"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Коллектив авторов. Страница 108

Отец Конкреты отдувался.

— Да, Конкрета, мистер Борис Конисский, к сожалению, не приехал с этим аэропланом!

В дверях стояла мать Конкреты и озабоченно пудрила нос. Конкрета сидела вся бледная и дрожащая. Отец успокаивающе кашлянул.

— Но аэроплан привез весточку от Бориса, — сказал он и вынул письмо (настоящее письмо в конверте, как писали в старину).

Отец продолжал:

— И вот еще тебе ящик!

Он поставил на стол маленький черный ящик, похожий на фотографический аппарат.

— По надписи на конверте, — сказал он, — ты должна прочитать письмо одна у себя в комнате.

Родители переглянулись и вышли из комнаты.

Конкрета сорвала дрожащими руками конверт.

— Дорогая Конкрета, — гласило письмо, — меня задержала моя работа и я не могу приехать к тебе сам. — Посылаю тебе прилагаемый ящик в качестве посланца. — Я вполне понимаю твои чувства при нашем последнем свидании. Прости меня! Теперь все будет хорошо. Прочти на внутренней стороне крышки способ употребления и открывай осторожнее ящик. Как только ты все проделаешь, я появлюсь у тебя на экране. Твой верный Борис.

Конкрета достала молоток и собственноручно открыла ящик. В нем находился маленький аппарат из черного дерева со множеством катушек, детекторов и лампочек. На внутренней стороне крышки было написано: «соедини провод, обозначенный буквой X, с гнездом твоего радио-приемника».

Конкрета исполнила это и в то же мгновение на экране на стене появился Борис в своем элегантном, хорошо выглаженном кимоно. За его спиной видна была его лаборатория, а рядом стоял маленький аппарат из черного дерева, такой же точно, как только что описанный.

— Конкрета, — сказал Борис, — не думай, что я не могу понять чувств женщины. Они даже соответствуют чувствам, живущим в моей собственной груди. Техника, которой ты так легкомысленно возмущалась, привела и на этот раз человека к победе и поможет нам пережить разлуку. Я три года работал над новым открытием в области радио. Теперь задача решена. И не доставляет ли тебе радость, Конкрета, победа моего разума?

— Видишь ли, — продолжал он, когда девушка только нетерпеливо махнула рукой, — мы до сих пор могли заменять присутствие самого человека только перенесением на растояние его изображения и голоса. Теперь же мы уже дошли так далеко, что можем пересылать за тысячи километров и ощущения. Понимаешь, ощущения? Что это, как не известные электрические колебания нервной системы? Я построил два аппарата — посылающий и принимающий — и стало возможным при помощи радио передавать эти колебания. Ничто уже больше не разлучает людей. Перекинут мост через любое расстояние.

— Конкрета, — продолжал он, — видишь ты маленькую эбонитовую пластинку с каучуковой подушечкой, которая соединена проводом с аппаратом, находящимся у тебя в руках? Такая же пластинка имеется, как видишь, и в моем аппарате, в Иокогаме. Вот! — он показал. — Через нее я буду тебе посылать какие угодно ощущения. Возьми, пожалуйста, в руки эту пластинку. Вот так.

Конкрета повиновалась. Она нашла, что маленькая черная подушечка напоминала подушечку для обтирания перьев.

— Конкрета, — продолжал Борис, — я приближаю свои губы к пластинке здесь в Иокогаме, а ты к своей в Нью-Иорке. Результатом будет то, что ты почувствуешь на своих губах мои губы, как в смысле ощущения, так и вкуса, точно я стою в твоей комнате в Нью-Иорке. Малейшее колебание молекул моих губ достигнет твоих губ. Итак, Конкрета, получи мой первый поцелуй.

Щеки Конкреты пылали. Она подняла молоток, который еще держала в руке, и ударила им. Пластинки, стекло, катушки разлетелись в дребезги, а лампочки выстрелили, как горошинки в детском пистолете.

— Что ты делаешь? — застонал на экране Борис.

