Столичный доктор. Том V (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 48

Пошли смотреть девочку. Красивая, даже в болезни. Бледная, худая. Наполнение пульса плохое. Сыпь похожа на крапивницу, но давно и не зудит. А так — придраться не к чему. Разве что когда встала с постели, на подушке осталось много волос. Не пара, как в песне, а десятки. Выпадают, и интенсивно. Вон, на темени проплешина скоро будет, кожа светится прямо сквозь жидкие волосики.

Поспрашивал Веру. Началось с тошноты, но она никому не говорила. Потом появился понос, и тоже молчала, терпела — ведь не десять раз в час, а так, раза три-четыре в день. Наконец, кожа. И слабость. А волосы… Тут она не выдержала, и разрыдалась. Красоту жалко стало. Понятно, девчонка ведь. Урожай на подушке собирать начала недели три назад.

Осмотр не дал ничего. Да и я не первый, отметились коллеги, все как один именитые. Тоже с умным видом кивали, но эффект близок к нулю. Оно и понятно — что лечить, не знают, пытаются хотя бы симптоматически помочь. Порошочки, крема, болтушки, пилюли. Всё без толку.

Версия с отравлением исключена. Питание — под жестким контролем, пища только домашняя, которую все едят. То есть, если было, то должно становиться лучше после исключения. Может быть мышьяк? Нет, уже пошла бы на поправку. Таллий? Я даже не знаю, травят ли им уже крыс, хотя элемент такой в таблице Менделеева есть. Но там отравление быстрое, не как здесь. Свинец? Но откуда? Остальные никаких признаков не показывают.

— Точно никто больше не заболел? — спросил я уже для проформы, на всякий случай. — Прислуга, может? Кто-то из гостей?

— Виктор Андреевич болел, когда и я начала заниматься. Но мы занятия прекратили, и я не знаю… — вдруг сказала Вера.

— Это кто?

— Учитель танцев, — нехотя ответил Алексей Александрович. — Здесь, за стенкой, класс, в котором они…

— Разрешите посмотреть?

— Да, конечно.

Класс и вправду рядом, соседняя дверь. Всё по-взрослому — зеркальная стена, балетный станок, пианино в углу, паркет идеально уложен. И видно, что занимались — брусья на станке вытерты тысячами касаний.

— А это что? — спросил я, показывая на висящее по центру зеркало.

Старинная вещица, в раме из мореного дуба, с вырезанным внизу свернувшимся драконом. На спине чудища — крест. Выглядит страшновато!

— Отец привез из Румынии, — надулся от гордости граф. — Большие деньги заплатил. Якобы принадлежало князю Владу Третьему Цепешу. Его еще называли Дракулой. Слышали о таком?

Я неопределенно покачал головой. Прообраз всех будущих вампиров?

— Состоял в рыцарском ордене дракона, был такой в Венгрии в пятнадцатом веке. Вере очень понравилось, и я по ее просьбе приказал повесить здесь.

— Но в пятнадцатом веке зеркало такого размера тогда целое состояние стоило.

— Так оно не из стекла, металлическое.

Стокер еще свой роман не опубликовал, сказки про вампиров модными, кажется, пока не стали. Так что про румынского господаря знают в основном историки. Но тут точно не вурдалаки. Что-то другое.

— Давно оно здесь?

— Да с полгода, наверное, или чуть меньше.

— А стена капитальная?

— Нет, простая перегородка, я помню, как ремонт делали. Но Вере не мешает — когда она отдыхает, сюда никто не ходит…

— Дадите мне адрес этого учителя? Хочу заехать, осмотреть его.

Пока слуга искал искомое, у нас появился новый участник дискуссии. Судя по тому, как вытянулся граф, я сейчас познакомлюсь с внуком матушки Екатерины. Александр Алексеевич за время службы губернатором приобрел профессионально-доброе выражение лица. Вошел, поздоровался запросто, нас представили.

— Что скажете, князь? — спросил он. — Вы же вроде хирург?

— Да, хирург.

— Я вот что думаю. Вся эта свистопляска из-за дряни этой, — он показал на зеркало. — Как вытащили из подвала, да повесили сюда, так все беды и начались. Оно проклятое! Жалею, что купил его.

