Измена. Дар богини драконов (СИ) - Скай Даяна. Страница 38

— Вы, Лилия Рейн и Ясмина Морриган.

— Но Ясмины нет, так я понимаю? И она не объявится. Так почему моя горничная не может занять ее место?

— Потому что не положено! — талдычит голос.

— Значит, возьмите ее вместо меня! Я вам прямо сейчас напишу отказ от места в убежище в ее пользу.

— Не положено.

— О, Богиня! Вы своей головой думать умеете или у вас только один заученный ответ. А если я вам щедро заплачу, возьмете ее вместо меня?

— Не положено.

— Тогда уходите. Вы затоптали мне весь пол, — устало вздыхает Эйвери.

Дожидаюсь, пока мимо меня пройдут гости леди Эйвери. Все они плечистые, рослые, один даже задевает меня, потому что в узком коридоре нам трудно разминуться.

— Почему ты так поздно? — ворчит леди Эйвери, стоит мне появиться в гостиной.

— Ходила в храм, а потом в монастырь. Кто эти люди?

— Не бери в голову, — она беззаботно машет рукой. — Перепись населения.

— Эрнан предупреждал, что так и будет.

— Ты слышала, о чем мы сейчас говорили?

Киваю.

— Прости, у меня не получилось позаботиться о тебе, — она закусывает губу и прикрывает глаза ладонью.

Подхожу к ней и крепко обнимаю ее. Она не любит никаких проявлений ласки, но сегодня она обнимает меня в ответ.

— Прости меня, девочка. Прости, что не уберегла, — шепчет надтреснутым голосом.

— Леди Эйвери, все будет хорошо. Эрнан сказал, что нам можно укрыться на Острове Ветров, — ободряюще улыбаюсь ей.

Эйвери смотрит на меня недоверчиво.

— То есть мой сын считает, что лучше, чем укрепленное убежище, нас защитят стены старого замка?

— Нет, — качаю головой, — он знает о виренах то, чего не знают другие. Они не могут пересечь большие водные пространства. Почему бы об этом просто не сказать людям, чтобы дать шанс им спастись.

— Ты просто не знаешь людей. Начнется паника. Люди станут набиваться на корабли, отдавая последнее за возможность оказаться на борту. И куда эти перегруженные суда пойдут? Ко дну? И сколько люди смогут прожить без достаточных запасов воды и еды? А если вирены сюда не доберутся? Если армия сможет их оттеснить? Тогда жертвы будут напрасны.

— Может, нам тоже стоит остаться и не паниковать? Верить в императорские силы? — в душе зреет протест.

Я смотрю в окно на окна соседних домов, в которых теплится свет, и думаю о том, что станет с этими людьми, которые сейчас беззаботно ужинают с семьей, готовятся ко сну, целуют на ночь своих детей, строят планы. Наступит ли для них завтрашний день? Они ничего не знают о грозящей им опасности. А мы знаем. И сбежим как две крысы задолго до того, как опасность замаячит на горизонте.

— Ты обязана думать в первую очередь о своих детях, — жестко говорит Эйвери. — Я бы ничего не сказала тебе, если бы ты не была беременна. Осталась бы в городе и разделила участь остальных. Но ты носишь моих внуков, и я не позволю тебе раскисать. Соберись! Или мне придется отходить тебя по щекам!

— Я была сегодня у Мудрейшей. Я рассказала ей и про виренов, и про то, что они боятся воды. И знаете, что она сказала? Она сказала, что я отрываю ее от важного дела. Они готовят яблочное варенье на зиму. На зиму… которая может и не наступить.

— И правильно делают! Что бы ни случилось, нужно продолжать жить. А наша жизнь и заключается в повседневных хлопотах, суетных делах, которые кажутся незначительными. Поэтому прекращай дурить. Лучше собери необходимые вещи и отправимся в дорогу, раз уж даже мой сын решил тебя спасти.

— Он делает это ради вас. Я для него никто. Просто приложение к вам. Игрушка. Развлечение.

— Не смей так говорить! — рявкает она на меня. — Иди собираться!

И ведь понимаю в глубине души, что Эйвери права. В первую очередь я должна думать о своих детях, потому что, кроме меня, о них никто не подумает. Но все равно чувствую себя гаденько.

В большой кожаный саквояж складываю пару платьев — одно легкое, другое теплое. Все остальное место занимает приданое для новорожденных: пеленки и одеяльца, несколько отрезов ткани для костюмчиков и платьиц.

