Пари на развод (СИ) - Беж Рина. Страница 23

– М-м-м, Значит, я – молодец?! – подмигивает. – А какие еще блюда в топчик входят?

– Борщ, жульен, шашлык, селедка под шубой, – перечисляю с ходу. – А у тебя?

– Твой вариант мне нравится, – кивает важно, – кроме жульена. Ненавижу грибы.

– О, ясно. Что еще в стоп-листе? – делаю вид, что собираюсь записывать.

– Ванилин. Ненавижу его вкус.

– Ого. Вот это да. Не шутишь? – округляю глаза.

Это как вообще?

– Нет.

– А как же сырники, торты, йогурты, конфеты, выпечка? – перечисляю то, без чего и жизнь немила.

Прищуривается в своей привычной манере.

– Мышка, а ты к чему выпытаешь? Хочешь потом конкурентам ценную инфу слить? – подкалывает.

– А-то как же! – играю бровями. – Непременно для этого и стараюсь. Или шантажировать начну.

Переглядываемся, смеемся.

Расслабляюсь совершенно. Стыдно признаться, но сто лет, так приятно не проводила время. Легко, беззаботно. Обсуждая незначительные факты, касающиеся друг друга. Вроде, маловажные, но при этом незаметно раскрывающие собеседника.

Где-то в дальнем углу памяти всплывает вопрос: как давно я так же запросто общалась с Сергеем? Шутила? Отдыхала?

И не могу вспомнить.

В прошлой жизни, кажется. Или еще раньше?

Мы с Кировым давно престали ужинать вместе. Одно время я старалась это исправить. Ждала, звонила ему, торопила домой. В итоге то ругались, что я давлю, то он перекусывал там же, где проводил встречи – в ресторанах и кафе, то приезжал такой усталый, что сразу шел спать.

Да ну, к черту – снова одно разочарование в бывшем.

Не хочу о нем думать и не буду.

Сохраняя позитив и легкость, что воцарились во время ужина, мы перемещаемся в закуток, где расположена кухня. Роман переносит грязную посуду и берется варить кофе, орудуя какой-то супернавороченной кофемашиной. Я, засучив рукава, мою посуду.

– Олесь, Алешка когда подраться успел? Я вчера его видел, нормальный же был, – один вопрос, и атмосфера меняется кардинально.

Застываю на пару мгновений, упираясь взглядом в поток воды, вытекающий из крана и устремляющийся в слив, затем спокойно интересуюсь:

– У тебя, правда, есть хороший адвокат на примете?

Наверное, я спрашиваю очень спокойно. Слишком.

Потому что Роман отвлекается от своих дел, подходит ближе, разворачивает, потянув за локоть.

– Только не говори, что это как-то взаимосвязано, – ловит мой взгляд.

Ни «да», ни «нет» ответить не успеваю.

Всего лишь тянусь за салфеткой, чтобы промокнуть мокрые пальцы. А Зотов всего лишь прослеживает этот жест.

– ЭТО ЧЁ, БЛТЬ, ТАКОЕ? – раздается в следующую секунду.

Испуганно дергаюсь, упираясь поясницей в мойку. Натягиваю рукава ниже, чтобы прикрыть синяки, но Рома не позволяет. Перехватывает руки и с каким-то оглушающим спокойствием едва касается темных пятен на запястьях.

– Это чё, блть, такое, – спрашивает тише, но от того более пугающе.

– Рома, – качаю головой.

Ну а что я могу сказать? Поранилась, когда дверь закрывала?

– У тебя будет лучший адвокат по бракоразводным делам, мышка, – сиплый голос током бьет по нервным окончаниям.

Аккуратно стараюсь вернуть себе свои конечности.

Не отпускает. Удерживает и поглаживает, поглаживает.

– Тогда ты проиграешь мне пари, не романтик, – как могу, пытаюсь его отвлечь.

– Ничего, мы что-нибудь новое придумаем.

Мы…

В моей новой системе координат «мы» – это я и Алешка.

«Мы», как я и Зотов вместе – звучит дико странно.

Стараюсь не зацикливаться. Это всё – просто нервы.

Глава 18

РОМАН

Вид темных пятен на светлой коже тонких запястий бьет под дых.

Ссука!

Один взгляд на отметины, оставленные грубыми пальцами, и срабатывает триггер.

