Соль под кожей. Том второй (СИ) - Субботина Айя. Страница 99

Машина останавливается как раз когда я начинаю тихо ненавидеть свою собственную «чувствительную» натуру, которую так и не смогла добить окончательно. Закончить этот сложный процесс никогда не поздно, но если бы я сделала это раньше — насколько роще и спокойнее была бы сейчас моя жизнью.

Мы поднимаемся по лестнице, Евсеев проводит меня через проходную, на лифте везет на девятый этаж огромного здания, как муравейник напичканного разными кровососущими инстанциями типа тех, которые точно знают где найти дыры даже в самой идеальной финансовой отчетности.

— Прошу, — Евсеев галантно пропускает меня в кабинет, предлагает воды, чай или кофе, выставляет кондиционер на пару градусов ниже уличной температуры. Даже если бы у меня были опасения, что это просто очередная ловушка и договорянк Завольского и Авдеева, сейчас от них точно не осталось и следа.

— Кофе, пожалуйста, — прошу я, на автомате диктуя свой привычный рецепт: одна порция кофе на одну порцию сливок. — Без сахара или одну таблетку сахарозаменителя.

Евсеев выходит в приемную и я сразу обращаю внимания, что он, вопреки правилам, плотно закрывает за собой дверь. И почти сразу после этого, как только мой взгляд останавливается на двери в противоположной стороне комнаты, она открывается и оттуда выходит Вадим.

Я даже не удивлена — что-то такое как раз и предполагала. Вряд ли он стал бы выбегать мне навстречу у всех на глазах.

— Просто какая-то встреча на Эльбе, — не могу сдержать иронию и на всякий случай захожу за стол, чтобы между нами была хотя бы какая-то физическая преграда.

Вадим не в костюме. Странно, но за последнее время я почти забыла, как он выглядит в человеческой одежде. И хоть костюмы и рубашки очень ему идут, лучше бы сегодня он был в них, чем в этом растянутом дырявом (по задумке дизайнера, само собой) лонгсливе и узких потертых джинсах, сидящих на нем ровно до той степени, которую можно смело назвать идеальной — достаточно плотно, чтобы подчеркивать длинные мускулистые ноги, и недостаточно узко, чтобы это выглядело нелепо. Ну и как же без тех самых ботинок, которые я приняла за китайскую копию.

— Привет, Лори. — Вадим, как всегда, пронзительно вежлив и спокоен. Но что-то все-таки изменилось — я чувствую так же ясно, как мой тонкий нюх способен различить арабскую подделку под дорогой нишевый парфюм, даже если разница всего в одной ноте.

Он вежлив.

Вежлив, мать его.

— Ради чего весь этот фарс, Авдеев? — сразу перехожу к делу. Подозреваю, времени у нас не много.

— Не придумал другого способа с тобой поговорить.

— Если что — этот тоже глупый. Если ты думаешь, что Завольский не сложит два и два, то я вообще не понимаю, как ты собирался с ним воевать. Хотя, если вы заодно… — Я пожимаю плечами, давая понять, что такой вариант рассматриваю в числе первых.

— Я слышал, что беременность делает женщину нервной и мнительной, но не знал, что до такой степени, — в свою очередь отвечает Вадим. Спокойно, сухо, взвешивая каждое слово, как будто знает наперед весь разговор.

— Если это все, о чем ты хотел поговорить, то прикажи своим миньонам меня отпустить. Сегодняшний день я планировала провести в другом месте и намерения выяснять с тобой отношения там тоже не было.

— Чей это ребенок, Лори?

Его простой и прямой вопрос застает меня врасплох. Хотя на первый взгляд в нем ничего странного, услышать его именно от Вадима я ожидала меньше всего.

— Мой, — единственный ответ на тему моей беременности, который у меня есть для всех в целом и для Авдеева в частности.

— Вряд ли он от мужа, — как будто не слышит Вадим. И добавляет к этой фразе выражение лица а ля «Я даже не рассматриваю этот вариант».

— Я хочу уехать, Авдеев. Порассуждать на тему того, сколько членов во мне было, ты можешь в любое удобное для тебя время и мое присутствие в этом процессе совсем не обязательно.

