Как Сюй Саньгуань кровь продавал - Хуа Юй. Страница 7
– Вот талон, вот деньги, купи, пожалуйста, рис. Осталось на один вечер.
– Нет, я после работы расслабляюсь. Это тебе наказание. С Хэ Сяоюном спала, Первого прижила, теперь рис сама таскай.
– Я пятьдесят кило не подниму.
– А ты купи двадцать пять.
– Я и двадцать пять не подниму.
– А ты купи десять.
…
– Тут простыня большая, помоги выжать.
– Только я устроился, а ты со своей простыней.
…
– Помоги шкаф подвинуть.
– Я расслабляюсь.
…
– Сюй Саньгуань, за стол.
– Подай сюда.
– И долго ты будешь расслабляться?
– А я не знаю.
…
– Сюй Саньгуань, дети легли, у меня глаза слипаются. Ты когда нарасслабляешься, приходи в кровать.
– Иду.
Глава VII
На фабрике Сюй Саньгуань ходил с тачкой, поэтому каждый месяц ему выдавали новые нитяные перчатки. Женщины ему завидовали.
– Ты раз в сколько лет их меняешь?
Сюй Саньгуань поднял руки в дырявых перчатках. Нитки и лохмотья лихо заиграли на ветру, как кисточки на детской погремушке.
– Эти ношу четвертый год.
– То-то у тебя все пальцы наружу!
– Один год перчатки новые, два года – старые, подлатаешь – еще три года носишь. Так что еще три года буду носить.
– Отдай лучше нам. Нам раз в полгода выдают. Ты за шесть лет уже вон сколько накопил!
Сюй Саньгуань только усмехнулся, аккуратно сложил перчатки и опустил в карман.
Дома сразу отдал их жене. Она вынесла перчатки на свет, рассмотрела внимательно и воскликнула:
– Батюшки!
Дело в том, что перчатки были тонкой вязки. В таких случаях Сюй Юйлань всегда восклицала «батюшки!», но Сюй Саньгуань каждый раз пугался: не дырявые ли.
В месяце было два дня, когда Сюй Юйлань встречала его с работы одним словом:
– Давай!
В один день выдавали получку, в другой – перчатки. Сюй Юйлань складывала их на самое дно сундука. Из четырех пар связала кофту Третьему, из шести – Второму, из восьми – Первому. Сюй Саньгуаню хватило бы двадцати. Но Сюй Юйлань берегла свои запасы.
– У тебя руки все толще, бока и пузо растут. Двадцати не хватит!
– А ты свяжи себе.
– Потом.
Чтобы связать кофту себе, нужно было восемнадцать пар тонкой вязки, а такие в год выдавали раза три, не чаще. Через девять лет после свадьбы час настал.
Была весна. Сюй Юйлань вымыла голову у колодца, взяла не разбитое еще зеркало, и под ее руководством муж ее постриг. Потом высушила волосы на солнце и густо намазалась кремом. Дома вынула из сундука новый свитер, надела. Повязала на шею шелковый платок, который носила еще до свадьбы. Открывая дверь, сказала:
– Сегодня у меня выходной. Обед сам готовь. А я пройдусь.
– У тебя же на прошлой неделе были выходные.
– Это другое. Не видишь – я свитер надела?
Она проносила его два года. Пять раз стирала, один чинила (еще пара перчаток ушла). Очень надеялась, что Сюй Саньгуаню не перестанут выдавать перчатки и она свяжет себе еще.
Если вечером звезды светили ярко, Сюй Юйлань знала, что день будет ясный и можно будет распустить перчатки.
Сначала она находила кончик нитки, потом потихоньку тянула за него, а нитку наматывала на вытянутые руки. Нить из перчаток выходила перекрученная. Сюй Юйлань несколько часов ее вымачивала, потом натягивала на бамбуковый шест и так сушила. Под весом воды нить выпрямлялась.
Поскольку на собственные руки намотать нить она не могла, нужен был помощник. Первый говорил:
– Не хочу.
Зато Второй с радостью усаживался на скамеечку и вытягивал руки. Тут же прибегал Третий, тоже вытягивал руки и одновременно пытался спихнуть со скамейки брата. Сюй Юйлань говорила ему:
– Пойди погуляй. У тебя руки грязные.
Сюй Юйлань было тридцать лет, а Второму – всего восемь, но они судачили обо всем, словно две кумушки. Например:
– В семье Чжан на южной окраине дочка все краше.
– Это у которой коса до пояса?
– Да, она еще тебя семечками угощала.
