Педро Парамо. Равнина в огне (Сборник) - Рульфо Хуан. Страница 8
Вселенная Комалы построена на ряде мифологем («поиск отца», «потерянный рай», «вечное возвращение»), уходящих корнями в тысячелетние традиции трех важнейших для Рульфо цивилизаций: греко-латинской, христианской и индейской. «Педро Парамо» становится, таким образом, яркой демонстрацией феномена транскультурации [61], т. е. определения латиноамериканской культуры через синтез европейской и индейской. Характерна, например, реализация в романе мифологемы путешествия в мир мертвых: западноевропейские культурные представления (миф об Орфее, «Божественная комедия») сливаются здесь с индейскими (ацтекский миф о путешествии в загробный мир бога Кетцалько́атля).
Связь путешествия Хуана Пресиадо с миром индейской мифологии была бы, возможно, не столь очевидной, если бы не образ «звезды рядом с луной», давший роману его первое название. Согласно наиболее правдоподобной трактовке, предложенной Виктором Хименесом, звезда рядом с луной – не что иное, как ацтекский бог Шолотль, брат-близнец Кетцалькоатля, проводник душ умерших в загробный мир Миктлан. Шолотль в ацтекской мифологии – единственная звезда, которую могут видеть мертвые, ее свет необходим обитателям Миктлана. Таким образом, закономерным представляется неоднократное упоминание звезды в эпизодах, где Хуан Пресиадо, как кажется, окончательно переступает границу мира живых и вступает в мир мертвых.
Символ – незаменимый инструмент для достижения многозначности, столь важной для любого модернистского произведения, – пронизывает роман Рульфо от начала и до конца. Глубоко символично имя главного героя: Педро восходит к древнегреческому Πέτρος «камень», в то время как испанское páramo означает «пустошь» [62]. Название деревни Комала связано с комалем (comal) – широкой глиняной сковородой, которую и по сей день используют в быту жители Центральной Америки [63]. Дождь, символ плодородия и благополучного детства Педро Парамо, противопоставляется нестерпимой жаре, олицетворяющей преисподнюю. Мотив инцеста, разработанный на поверхностном, социально-бытовом уровне в рассказах «Равнины в огне», в романе становится глобальным символом вырождения.
Наряду со сложной композицией, многоуровневым содержанием и символикой, важнейшей особенностью «Педро Парамо» является его поэтика. Уже в начале романа Хуан Пресиадо оказывается погружен в мир звуков – шум дождя, дуновения ветра, шепоты и, наконец, голоса, ставшие причиной его смерти:
Так и есть, Доротея. Меня убили нашептывающие голоса.
Чьи голоса слышит герой? Многое говорит о том, что в конце своего путешествия Хуан Пресиадо попадает в мир мертвых – точнее, не получивших прощения, страдающих душ умерших. Впечатляющий эффект многоголосья, пронизывающий произведение Рульфо, достигается за счет мастерского смешения простой и лаконичной речи мексиканских крестьян и патетического языка, почерпнутого из стихов «современников» и других поэтов-модернистов.
Язык «Педро Парамо» не случайно становится объектом все новых исследований в области лингвопоэтики [64], авторы которых неизменно относят роман Рульфо к ярчайшим образцам так называемой «поэтической прозы». Писателю и критику Хуану Хосе Доньяну принадлежит очень точное, на наш взгляд, высказывание, согласно которому Рульфо является «великим мексиканским поэтом, никогда не писавшим стихов» [65].
Роль «Педро Парамо» в развитии латиноамериканской и мировой литературы, далеко не в полной мере оцененная критиками и читателями и сегодня, точно обозначена в эссе, которое посвятила роману Сьюзен Зонтаг:
Переоценить влияние романа на испаноязычную литературу последних сорока лет едва ли возможно. «Педро Парамо» – классика в самом полном смысле этого слова. В ретроспективе кажется, что этой книге суждено было быть написанной. Она глубоко повлияла на литературный процесс своего времени, отзвуки ее слышны во многих книгах и по сей день [66].
