой леди. Наверное, это ее дедушка. Феррус не знает, ему все равно.

Еще один человек идет с другой стороны от нее, высокий. На нем длинный коричневый камзол цвета старого засохшего дерьма (уж если Феррус хоть в чем-то разбирается, так это в дерьме). У него суровое узкое лицо, а на боку раскачивается длинная шпага в старых ножнах.

– Добрый день, Ривс, – говорит дедушка.

Хозяин смотрит на человека-дерьмо:

– Кто это, сэр?

– Друг, – отвечает дедушка и дрожит, как лист на ветру. – Он нам поможет.

– Среди друзей имена ни к чему, – говорит человек-дерьмо.

Непохоже, что у него есть друзья, да они ему и не нужны.

Не важно.

Что важно – это она. Для нее просто нет слов.

Феррус дышит все чаще и чаще. Ему не хватает воздуха, когда она здесь. Он в ней утопает. Воздух холодный, а ему жарко, и он весь вспотел. Кажется, что-то внутри вот-вот взорвется и выскочит изо рта, как стая голубей. От радости ему больно.

Нет слов, но Феррус не может не смотреть на нее. Она притягивает его глаза к себе.

Ее лицо полно чудес. Он хочет съесть ее глазами. Он глотает большой комок в горле.

– Черт тебя побери! – Хозяин хватает Ферруса за ухо так сильно, что голова его чуть не слетает с плеч. – Хватит уже витать в облаках! – А потом он говорит скользким голосом, каким разговаривает со своими хозяевами: – Знаете, господа, такую поговорку: «Чем больше лупишь палкой жену, собаку и ореховое дерево, тем лучше они становятся»? Так вот, к нашему Феррусу это тоже относится. Ха-ха-ха!

Кроме хозяина, никто больше не смеется. Он опять хватает Ферруса за ухо, но уже не так сильно, и на этот раз Феррус готов к удару, готов упасть и не ушибиться.

Он смотрит на леди искоса, снизу вверх и полузакрыв глаза. Радость горит внутри, как костер. Ох, нет слов для нее. И для этой штуки, что у него внутри.

Феррус, неестественно худой, с рыбьим лицом, лежал на сырой траве, куда он упал, и смотрел на Кэт. От его взгляда молодой женщине стало не по себе. У Ферруса на лбу была длинная царапина, вероятно след от камня, которым в него запустили у цирюльни на прошлой неделе. Кепка слетела с головы, обнажив густые спутанные волосы, темные с проседью. Он лежал, скорчившись, неподвижно, пока Ривс не пнул своего работника и тот не вернулся к жизни.

Это вывело Кэтрин из душевного равновесия, однако она не испытала сочувствия. Жалость – опасное чувство. Злость намного безопаснее.

– Хватит уже дурацких выходок! – сердито сказал господин Вил своим скрипучим голосом. – На нас смотрят.

Сегодня в парке было многолюднее, чем обычно в первой половине дня: во-первых, праздник; а во-вторых, погода хоть куда.

– Итак, Ривс, – произнес господин Вил, – как обстоят дела в Кокпите?

– Герцог Альбемарль до сих пор в деревне, сэр, и половина слуг с ним. Другая половина в городе, но, как говорится, господин… – Он фыркнул от смеха и изрек еще одну поговорку: – «Кот из дома, мыши в пляс».

Вил сурово уставился на Ривса и ничего не сказал. Золотарь отвел взгляд, и улыбка сошла с его лица.

– Сможете провести нас внутрь без затруднений? – спросил Хэксби.

– Запросто. Но слуге надо будет дать на лапу и, может, паре садовников тоже.

– А если вдруг начнутся расспросы? – осведомился Вил.

– Я скажу, что вы мои дальние родственники из деревни, сэр, если позволите. Нет ничего необычного в том, что людям показывают Большой сад и даже парадные комнаты, когда герцог в отъезде. Но об этом помалкивают, вы меня понимаете?

– Однако большинство гостей не заглядывают в канализацию.

– Да, сэр, но у нас все оговорено. – Ривс показал глазами на холщовый сверток на траве. – Это мои инструменты. Я сказал, что якобы поступили жалобы на засор в стоке за старым коллектором, поэтому мне нужно послать туда Ферруса, пока я буду с вами.

Хэксби глянул на Ферруса и наморщил нос:

– А этому парню можно доверять? Признаться, когда я увидел его, у меня появились сомнения.

Феррус явно пал духом от такого внимания. Он был выше и моложе хозяина и мог дотянуться дальше. Ривс с его короткими толстыми руками походил на барсука.

– Он ни слова никому не скажет, господин, я ведь вам говорил. – Ривс изо всей силы ткнул Ферруса в бок, и тот испуганно отскочил. – На самом деле ты же нем как рыба, да?

– Смотрите! Вот они! – подала голос Кэт.

К ним вдоль декоративного канала шла Элизабет Кромвель под руку с госпожой Далтон. За дамами следовал пожилой слуга.

Увидев Кэтрин, Элизабет оторвалась от крестной и с распростертыми руками побежала ей навстречу.

– Ну, слава богу! – воскликнула она. – Я боялась, что вы не придете.

Кэт позволила Элизабет обнять себя – руки у нее были мягкие и надушенные.

«Ох, и влипли же мы! А все из-за дурацкой прихоти мужа, – подумала Кэтрин. – По своей воле я бы сюда ни ногой».

– Отец сейчас у Бекингема, – прошептала Элизабет, схватила руки Кэт и сжала их. – За ним приехали в экипаже вчера вечером и увезли. Я так боюсь, что его обманут.

Хэксби отвесил Элизабет такой низкий поклон, что чуть не упал:

– Ваш покорный слуга, миледи. Отец дал вам подробные указания? Без них мы ничего не сможем сделать.

Элизабет посмотрела на него, потом снова на Кэтрин:

– Я тебе скажу. Наедине.

Она отозвала подругу в сторону. Госпожа Далтон и ее слуга остановились в пятидесяти шагах от них и разглядывали плавающих уток.

– Ты единственная, кому я доверяю, – произнесла Элизабет. – Как мы можем быть уверены, что эти люди не украдут то, что найдут?

– Насколько я могу судить, этого опасаться не стоит. – Кэт оглядела четверых мужчин. – Мой муж никогда не обманет тебя и твоего отца, ручаюсь. Работник золотаря будет делать то, что велит ему хозяин. Не думаю, что у него на уме что-то дурное. Что же касается самого золотаря, он довольно жаден, но ему уже хорошо заплатили, и при господине Виле он будет осмотрителен. Ну а сам Вил какой-никакой, но все-таки священник и служит Бекингему. Может, он и фанатик, но вряд ли вор.