Вадим подходит ближе, но останавливается со своей стороны стола, упираясь ладонями в столешницу, чтобы наклониться вперед — так наши глаза будут на одном уровне. А когда я назло хочу отвернуться — у меня ни черта не получается. Как будто смотреть в его темно-синие глаза — главное условие для того, чтобы дышать.

А ведь маленькой части недобитой мечтательницы Валерии Гариной во мне даже хотелось, чтобы Авдеев схватил меня в охапку, сказал, что теперь мы с ребенком в безопасности и обо всем остальном он позаботится самостоятельно. Хорошо, что эта часть уже почти скончалась и ее предсмертных судорог недостаточно, чтобы утопить мой голос разума в море розовых соплей.

— Я практически бесплоден, Лори. Какая-то врожденная херня, три обследования в разных больницах — и все врачи развели руками.

— Бесплоден? А как же… Стася?

— Если ты внимательно слушала, что я сказал, то обратила бы внимание на слово «практически». Марина утверждает, что она от меня. У меня так же есть основания так думать. Но наверняка я узнаю только если сделаю тест на отцовство. Который, как ты помнишь из нашего прошлого разговора, делать очень не хочу.

— Ты прикалываешься? Это такая шутка? — Я бы с удовольствие села, потому что услышанное тяжело уложить в голове, но тогда это будет самым явным проявлением слабости. А я лучше сдохну стоя, чем позволю ему думать, что он может вызвать во мне настолько сильные эмоции.

— Это правда, Лори. — Вадим выглядит крайне спокойным, я бы даже сказала — ему действительно плевать, как будто речь идет о незначительном дефекте. — Не могу сказать, что меня это сильно беспокоит, но в контексте нашего разговора, упомянуть об этом следовало.

— То есть Марина не знает об этой твоей «маленькой особенности»?

Как такое возможно? Он был лучшим другом ее мужа, а такие разговоры частенько всплывают после парочки пропущенных рюмок в тесном кругу приятелей. Да я, блин, знаю обо всех удаленных родинках на жопе одной из своих «правильных» подруг, хотя обычно слушаю их болтовню в пол уха. Марина точно должна об этом знать, если не напрямую от самого Вадима, то точно от бывшего мужа. Я не знаю, как это чаще всего происходит, но тесный круг друзей — это типа долбаное цветочное опыление, все обо всех всё знают!

— Как такое можно не знать? — продолжаю разговаривать с тишиной.

— Разговор не об этом, Лори. Я уже порядком устал как попугай твердить одно и то же насчет наших с ней отношений, потому что тебе нравится жить в мире твоих безопасных иллюзий, где все мужики — козлы, предатели и изменщики. Окей, Лори, имеешь на это полное право. — Вадим так крепко сжимает пальцы вокруг столешницы, что побелевшие костяшки ярко выделяются на смуглой коже. — Больше о Марине и моей дочери мы говорить не будем. Прошу тебя уважать мою просьбу.

Но ведь Стася похожа на него как две капли воды — у Вадима уникальный цвет глаз, я такой глубокой чистой синевы вообще ни разу не видела, даже среди любителей носить линзы. У дочери Марины глаза абсолютно того же цвета. Как возможно, чтобы в природе два существа были настолько похожи, не имея при этом ни капли общей крови? Мне на ум приходит только два логических объяснения — либо они родные отец и дочь, либо кто-то сильно преувеличивает степень своего «бесплодия».

— Лори, я хочу знать, кто отец твоего ребенка, поскольку шанс, что он мой — минимальный. Но если… вдруг… это все-таки возможно, я бы хотел услышать об этом прямо сейчас.

Господи, это просто какой-то сюр.

— Авдеев, ты слышишь себя со стороны? — Издаю нервный смешок, в который раз благодаря небеса, судьбу и моего требовательного учителя Данте за то, что к этому моменту научилась владеть чувствами. Если потребуется — я готова превратиться в камень, лишь бы не подарить ему ни одной эмоции. — Что, по-твоему, я должна ответить? «Представляешь, дорогой, какое чудесное чудо с нами произошло после десятиминутного перепихона в общественной душевой кабинке!»

Я нарочно выбираю самые мерзкие жеманные интонации из тех, что присутствуют в моем лексиконе. Получается действительно гадко, даже рот сразу хочется прополоскать, а на лице Вадима в ответ на мою экспрессию не дергается ни один мускул.