Крепость над бездной (СИ) - Лисина Александра. Страница 29

Так и не сумев выяснить, в чем дело, мы с Тэри послушно отправились вниз, попутно удивившись, что в коридорах подозрительно мало народа. А в зале для аппаратного обучения мы и вовсе оказались одни, что навевало еще больше тревожных мыслей.

— Не нравится мне это, — пробормотал приятель, добравшись до своего модуля, который стоял шагах в десяти от моего. — Но вряд ли мы с тобой можем на что-то повлиять, поэтому будем делать, что велено.

Мне, откровенно говоря, тоже не нравилось происходящее. Но точно так же, как и Тэри, я прекрасно понимал, что ответов нам, скорее всего, никто не даст. Что бы ни случилось, Хатхэ — достаточно сильный и многочисленный род, чтобы справиться с проблемами самостоятельно. Да и говорить о том, что новоявленные студенты могут им чем-то помочь, по меньшей мере наивно.

«Эмма, если можешь, подключись незаметно к внутренней Сети школы и к каналам связи, послушай, о чем там говорят, — на всякий случай попросил я, прежде чем активировать свой модуль. — Потом доложишь, что и как. И еще… проверь-ка модуль Тэри. Если в его программе тоже есть стандартная установка на преданность роду Хатхэ, заблокируй ее, ладно?»

«Сделаю, — успокоила меня подруга. — На безопасный взлом внутренней Сети объекта „школа Харрантао“ мне понадобится около двух рэйнов. Время загрузки второго пакета данных — два рэйна и сорок восемь мэнов».

«Ну тогда я пошел», — вздохнул я, решив, что просто так сидеть и ждать результатов глупо. После чего разделся, забрался в модуль и благополучно уснул, надеясь, что хотя бы после пробуждения что-нибудь прояснится.

— С возвращением, Адрэа, — поприветствовал меня Дарус Лимо, когда я оказался все в том же сне и все в той же гостиной. — Не ожидал, что ты придешь так скоро.

— Я начал изучать ваши лекции, дошел до обнаружения пространственных границ и на этом застрял.

— Это как раз нормально, — ничуть не удивился маг. — С первого раза ни у кого не получается. Границы какого пространства ты хотел ощутить?

— Комнаты.

— Слишком большой объем, — качнул головой Лимо. — Начни с какого-нибудь предмета. Со стеклянного шара, небольшой коробочки… чем меньше, тем лучше. Границы ты, скорее всего, увидеть поначалу не сможешь. Обычно мы начинаем с того, что чувствуем их интуитивно, и лишь после этого находим способ как-то их обозначить. Некоторые мои ученики придавали границам цвет, кто-то делал их слышимыми, а кто-то нащупывал руками… Но для начала ты должен научиться ощущать границу. И только после этого она позволит к себе прикоснуться.

— Дайте тогда хоть какие-то ориентиры. Как я должен ее ощущать? Как какое-то препятствие? Как тот же платок? Она твердая, жидкая или неопределенная?

— У каждого она своя, — улыбнулся маг. — И ощущения от нее тоже очень разные. Лично для меня граница и впрямь как тонкая ткань, которую я для себя так и представляю. Какая она будет для тебя, никто не знает. Пробуй. Представляй. Ищи. Можешь даже здесь начать, а я попробую тебе помочь, если ты не против.

Я встрепенулся.

— Что для этого надо сделать?

— Как обычно. Начни упражнение на концентрацию и представь границу такой, какой ты хочешь ее увидеть.

Я присел в первое попавшееся кресло и, закрыв глаза, решил не мудрить. Если у Лимо представляется ткань, то пусть и у меня тоже будет ткань. Этакая тончайшая прозрачная вуаль, которая покрывает все без исключения предметы и которую при желании можно и потрогать, и подвинуть, и даже снять.

Поскольку с фантазией у меня проблем никогда не было, то в моем воображении тут же нарисовался обычный стеклянный шар, накрытый такой вот тонкой вуалью.

— Покажи, что делаешь, — неожиданно попросил Лимо. — Во сне у тебя почти нет ограничений. Представь, что твоя картинка может быть видна, и я смогу ее увидеть.

Представить?

Нет проблем.

— Нет, не так, — так же неожиданно сказал маг, вынудив меня открыть глаза. — Ты представляешь границы неверно.

Я несколько удивился, обнаружив, что между нами, словно живой, висит тот самый, накрытый вуалью хрустальный шар, но раз во сне это нормально, то пускай, так даже проще.

— Границы на свисают с предметов подобно скатерти, — пояснил Лимо, когда я вопросительно на него посмотрел. — Они всегда повторяют форму. Можно я вмешаюсь?