В «Педро Парамо» Рульфо решительно отдаляется от классических канонов реализма, доминировавших в мексиканской литературе предыдущие десятилетия, и, по выражению Карлоса Фуэнтеса, «золотым ключом» закрывает этап романа о революции. С публикацией романа Рульфо становится одним из авторов, творчество которых в середине XX века обозначило острую необходимость в поиске новой формы для отображения латиноамериканской действительности, – Алехо Карпеньтера (Куба), Мигеля Анхеля Астуриаса (Гватемала), Хуана Карлоса Онетти (Уругвай), Ромуло Гальегоса (Венесуэла), Эрнесто Сабато (Аргентина). «Педро Парамо», наряду с другими ключевыми текстами эпохи, становится одним из «предвестников» пика латиноамериканской литературы – так называемого бума.
Сам Рульфо всегда высказывался об успехе своих произведений со свойственной ему скромностью:
Когда я писал роман в своей квартире на улице Насас, 84 […], я и подумать не мог, что спустя тридцать лет люди прочтут то, что родилось из моих навязчивых мыслей, на таких языках, как турецкий, греческий, китайский или украинский. В этом нет моей заслуги. Я писал «Педро Парамо» с одной целью: избавиться от страшной тоски. Потому что писать для меня значит страдать [67].
1. Кофман А. Ф. Хуан Рульфо // История литератур Латинской Америки, кн. 5. Очерки творчества писателей XX века. Москва, Наука, 2005. С. 450–480.
2. Кутейщикова В.Н., Осповат Л. С. Новый Латиноамериканский роман. Москва, Советский писатель, 1976.
3. Светлакова О. А. Рульфо по-русски: переводы П. Н. Глазовой через полвека, Литература двух Америк. № 3. Москва, ИМЛИ РАН, 2017.
4. Светлакова О.А., Тимофеева К. Ю. В поисках отца: от Хорхе Манрике до Хуана Рульфо // Латинская Америка, № 5. 2013. С. 90–102.
5. Amat, N. Juan Rulfo. El arte de silencio. Barcelona, Omega, 2003.
6. Arguedas, J. M. El zorro de arriba y el zorro de abajo. Caracas, Fundación Editorial el perro y la rana, 2006.
7. Barajas García, J. M. Como si fuera un montón de piedras: Mallarmé y Rilke en Pedro Páramo. Veracruz, UV, 2017.
8. Boldy, S. A companion to Juan Rulfo. Woodbridge, Tamesis, 2016.
9. Campbell, F., ed. La ficción de la memoria: Juan Rulfo ante la crítica. México, Era-UNAM, 2003.
10. Fuentes, C. Mugido, muerte y misterio: El mito de Rulfo // Revista Iberoamericana, University of Pittsburgh, Pittsburgh, 1981, núms. 116–117.
11. García Márquez, G. El periodismo me dio conciencia. Madrid, La Calle, 1978.
12. Gorostiza, J. Torre de señales: Hacia una literatura mediocre // El Universal Ilustrado, vol. XIV, núm. 714, 1931.
13. Reyes, A. Las burlas veras: nuevos rumbos de nuestra novela. Revista de revistas, 2335, 1954.
14. Roffé, R. Juan Rulfo: biografía no autorizada. Madrid: Fórcola, 2012.
15. Rulfo, J. Pedro Páramo, treinta años después // Cuadernos Hispanoamericanos. Madrid, Instituto de cooperación iberoamericana, 1985, pp. 5–7.
16. Rulfo, J. El Llano en llamas. Cátedra: Letras Hispánicas (cuarta edición), Madrid, 2017.
17. Rulfo, J. Aire de las colinas, Cartas a Clara. Madrid, Editorial Debate, 2000.
18. Rulfo, J. Una mentira que dice la verdad. México, Editorial RM, 2022.
19. Sontag, S. Pedro Páramo // Where the Stress Falls: Essays. London, Vintage, 2003.
20. Soler Serrano, J. A fondo: Juan Rulfo (DVD), Radiotelevisión Española, 1977.