Столичный доктор. Том IV (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 14

Разбудил меня секретарь. Вернее, телефон, по которому он трезвонил. С одной стороны, хорошо, а то я разоспался что-то. От стресса, наверное. А с другой — вот не трогали бы, и так встал, но чуть позже. Зато не от внешнего раздражителя, а потому что выспался.

— Алло, — прохрипел я в трубку и откашлялся. — Баталов, слушаю.

Впрочем, качество связи сейчас такое, что хоть хрипи, хоть кашляй, заметно на другом конце не очень.

— Евгений Александрович, это Николай, секретарь. Вас просили телефонировать в гостиницу «Англия». Номер…

— Помню, тысяча ровно. Кто спрашивал?

— Говорили по-немецки. Фамилия… сейчас… Халачек. Вроде так.

Сон мигом слетел с меня.

— Гамачек. Спасибо.

Пока телефонистка соединяла с «Англией», я успел подумать: странно, что в Питере папа Агнесс выбрал именно эту гостиницу, в которой я прожил довольно долго. Не как Набоков в «Монтрё палас», пятнадцать лет, но достаточно, чтобы прикормленный подачками и пребывающий в тонусе от обилия жестких требований персонал, увидев меня, сразу начинал кланяться.

— Гостиница «Англия», слушаю вас.

Из-за помех и не разберешь даже, кто отвечает.

— Это Баталов.

— Евгений Александрович, рад вас слышать!

— Герр Гамачек…

— Да, он телефонировал вам, а сейчас вышел, он сказал ненадолго. Номер седьмой.

— Спасибо, — ответил я, отрывая трубку от уха.

Извозчика возле нашей больницы и искать не надо — постоянно дежурят. Сколько тут? Километра три? Фонтанка, Марсово поле, Дворцовая набережная… Что же я не спросил, один он или с дочерью? Вдруг что-то случилось?

С самим виноторговцем я ни разу не встречался. Даже не знаю, как он выглядит. Эту тему мы в переписке с Агнесс не поднимали. Но я представлял его почему-то остроносым высоким дядькой, среднего телосложения и с волнистыми волосами. Капитан бизнеса типичный, жесткий на работе, но любящий отец и всё такое. Короче, оказался в плену стереотипов. Какой он в жизни — сейчас узнаю. Хотя меня, если честно, больше беспокоила его дочь, а не винное королевство европейского масштаба.

Не могу сказать, что тот поцелуй у реки снился каждую ночь, но Агнесс настолько прочно вошла в мою жизнь, что я начал ощущать прямо какую-то зависимость от нее. Не о том думаю, совсем не о том. Дворцовая набережная плавно перетекла в Адмиралтейскую, потом мы повернули на Сенатскую площадь, сейчас почти полностью покрытую брусчаткой, есть только маленький скверик между тылом Медного всадника и Исаакием. Так, собор… Как всегда, когда хочется быстрее, что-то начинает мешать. На повороте с Почтамтской улицы сцепились две ломовые телеги, почти полностью перекрыв дорогу. Пробка конца девятнадцатого века во всей красе. Извозчики только приступили к выяснению деталей родословных, причудливо разнообразя сексуальную жизнь предков различными животными. Это долго ждать. Хотя, что я сижу? Ноги отсохли? Да я на пороге гостиницы почти, ее отсюда не видно только потому, что деревьями закрыта.

Бросил извозчику двугривенный и быстро пошел вдоль чугунной ограды Исаакиевского сквера. Ага, вот она, искомая калитка, срежу метров пятьдесят против обхода по периметру. И на тридцать короче, чем если бы я пошел мимо собора. Я эту площадь шагами обмерил вдоль и поперек. Выгонят с работы, пойду в экскурсоводы.

Возле самой гостиницы пусто. Нет, вон бонна с ребенком прогуливается, чуть дальше офицер с дамой идут в сторону Мариинского дворца, мне навстречу. Но это не в счет. Явно местные жители. Впрочем, там внутри есть люди, которые расскажут всю правду. И своих фантазий тоже «насыпят».

Я вошел в фойе, кивнув швейцару. Да, знаю, с прислугой не здороваются, но доброе слово и собаке приятно, а обслуживающему персоналу тем паче. Портье дернулся навстречу открывающейся двери, а увидев меня, расцвел в более широкой улыбке, чем то полагается в рамках служебного рвения. За рубль он и сплясать готов, не только кланяться.

