Сотня. Казачий крест - Трофимов Ерофей. Страница 12

Отвесив себе мысленного пинка, парень принялся перебирать железный лом, предназначенный для переплавки. Григорий умел не только ковать различные вещи, но и иногда переплавлял металл. Плавкой чугуна он тоже владел, но делать это приходилось не часто. Чего мастер не умел делать совсем, так это не владел мастерством точного литья. Просто необходимости не было. Такие умения обычно нужны были мастерам колокольщикам.

Провозились они до самой темноты, но в кузне теперь царил образцовый порядок. Весь инструмент был разложен по местам, а весь металлический лом был собран в несколько старых корзин. Вычистив под конец горн, Григорий устало вздохнул и, хлопнув сына по плечу, решительно заявил:

– Хватит, сын. Вечерять пошли. Да и отдохнуть надо. Тебе с утра новая забота будет. У Елизара учиться – дело непростое. Уж поверь.

– Учёба всегда дело непростое, – усмехнулся Матвей в ответ.

Утром, едва рассвело, он вошёл на подворье старого казака и, присев у крыльца на лавочку, принялся ждать. Ломиться в дом, пока хозяева ещё сами не вышли, было бы невежливо. Тем более в такую рань. Но не успел парень перевести дух, как дверь распахнулась и на крыльцо вышел сухой, жилистый казак среднего роста, с лихо закрученными усами и аккуратно подстриженной бородкой.

– Ага, пришёл, значит, – едва увидев парня, усмехнулся казак. – Добре. Гляжу, ничего с собой брать не стал.

– Так не знал толком, что для ученья потребно, потому и не стал ничего с собой нести. Всё одно тебе, дядька, прежде на меня как следует глянуть надо.

– А чего на тебя глядеть? – тихо рассмеялся казак. – Нешто я не знаю, кто ты таков и чем промышляешь? А ну, дай руку, – скомандовал он, протягивая ладонь словно для рукопожатия.

Уже понимая, что дальше будет, Матвей спокойно вложил свою ладонь в его руку и слегка сжал пальцы. Работа молотобойцем в кузнице развила предплечья парня так, что казак удивлённо вскинул брови, почувствовав его хватку.

– Добре. А сильнее можешь?

– Могу, да только боюсь, как бы руку тебе, дядька, не повредить.

– Смелый. Жми, не таись. Поглядим, чем ты там в кузне занимаешься, – снова усмехнулся казак, сжимая пальцы.

В ответ Матвей приложился от всей души, и Елизар растерянно охнул, когда его пальцы захрустели в хватке парня.

– Полегче, ирод! И вправду искалечишь, – прошипел он, выдёргивая руку.

– Прости, дядька, только я ведь не шутил, – пожал Матвей плечами.

– Бог простит, – отмахнулся казак. – Добре. Руки у тебя крепкие, значит, и шашку не выпустишь. А теперь, казачок, надобно тебе научиться её в руке держать правильно.

* * *

– Ногами, ногами играй! – покрикивал старый казак, попутно раскручивая длинный кнут.

Матвей и прежде слыхал, что в старые времена были мастера кнутобои, способные одним ударом переломить лавку, но впервые увидел подобное собственными глазами. Как оказалось, кнут в деле обучения у казака был чем-то вроде указки. Он запросто мог им показать точку, в которую парень должен был нанести удар или перехватить на замахе руку с шашкой. Да и вообще, в руках Елизара это была универсальная штука.

Не удержавшись, Матвей попросил разрешения попробовать кнут самому и первым же движением едва не смахнул себе ухо. Выяснилось, что орудовать этой штукой совсем не так просто, как кажется внешне. Приходится учитывать кучу всяких параметров. От расстояния до цели, и до общего объёма окружающего пространства. Ну и движения самого кнута, естественно. Елизар, вдоволь посмеявшись над его попыткой, быстро объяснил, что подобным искусством овладеть не проще, чем той же рубкой в лаве. Потирая краснеющее ухо, Матвей кивнул и, вздохнув, вернул кнут хозяину.

А дальше началось то, что здесь называют обучением. К счастью для самого Матвея, уроки, полученные им от отца, пришлись очень даже в тему. Даже те упражнения с ломами. Вручив парню шашку из своих запасов, казак показал пару движений и принялся натаскивать на них Матвея, заставляя его повторять всё раз за разом. Отлично понимая, что подобные действия должны быть доведены до автоматизма, парень с головой ушёл в тренировку. Уже через час Елизар остановил его и, одобрительно кивнув, проворчал:

– Сразу видать, Гриша тебя не только молотом махать учил. Завтра приходи со своей шашкой и с конём. Посмотрим, как ты в седле.