— Но ведь Вера уже месяца два и не заходит сюда, — терпеливо начал объяснять Алексей Александрович. — Какое же тут проклятие⁇

— А оно на весь дом распространяется!

— Папа, это совершенно антинаучные взгляды!

Кажется, в моем обществе более не нуждались. Сейчас отец с сыном будут долго тянуть одеяло каждый на себя, и продолжать бесконечный спор.

Учитель танцев не рассказал ничего нового. Да, были проблемы с кишечником, пропал аппетит, но потом всё пришло в норму. Как раз когда занятия прекратились, через месяц примерно прошло. Сейчас — нормальный здоровый мужчина, худощавый. Так танцор ведь, они редко тучными бывают. Но экзема на спине есть, и кожа сухая. И на вопрос о волосах ответил утвердительно.

Но гипотеза у меня всё же была. Наверное, я один мог такое предположить. Но это требовало проверки. Простой и довольно быстрой.

Мне бы фотографическое ателье, но по дороге не было, как назло. И магазинов, торгующим всем для этого, не помню. Но есть ведь замечательное место, где с фотоприладами всё в порядке. И называется оно кабинет икс-лучевой диагностики клинического института Великой княгини Елены Павловны. Там и пленка есть, и проявят быстро.

Лаборанты меня знали — как же, личность легендарная, стоял у истоков, самому Рентгену во время судьбоносного опыта ассистировал. Просьбе моей не удивились, и через десять минут выдали шесть кусочков фотопленки, завернутых в светонепроницаемую бумагу. Теперь опять гнать на Галерную. Блин, а так хотелось пораньше домой вернуться!

Алексей Александрович повторного визита не ожидал. Но просьбу мою выслушал. Вместе с научным обоснованием. Я наплел про опыты Моровского, которые на самом деле тот еще не закончил, и мы разложили маленькие сверточки в танцевальном классе — четыре штуки, и парочку в спальне Веры. Договорились, что приеду завтра.

И я помчался домой. Как же хорошо, когда есть к кому возвращаться! Всё мне теперь казалось медленным — особенно кучер, который явно саботировал мои указания ехать побыстрее. Лошадка его плелась прогулочным шагом, он то и дело останавливался, чтобы пропустить ломовых извозчиков, которых мог объехать загодя. Негодяй, одним словом.

Агнесс уже проснулась, и продолжила обследовать дом. Ясное дело, тут за день только мельком можно ознакомиться. А уж изучить все закоулки и секретные проходы — и недели не хватит, наверное.

Зато Семашко с Грегором спелись. И спились. Обсуждение марксистской точки зрения на виноделие довело их до стадии «Ты меня уважаешь?». Красавцы! Надо разгонять их, пока революцию в отдельно взятом дворце не начали. Гамачек, кстати, покрепче оказался. Опыт и тренированная печень победили молодость. А Николай, пошатываясь, побрел к себе во флигель.

Меня накормили великолепным ужином, потом мы раскладывали пасьянсы и мило болтали, слушая музыку. Ну и целовались, как без этого… Так уж заведено у жениха и невесты, когда они остаются наедине. Кстати, Лиза не шутила. Она действительно пригласила Агнесс к себе в гости. Постарался воспринять это известие спокойно.

Мне самому интересно было: будут следы излучения на пленке, или нет. Так что к дворцу Бобринских я подъезжал с чувством легкого нетерпения. Алексей Александрович прошел вместе со мной и молча наблюдал, как я заворачиваю сверточки в кулечки, ставлю на них карандашом номерочки, и отмечаю в записной книжке, где какой лежал.

Когда я собрался увозить добычу туда, где вчера всё раздобыл, он попросился со мной. Понимаю, возможность узнать первому о причине болезни любимой дочки манит. Я бы тоже не вытерпел.

Приехали в институт, и я просто отдал пленки на проявку. Поднялись в кабинет Склифосовского, и стали ждать. Бобринский пытался поддержать светский разговор, но постоянно сбивался. Мне было проще: я взял номер «Ланцета», который еще не читал, и начал его перелистывать. Нашей статьи об «операции века», как ее назвал Микулич, еще не было — она стояла в плане на зиму. Вряд ли будут долго тянуть, подписи Склифосовского и Микулича, признанных мировых авторитетов — верный знак того, что задерживать не станут.