— Евгений Александрович! Я рад приветствовать вас вновь в нашей гостинице!

— Здравствуйте, Максим, — коротко кивнул я. — Где герр Гамачек?

— Еще не возвращался. Если желаете, можете подождать…

— Он один приехал?

Ответ повис в воздухе, потому что цокот каблучков, слышный с лестницы, усилился до максимума и затих буквально рядом с нами. Чьи-то нежные ручки закрыли мне сзади глаза.

— Фройляйн Агнесс, как же я рад вас видеть… — только и смог я выговорить. Поцеловал ладони, повернулся.

Потому что да, ответ стоял передо мной — прекрасный, что и сказать. В белом платье, шляпке и с милым шарфиком на шее.

И это мне не гормоны в голову стукнули, я уже пипец какой старый и циничный, абсолютный чемпион мира по эмоциональному выгоранию. Гормоны — это когда голова отключается. А у меня она ясная и мысль четкая и прозрачная. Это та самая женщина, с которой хочу состариться, жить, не расставаясь, любить, ссориться, мириться, пить чай и просыпаться рядом. Я, блин, хочу семью с ней, детей и внуков. И дальше как получится.

Но я промолчал. Наверное, не время еще произносить эти слова. Но как только нужный момент настанет, тогда и скажу. Я знаю про нее всё — что она любит есть, какие книги читает, какие чувства у нее вызывает огонь в камине и сколько ложек сахара она кладет в чай. Ответ — ни одной.

— Герр Баталофф… Евгений… — она выговорила мое имя аккуратно, оно было для ее языка непривычно, но Агнесс старалась. — Наконец-то нам удалось увидеться…

И все это по-русски! С акцентом, запинками, но на моем родном языке. Вот это сюрприз! Я развел руками в изумлении.

Агнесс очень мило покраснела, и тем самым погубила меня окончательно.

— Максим, — сказал я, чуть повернув голову в сторону портье, который делал вид, что ему совсем неинтересно.

— Да, Евгений Александрович?

— Срочно пошли кого-нибудь за цветами. Большой букет. Белых роз. Стоп, розовых. Десятка два. Самых лучших. Ты хорошо понял?

— Да, ваше…

— Так бегом побежал!

— Герр Баталофф, позвольте представить вам моего отца, Грегора Гамачека.

Агнесс смотрела куда-то мне за левое плечо, и я повернулся туда. Виноторговец с нарисованным моим воображением образом не совпадал. Чем-то он был похож на артиста Машкова, молодого, еще когда тот не стал считать себя политиком. Нет, внешне мужчина, стоящий передо мной и тянущий руку для приветствия, возрасту своему — сорок с хвостиком — соответствовал. В аккуратной бороде даже седина присутствовала. И на висках тоже. Но глаза оставались молодыми. Как у двадцатилетнего. Судя по взгляду, ему до сих пор интересно жить. Он мне нравится, честное слово.

Получается, я опередил его на какую-то минуту, не больше. И Агнесс его в окно увидела, побежала вниз встречать. Ну так меня она и видеть не могла, разве что на улицу высунулась бы — я как раз под окнами был, сразу дорогу перешел.

Естественно, разговор дальше пошел на немецком. Познакомились, вежливые слова сказали. Настроение отличное, надо продолжить праздник. Ясен пень, девицу саму никто не отпустит. Тут вам не Вюрцбург, чужая страна. Да и там, если общаться официально, то тоже — в присутствии родственницы или еще какой охранницы женского полу.

Пока мы раскланивались, прибежал мальчик с цветами. Молодцы, помнят, любят, ждут. Я охапку схватил, и презентовал даме. Виноторговец, кстати, воспринял это без восторга. Даже в сторону отошел. Зато фройляйн Агнесс обрадовалась, будто это был первый букет в ее жизни. Или это я так подействовал?

Ну и всё, подержала, и передала тому же мальчику, чтобы в номер отнес. Я вспомнил байку, которую мидовцы в вагоне рассказали. Будто китайскому посланнику, которого в Москве поселили в каком-то особняке, поставили в спальне свежесрезанные цветы, чем чуть не вызвали дипломатический скандал. Оказалось, это жестокое оскорбление, такое у них только на похоронах принято. Хотел рассказать, но передумал. Мало ли как это Гамачеки воспримут.

— Вы — мои гости. Хочу пригласить вас на обед, — предложил я. — Там и познакомимся поближе.