Я молча кивнул.

После этого маг взял шар в ладони, и свисающая со стекляшки ткань стремительно ужалась, перестав походить на небрежно накинутый платок и превратившись в тонкую, но достаточно плотно прилегающую к шару прохладную пленку.

— Подойди, — велел тем временем Лимо. — Положи руку. Чувствуешь, что между кожей и стеклом есть нечто постороннее?

— Да, — согласился я, исполнив то, что он потребовал.

— Как ты ощущаешь это препятствие?

— Как… — я на мгновение запнулся, чуть не брякнув, что чувствую границу как обычный целлофан. — Как упаковочную пленку. Она тонкая, но почему-то совсем не гибкая, сложно ухватиться.

— Тебе не нужно за нее хвататься. Закрой глаза и представь, что она тебе послушна, поэтому льнет к пальцам сама. Представь, что она размягчилась, и ты можешь хоть смять ее, хоть сдвинуть с места, а хоть порвать, и она ничего не сможет тебе противопоставить.

Я чуть ли не впервые почувствовал, что на самом деле это не так-то просто — менять структуру материала, если ты не веришь в то, что такое действительно возможно. А потом понял — в моем понимании, с моим опытом и знаниями я твердо знал, что просто так размягчиться пленка не может. Для этого на нее придется сначала чем-то воздействовать. Например, изменить ее температуру. Проще говоря, нагреть.

И я ее нагрел. Ну в смысле представил, что моя ладонь источает тепло, от которого упрямая пленка начинает истончаться и почти что плавиться. И вот тогда она действительно «поплыла». Вот тогда я действительно смог за нее ухватиться. А когда открыл глаза и обнаружил, что и в самом деле держу ее в руках, то именно после этого начал пока еще отдаленно, смутно, но все же понимать, чему именно Лимо пытается меня научить.

— Запомни это чувство. И попробуй повторить то, что сделал сейчас, когда вернешься, — посоветовал маг, когда я удивленно вскинул брови. — Сначала вот так же, в процессе выполнения упражнений на концентрацию. А когда почувствуешь себя уверенно, то и в реальности.

— Спасибо, — задумчиво кивнул я, отпуская пленку, которая тут же истаяла вместе с шаром. — Кажется, я уловил суть. Со временем та же история?

— Не совсем. Время обычно меняется вторично, следом за искажением пространства. Поэтому чаще всего напрямую на него воздействовать уже не нужно. Главное, знать закономерности, по которым происходит сопряжение этих двух явлений. А там ты уже будешь менять пространство так, чтобы и время менялось в нужную тебе сторону.

— То есть пространство все-таки первично?

— Почти всегда.

Я поневоле вспомнил про пространственно-временной карман тана Расхэ.

— А как тогда выставляется внутреннее время в искусственно отграниченных пространствах?

— Закономерности сопряжения можешь прочитать во втором разделе моих лекций. Они как раз посвящены этому вопросу.

— Тогда еще вопрос — что происходит в таких карманах с человеком? Вот, например, если вы резко замедлили время в кармане, то человек, находясь в нем, перестанет стареть?

— Нет, — неожиданно огорошил меня Лимо. — Вернее, в принципе это, конечно, возможно, но здесь есть некоторые сложности, преодолеть которые, насколько я знаю, пока еще никому не удалось.

— Почему?

Маг отошел к окну и, присев на подоконник, странно хмыкнул.

— Общепризнанная теория времени изначально исходит из того, что, пока мы ни во что не вмешиваемся, время во всей Вселенной… по крайней мере, в отдельно взятом ее пространстве… течет одинаково. Причем и для людей, и для животных, и для деревьев, и для всего пространства в целом. Например, для нашей планеты. Живая и неживая материя, как ты знаешь, стареют по-разному, но у всего, даже у камня, есть свой срок существования. И этот срок не давал покоя магам чуть ли не с самого первого дня их появления. Когда теория времени еще только зарождалась, то наши с тобой коллеги искренне полагали, что, если изменить время вокруг нас, то мы поддадимся его влиянию и, соответственно, изменим в ту или иную сторону отпущенный нам срок жизни. Однако оказалось, что главная особенность живого организма заключается в том, что именно у нас… вернее, только у нас… существует свое внутреннее время. Так называемые биологические часы, которые скрупулезно отсчитывают оставшиеся нам дни, месяцы и годы. Но что самое удивительное, эти часы работают независимо от того, в каком временном потоке мы находимся. Они, можно сказать, автономны. Поэтому, в какой бы пространственно-временной карман человека ни поместить, выйдет он оттуда в строгом соответствии с тем, что ему насчитали его собственные биологические часы.