Когда я выхожу в гостиную, то вижу Эйвери, перетряхивающую шкатулки с драгоценностями. Ее чемодан еще меньше, чем мой.

— Все не унесешь, — она скользит взглядом по мебели и стенам. — А деньги и побрякушки пригодятся.

Опустошив все шкатулки, Эйвери пододвигает к себе корзинку с рукоделием. Достает раскроенную ткань и начинает что-то шить.

— Что вы делаете? — не удерживаюсь от вопроса.

— Потайной пояс. Деньги и ценности лучше всегда держать ближе к телу. Вряд ли кто-то захочет меня ощупывать в поисках того, чем можно поживиться.

На спинке дивана лежит неброское платье простой горожанки. Ясно: она не хочет привлекать к себе излишнее внимание.

— Уезжаем сегодня же, — говорит она, а рука ее делает ловкие стежки.

— А как же Вира?

— Я сходила к ней, пока ты копалась в своей комнате, и сказала, что в ее услугах мы больше не нуждаемся. Дала ей хорошие отступные. Так что она не в обиде.

До порта добираемся без происшествий. Казалось бы, ночь — время отдыха, но порт живет своей жизнью. По освещенной факелами пристани снуют работники с грузами на натруженных спинах. Вальяжно прохаживаются моряки с сигарами, небрежно зажатыми в зубах. Громко хохочут девушки в платьях с глубоким декольте, зазывая морских волков весело провести время в приятной компании.

Пахнет соленым морем и потом, крепкой выпивкой и пороком.

Найти корабль, идущий до Сулейма, оказывается не так-то просто. Каким-то немыслимым образом Эйвери удалось уговорить одного капитана взять нас на борт и сделать небольшой крюк. Полагаю, эта сделка существенно облегчила ее кошель.

Мы плывем три дня. Все это время я лежу в каюте в обнимку с ведром. Меня полощет так, что я уже едва держусь на ногах. Постоянная качка сводит меня с ума.

Эйвери заставляет меня понемногу есть и пить. Но ее забота тщетна. Съеденное и выпитое тут же оказывается в ведре.

К Сулейму мы подплываем утром. Город еще тонет в белесом тумане, из которого вырисовываются неясные очертания пристани.

— Странно, — говорит один из матросов, пристально вглядываясь в берег. — Здесь никогда не бывало туманов. И холодом веет.

— А это точно Сулейм? — спрашиваю я, покачиваясь на ветру.

— Обижаете, — говорит таким тоном, будто мой вопрос оскорбил его лично.

Мы с Эйвери занимаем место в шлюпке. Вместе с нами садятся два крепких парня.

Помощник отдает приказ спустить шлюпку на воду, и в тот момент, когда дно деревянное дно плюхается о водную гладь, сердце в груди замирает.

Чем ближе мы приближаемся к берегу, тем сильнее чувство тревоги. По лицу Эйвери трудно догадаться, о чем она думает. Но гребцы, судя по тому, как они переглядываются, чувствуют то же, что и я.

— Что-то не так? — спрашиваю, вглядываясь в их лица.

— Тихо очень, — неохотно отзывается гребец. — Обычно в это время здесь суета. А сейчас кажется, будто все вымерли.

Шлюпка пристает к отлогому, укутанному в туман берегу, и один из моряков задает неожиданный вопрос:

— Дамы, а вы точно хотите здесь остаться? Может, передумаете, пока не поздно?

Глава 20. Сулейм

Берег встречает нас неприветливой тишиной. Ни пения птиц, ни стрекота насекомых. Тишина пугает. Неясные очертания строений, виднеющихся вдали, тонут в густом тумане. Кажется, что туман прячет что-то страшное. Оглядываюсь на море. Моряки гребут так, будто стараются как можно скорее покинуть это место.

Здесь все серое. Серые камни под ногами, серые стволы деревьев и даже небо затянуто серыми тучами. Хотя на палубе корабля над нами светило яркое солнце.

— Надо скорее найти лодку, — сухо бросает Эйвери. — И того, кто нас отвезет.

— Значит, надо идти вдоль берега, — прихожу к логичному выводу.

Идем медленно, потому что Эйвери тяжело идти с больной ногой по валунам. Она неловко переваливается, и мне все время кажется, что она запнется и упадет. Трость ей совсем не помогает. Поэтому я ей предложила локоть, чтобы она могла опереться.