Вот тут Матвей изрядно струхнул. Ведь в прежней жизни верхом ему доводилось ездить не часто. Да, основы он помнил, благо дед в своё время держал коня и к седлу внука приучил рано. Но одно дело – ехать по кругу рысью, и совсем другое – галопом, с шашкой в руке.

– Боюсь, дядька Елизар, в седле мне тяжко придётся, – подумав, осторожно высказался парень.

– Чего бы? – удивился казак.

– Так после того удара я ж забыл всё. Имя своё и то с грехом пополам вспомнил, – тут же подпустил парень сиротской слезы.

– Ага, от оно, значит, как, – озадачился казак. – Ну, делать неча. Слово дадено. Да ты не журись. Бог не выдаст, свинья не съест. Приезжай верхом, а там видно будет. Надо станет, научу и в седле сидеть, и джигитовать, как положено.

– Благодарствую, дядька Елизар, – вежливо склонил голову Матвей. – Буду.

– Конечно, будешь. Сам сказал, что учиться хочешь. За язык никто не тянул, – рассмеялся тот.

Усмехнувшись в ответ, Матвей ещё раз поклонился и, попрощавшись, поспешил домой. Умывшись у бочки, он устало перевёл дух и, пройдя в дом, быстро сменил одежду. Для тренировки Настасья выдала ему старую одежду отца. Для работы была другая, но и её уже пора было менять. Маловата стала. Войдя в кузню, парень поздоровался с отцом и, подхватив кувалду, встал к наковальне. Григорий как раз правил крепко погнутый лемех от плуга, так что помощь ему была не лишней.

Закончив работу, кузнец аккуратно повесил готовый заказ на гвоздик и, напившись, негромко спросил:

– Как у Елизара прошло?

– Да вроде добре. Велел завтра с шашкой и конём быть, – коротко ответил парень.

– С конём то добре, – одобрительно кивнул кузнец. – Выходит, основа у тебя крепкая. Видать, не всё забыл, чему учился.

– Скорее, тело помнит. А вот в башке – как в старой бочке. Только тени да пыль какая-то, – на всякий случай пожаловался Матвей.

– Да уж, беда, – вздохнул Григорий. – Тут вот ещё что, сын. Я три года тому назад сговорил тебя на дочке Андрея-урядника женить, как в возраст войдёте. Да только отказались они. Точнее, дочка его знать тебя не желает. Говорит, не хочет с палёным жить, – грустно улыбнулся мастер, глядя на сына с нескрываемой жалостью.

– Да и хрен с ней, – помолчав, решительно отрубил Матвей. – Коли дура, так и ну её. Обойдусь.

– Так ты, выходит, и её забыл? – моментально сообразил казак.

– А что? Разве промеж нас было чего? – насторожился парень.

– Так сам мне гуторил, что люба она тебе, – развёл кузнец руками. – Что с ней жить хочешь.

– Может, оно и было, да только сам знаешь, батя. Смерть, она крепко ума прибавляет. Особливо ежели рядышком пройдётся. Вот, похоже, и мне прибавила, – принялся выкручиваться Матвей.

– Это верно, – задумчиво кивнул мастер. – Добре. Тогда я Андрею так и скажу, что ты, мол, зла не держишь и от сговора отказаться готов.

– А ему-то что за печаль? – не понял Матвей.

– Не дури, – укоризненно фыркнул Григорий. – Слово казацкое дадено было, а потому это обида роду нашему получается.

– Да бог с ним. Какие тут теперь обиды. Кто ж знал, что оно вот так всё будет, – развёл Матвей руками. – К тому же, может, оно так и лучше. Помнишь, как в Писании сказано? В горе и радости, богатстве и бедности. А тут, едва беда случилась, и всё. Сразу на попятный пошла.

– Так вы ж не венчаны, – растерялся кузнец.

– И что? Всё одно, сговор-то был, – не уступил Матвей. – Вот и выходит, что не люб я ей был. Так, баловство одно. Перед подружками покрасоваться. Вот я, какая краля, с самой юности сговорена.

– Добре рассудил, казачок, – раздался голос, и в кузню вошёл Макар Лукич.