"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Коллектив авторов. Страница 25

— Костелло?.. Костелло?

— Совершенно верно — Костелло, — говорит старик, цирульник в Моссиндхуни.

— Но, ведь, это ирландское, а не шотландское имя!

— Конечно, — и я, действительно, ирландец, — ответил цирульник, — но имя-то это не ирландское. Оно стало постепенно ирландским, но происходит из Испании. Я испанец, Кастилло.

— Костелло-Кастилло, — машинально повторял я, но как же это случилось, что из испанского произошло ирландское имя?

Старик Костелло — цирульник в глухой деревушке Моссиндхуни на острове Муль. Обоим, — и деревне, и цирульнику, — много лет. Костелло — маленького роста, у него длинные белые волосы и черные, сверкающие глаза — глаза юноши. Но лицо у него старое и изборождено глубокими морщинами. Он ходит медленно и спина его согнута. Он носит на плечах тяжесть семидесяти двух лет. Голос его потерял звучность и рука так сильно дрожит, что брея он мне до крови разрезает кожу. Он уже пятьдесят два года цирульником в Моссиндхуни.

Этим именем назывались шестьдесят каменных домов, теснившихся вкривь и вкось в ущелье на берегу залива. Было слышно, как за окном монотонно падали капли дождя и бушевала на море буря. Улицы утопали в грязи, так что и мне, бродившему вокруг, чтобы делать эскизы, пришлось прекратить свои странствования.

Из низкого и темного соседнего помещения доносился крепкий запах кухни. Жена цирульника, толстенькая шестидесятивосьмилетняя старушка в чепчике, готовила ужин. Под сводчатым потолком висела проволочная клетка и в ней тяжело перепрыгивал с места на место старый попугай. По временам птица издавала дикие звуки, начинавшиеся резким криком и переходившие вдруг в бас.

— Что это он кричит? — спросил я.

Старик стал декламировать:

Из глубины морской, из глубины морской все мое добро, все мое добро возвращается ко мне…

— Моя женушка родилась в Шотландии, в Моссиндхуни, — сказал Костелло. — Я тут и женился на ней, когда мне было 26 лет. Я пришел сюда совсем зеленым парнем, едва мне минуло двадцать.

— Но как же превратился испанский Кастилло в ирландского Костелло? — спросил я.

Цирульник был начитанный человек. В углу его лавки стоял книжный шкаф, полный книг хороших и знаменитых писателей. В произношении его чувствовалась ирландская гортанность, но он говорил на чистом английском языке, применяя старинные обороты речи.

— Вы, в вашей далекой Америке, все таки слышали, верно, про Армаду?

— Конечно… «С неба сошла гроза и разогнала ее».

— Совершенно верно! Ветры разогнали ее, а Дрек и Говард разбили ее. Англичане говорят, что это был правый Божий суд. Некоторые корабли потонули, другие сгорели и разбились о фламандские берега, иные же пригнало к Ирландии и Шотландии. Из ста пятидесяти кораблей обратно к Филиппу дотащилось всего пятьдесят три. Сердце Филиппа было разбито.

С пригнанных к Ирландии судов спаслось много моряков. Некоторых прикончили обезумевшие крестьяне, другие умерли своей смертью, иные остались в стране и женились на ирландках. Многих звали Кастилло, потому что они были родом из Кастилии. Кастилло превратился в Костелло и теперь таких Костелло много. Мои предки тоже были Кастилло и вот почему я Костелло.

Все это было очень просто и, все же, странно и удивительно, В старике говорил голос давнопрошедших времен. В этих сверкающих, темных как ночь, глазах было что то упорное. Такими глазами смотрели сотни лет тому назад корсары. Голос его казался мне голосом барда. Этот седой деревенский цирульник был звеном, соединявшим две отдаленные эпохи и два чуждых друг другу народа. Страна, где он родился, не могла его сделать ирландцем, как и обстановка, в которой он жил, не превратила его в шотландца. Передо мной стояла старая Испания, точно сошедшая с картины Веласкеза или Мурилльо.

Потомок моряков Армады дарил мне все больше и больше доверия. Я заслужил это интересом, с которым относился к его личности, и легким эскизом его выразительной, поэтичной головы, который набросал в то время, когда он брил деревенских жителей.