– Я слышал, у нее кличка Чжан-груди-с-баклажан.
– Заметил, Линь Фэнфан с шелковой фабрики ходит в белых кедах, а носки у нее красные, синтетика? Красные носки я и раньше видела – Линь Пэнпэн недавно надевала. А вот женских белых кед не видала.
– А я видал, в универмаге такие стоят.
– Мужские-то белые кеды я видала много раз. Брат Линь Пэнпэн такие носит. И Ван Фудэ с нашей улицы.
– И тощий парень, который к нему ходит.
– …
А с Первым у них разговор был один:
– Пойдем на рынок, понесешь корзину.
– Не хочу.
– Помоги мне вдеть нитку в иголку.
– Не хочу.
– Сложи одежду.
– Не хочу.
– Первый…
– Не хочу.
– А чего ты хочешь, негодник?
Зато когда Сюй Саньгуань увидел, как сквозь щели в потолке пробиваются солнечные зайчики и решил починить крышу, пока не настали дожди, Первый сразу сказал:
– Пойду к соседям, попрошу стремянку.
– Ты ее не утащишь!
– Я попрошу, а ты понесешь!
Когда Сюй Саньгуань забирался на крышу, Первый держал стремянку. Потом притащил флягу с чаем и таз с полотенцем.
– Папа, попей чаю.
– Я ж только залез.
– Папа, спустись, умойся.
– Я ж еще не вспотел.
Тут приплелся Третий. Первый его сразу начал прогонять. Но Третий схватился за стремянку.
– Сейчас стремянку держать не нужно!
Тогда Третий уселся на нижнюю перекладину.
– Папа, а Третий не уходит!
– Третий, пойди погуляй – тут тебя черепицей ударит.
Первый часто говорил Сюй Саньгуаню:
– Мне скучно с мамой – они со Вторым все болтают про красоту и про тряпки. Мне нравятся мужские разговоры.
Однажды Сюй Саньгуань пошел по воду, а гнилая веревка оборвалась, и ведро утонуло в колодце. Он пришел домой, достал из-под конька крыши бамбуковый шест для сушки белья, сделал из куска железа крюк и приладил его к шесту проволокой. Первый спросил:
– Папа, ты ведро в колодец уронил?
– Да, помоги мне тащить шест.
Первый положил один конец себе на плечо, Сюй Саньгуань взял другой в руку, и они пошли. Обычно Сюй Саньгуань находил ведро за час, а то и за полчаса, а тут шарит-шарит – никак.
– Ни сверху ручки нет, ни слева, ни справа. Наверное, ведро перевернулось.
– Папа, я упарился. А помнишь, как я голову в тазу с водой держал одну минуту двадцать три секунды?
– Ты лучше скажи, как мне ведро достать!
– Тут глубоко, прыгать не буду. Давай я обвяжусь веревкой, а ты меня спустишь в колодец. Я выловлю ведро, и ты меня поднимешь.
А парень-то не промах! Сюй Саньгуань обрадовался и побежал домой за веревкой. Выбрал самую крепкую, чтобы и Первого в колодец не уронить. Вернулся, обвязал его веревкой и стал потихоньку опускать… Тут приковылял Третий. Сюй Саньгуань ему сказал:
– Отойди, упадешь в колодец.
Он часто говорил ему «отойди». И Сюй Юйлань. И оба старших брата. Третий ходил по улице один. То встанет у лавки с засахаренными фруктами и глотает слюни. То сядет на корточки у реки и рассматривает рыб и раков. То прислонится к столбу и слушает, как гудит электричество. То свернется калачиком и спит у чужих дверей. То забредет сам не знает куда и потом спрашивает дорогу домой.
Сюй Саньгуань часто говорил Сюй Юйлань:
– Первый похож на меня, Второй на тебя, а Третий на кого?
На самом-то деле он хотел сказать, что любит Первого больше других сыновей, и, как назло, именно он ему не родной. Как-то лежал он, думал об этом, и стало ему обидно до слез. Третий увидел, что отец плачет, и ему тоже захотелось заплакать, как хочется чихать, когда чихают рядом. Сюй Саньгуань услышал плач, поднял голову и сказал:
– Третий, отойди.
И Третий отошел. Ему уже было семь лет. Он всюду ходил с рогаткой и стрелял по воробьям, но они улетали и не возвращались, как он их ни звал. Еще стрелял камешками в кошек, кур, уток, в белье на бамбуковых шестах, удочки у окошек, бутылки, корзины, ботву, которая плавала по реке. А однажды выстрелил в голову мальчику.