— Что я делаю? — глаза Конкреты сверкали. — Я хочу дышать полной грудью, вот и все. И если ты завтра же до двенадцати часов, — с первым аэропланом Северный Полюс, — не очутишься здесь, в моей комнате, — и собственной своей персоной, имей в виду, — тут — понимаешь, и не поцелуешь меня — по настоящему, — тогда все между нами будет кончено! Я выброшу тебя тогда вон из своей волны! И уж навсегда!

101

Поезд только что отошел от Босмена. Мои скитания по Северной Америке привели меня, собственно совершенно случайно, в Канаду, оттуда на юг, в Ситл и дальше с поездом тихоокеанской железной дороги в Монтану. В настоящий момент моим намерением было сесть в поезд, перерезающий материк по направлению к Чикаго и Нью-Иорку. Но в Босмене меня задержал потомок знаменитого охотника на пушных зверей Джона М.-Босмена и боги, верно, знают, что я не сожалею об этом.

Я заполнил две великолепные записные книжки экстрактом из рассказов про Джона М.-Босмена и Джемса Бриджера, искателя приключений по натуре, который провел свою жизнь на двух фронтах, имея за спиной так называемую цивилизацию, а перед глазами — индейцев.

Но и в Босмене, самом сердце Скалистых Гор, настал день моего от’езда. В прохладный июльский день, сейчас же после утреннего завтрака, я вскочил на подножку последнего вагона и стал искать себе места в одном из вагонов-салонов. Там сидел он, мой дорожный спутник, положив ноги на стол. Высказав свое презрение к стране, он, казалось, вдруг сделал открытие, что он не один в купэ. Его шляпа полетела с головы на стол, левая рука рассталась с карманом и сделала движение, напоминавшее то, которым шоффер объявляет свое намерение повернуть на лево.

— Мое имя Бриджер. Ли Вильям Бриджер. А как вас зовут?

Я сообщил свое имя и, чтобы избежать нового вопроса, сказал, отткуда я родом.

— Швеция! — воскликнул с гримасой Бриджер, точно съел кусок кислого томата, — Швеция. Я был там несколько лет тому назад. Поговорим о чем-нибудь другом!

— С удовольствием. — Имя Бриджер вызывало в моей памяти рассказы, слышанные мной в Босмене про знаменитого охотника. Не был ли случайно мистер Ли Вильям Бриджер родственником того Джемса Бриджера, на статую которого окрестное население собирало как раз теперь деньги?

Ли Вильям вынул теперь из кармана и правую руку, опустил кулак на стол и спросил меня, стоит ли, по моему мнению, чего-нибудь этот кулак? Льстить мне ему было нечего: кулак был один из самых мускулистых, виденных мной, и внушал к себе большое уважение.

— Отлично — решил мистер Бриджер, — и если вы хоть слегка намекнете на мое родство с этим убийцей бобров, я так отделаю вашу наружность, что даже ваша собственная мать, — да благословит Господь эту старушку, — не узнает вас. Поняли вы меня?

Разговор начинал становиться неприятным.

— Садитесь, сэр!

Я снова сел, чтобы избежать дальнейших споров.

— Я отлично понимаю ваши мысли, сэр, — заметил Ли Вильям Бриджер. При этом он закрыл дверь в корридор.

— Я делаю это для большего спокойствия.

Крючок упал и мистер Бриджер убедился в его прочности. Потом он придвинул свое кресло спинкой к двери. Не было смысла протестовать — я был пленник Ли Вильяма Бриджера. Поезд мчался со скоростью приблизительно в девяносто километров и должен был остановиться только через полтора часа в Ливингстоне. К тому же и окна были слишком малы, чтобы выскочить. Ручка тормаза находилась как раз над головою Бриджера. Он взглянул и рассмеялся мне в лицо. А стук колес безнадежно заглушил бы мои крики. Я был пойман и спасения не было. За окнами на перроне промелькнули веселые лица. Я прочел название станции: Чеснет. Поезд всего лишь на мгновение замедлил ход, потом скорость его снова стала увеличиваться с каждой секундой.