Ушел последний выскобленный деревенский щеголь. А непогода все еще выла и бесновалась. Деревенская гостинница была переполнена пастухами. Поэтому Костелло устроил мне ложе в своей «чистой комнате». Я решил остаться на ночь у цирульника. После скромного, но вкусно приготовленного ужина, мы втроем сидели у пылающего очага, свет которого был ярче висячей керосиновой лампы. Полусонно бормотал в своей клетке попугай…

— Когда тонул флот, ветром угнало большое адмиральское судно, «Сан Мартин». Ветер мчал его на север, и он несся без руля по ирландскому морю. Это был огромный корабль, целая морская крепость! Его крестил кордовский архиепископ! На высоте Моссиндхуни, ровно в полутора милях отсюда, корабль пошел к дну. Несколько его сотоварищей-кораблей разбилось о северный ирландский берег. Но «Сан Мартин» был самый большой из всех кораблей. На нем был флаг адмирала Диего Флореза и он был казной всего флота. Трюм его был до верху полон золотыми слитками и испанскими дублонами и дукатами. И как раз этот-то корабль и пошел ко дну ночью на высоте Моссиндхуни. Никто этого не знал. Спаслось только три человека. Один из них был мой предок. Один из них отправился в Ирландию искать товарищей, которые спаслись с разбитых кораблей.

Тайна погибшего адмиральского судна сохранялась в нашей семье триста лет. Но никто из моих родных не покидал Ирландии. Я первый ушел оттуда молодым человеком и пришел в Моссиндхуни. А пришел я для того, чтобы искать в море у Моссиндхуни корабль с сокровищами, которые принадлежали моему народу. Золото никогда не ржавеет, испанский дуб не гниет, а корабль, ведь, был выстроен из прочнейшего дуба. Я держал свое намерение в тайне. Ведь, если бы разнесся слух об этом, казна, конечно, сейчас объявила бы сокровища собственностью короля даже на дне моря.

— Из глубины морской, из глубины морской, все мое добро, вcе мое добро возвращается ко мне! — закаркал вдруг повеселевший попугай.

— Вот так всегда кричит птица, когда заговоришь про море, — сказал Костелло.

— В часы отлива я стал шарить грузилом по дну. Изо дня в день, из года в год, миля за милей. Я обыскивал каждый дюйм, шел за течениями и исследовал морским телескопом дно. Так я трудился двадцать пять лет, но не нашел и следов корабля. Деньги мои пришли к концу, надежды тоже. Но тут вдруг стало прибивать к берегу множество вещей. Сторож маяка нашел как-то раз медную табакерку с вензелями Филиппа. Потом рыбаки вытащили сетями ножны от сабель, стволы ружей и медные гвозди. Я купил кое-что из этого. Видите, вот эти вещи.

— Табакерка была покрыта толстым зеленым слоем ржавщины, но можно было еще разобрать выпуклые инициалы испанского короля. Ножны и стволы ружей превратились в заржавленные палки и только местами поблескивал светлый металл. Гвозди были зеленые и погнутые.

Мне казалось, что я касаюсь рук, которые когда то трогали эти вещи.

— Все это с адмиральского корабля, — сказал цирульник. — Но где же был сам корабль?

Я перебил его. Я высказал предположение, что корабль можно было бы найти при помощи водолазов и землечерпалок.

— Да, конечно… и отдать все, деньги и славу казне! Нет; если Костелло не найдут сокровища, то пусть оно останется в море до конца мира!

Ветер выл вокруг дома. Он рвал оконные рамы и потоки дождя ударялись в стекла, ярко освещенные огнем очага. Издалека доносились глухие звуки бушевавшего моря.

— Слушайте! Это море! — сказал Костелло. — Огонь очага освещал красным светом его белые волосы, молодые глаза сверкали. — Это волны в проливе. Они ударяются в берег и точат его. Тут они отрывают кусок земли, там приносят его к берегу. Вода берет и вода дает. Она отдаст нам и золото нашего народа. Большой адмиральский корабль тут, и бережет в трюме свои сокровища. Я знаю, море отдаст их нам!

Слова цирульника произвели на меня сильное впечатление. В его голосе звучали голоса всех его смуглых предков. Настоящее исчезло, как в театре, когда занавес раздвигается в обе стороны, — и выпукло, и ярко выступило из мрака времен прошлое.