Три года назад. Арина, теперь уже бывшая жена, демонстрирует мне точно такие же. Темно-фиолетовые гематомы, опоясывающие запястья. Жуткие последствия моей неуемной жажды добиться своего, подчинить, продавить, доказать, что мы с женой можем быть вместе несмотря на всю грязь, в которую я ее окунул.

Можем?

После насилия?

Которое я совершил собственноручно?

Феерический долбоёб!

До сих пор от самого себя тошнит, и вряд ли когда-нибудь это чувство пройдет. Да и не хочу я, чтобы оно проходило. Это мой крест, моя вина, мне в этом вариться.

Не открещиваюсь.

Не оправдываюсь.

Принимаю то, что заслужил.

Я никогда не был хорошим парнем, но со временем испортился окончательно. Превратился в избалованного, жестокого и циничного ублюдка, которому море по колено, а любые шалости обязаны быть прощены.

С чего бы?

А хер знает, почему я так решил. Однако твердо считал себя пупом земли.

До той самой ночи, когда взял жену против воли. Причинил боль единственной, кого любил. Да, любил, кто бы и что не говорил. Я сам своими руками сломал свою жизнь, разбил нашу семью, предал ту, кого обещал защищать и ценить. Оказался лузером, поверившим наговорам «друзей».

Но это не оправдание. Я его и не ищу.

Зачем?

Знаю, виноват. Знаю, что сам опустил себя на самое дно. Сам достиг предела. Сам потонул с концами.

Единственная радость в той куче дерьма, что я наворотил, Арина оказалась сильнее меня. Она выстояла, переболела и пошла дальше. И как бы сложно не было это признавать, я был за нее рад.

Искренне. От души.

По-честному.

Моя бывшая жена заслужила свое счастье, которое я не смог ей дать. Зато смог Арбатов. За это его уважаю. Он изначально правильно выставил приоритеты. Чего я не сумел.

Сразу не сумел.

Сделал позже. Когда, наконец, в буйной головушке родилось понимание, что мне есть ради кого жить, меняться, отталкиваться от дна и становиться лучше.

Моим приоритетом стал сын. Ванька. Его благополучие. Его здоровье. И желание не просто дать ему все, что захочет, а вырастить настоящего мужика вместо избалованного отстойного парня, каким долгое время был его отец.

– Мышка, он же не успел? Не сделал тебе ничего плохого? – выталкиваю из себя острые, как бритва, вопросы.

Кроет меня конкретно. Не по-детски.

Боюсь, если услышу: «Сделал», сорвусь к чертовой матери. И внутренняя настройка, что лезть в чужие дела без разрешения – неправильно, хрен поможет.

Потому что считаю, что проблемы Олеси и Алешки косвенно меня касаются. Каким боком – а неважно!

Касаются, мля, и всё тут.

Я так решил. Мальчишка – мой ученик. Его мать – хрупкая женщина, которой не повезло с мужем-уродом, как когда-то уже не моей жене Арине.

Поэтому логика простая – еще одной херни рядом с собой я не допущу. Если могу предотвратить – предотвращу.

«Ну же, ответь!» – давлю на Олесю мысленно.

– Нет, Рома, не сделал. Сын вовремя появился, – Кирова все-таки вытягивает свои руки из моего некрепкого захвата и натягивает рукава пониже.

Хорошо, не отстраняется, не показывает, что меня боится. Потому что… черт! Я не хочу, чтобы она меня боялась, зажималась. Не хочу, чтобы хоть в чем-то ассоциировала со своим огрызком-недомужем.

Хочу, чтобы улыбалась, как еще совсем недавно, шутила, флиртовала, вела себя раскованно и свободно.

– Фух, отлично, – не скрываю радости и указываю ей на длинный пенал за спиной, пока сам забираю с подноса наполненные горькой кофейной жижей чашки. – Так, Олесь, доставай-ка вон из того левого шкафа конфеты и сладости, какие захочешь, и пойдем за стол, поговорим.

– О чём?

Чувствую ее настороженность. Отлично понимаю недоверчивость. За пару встреч стать близким человеком, которому безоговорочно доверяют – невозможно.

Нужно время.

Но его нет, а начинать с чего-то надо.

И самое лучшее, что я придумываю, – это начать говорить правду.

– Я хочу помочь. Просто помочь.

– Потому что весь такой хороший? – кусается брюнеточка, но за стол садится и чашку ладонями обнимает.

Не принимаю выпад на свой счет. Знаю, почему она агрессивна и осторожна. Ей больно, и неосознанно она отталкивает всех вокруг, боясь, что этой боли станет еще больше.