Сын Петра. Том 6. Треск штанов. Страница 3

Еще несколько мгновений, и Алексей Петрович понял, что послужило причиной этого «надрыва» данной преграждающей конструкции. Это был экскаватор.

Паровой.

Гусеничный.

Построенный с широким использованием базы от разработанного гусеничного парового трактора…

После того успешного испытания трактора запустили в производство. Громко сказано, конечно. Людей-то на такие дела не хватало катастрофически. Все квалифицированные специалисты иной раз едва ли не вручную распределялись. Так что все это «производство» было, по сути, «гаражным» вариантом. Проще говоря, мастерской с горсткой людей.

Да, не лучший вариант.

Да, не добиться разумных темпов и эффективности их выпуска.

Однако и такой убогий вариант открывал возможность их производить. А даже пять таких тракторов, примененных с умом, могли наделать дел. Да и людей для эксплуатации и ремонта нужно как-то готовить. Не на кошках же тренироваться?

И приставить к каждому ученика.

Этот прием вообще был к началу 1711 года весьма ходовым. Потому как, уткнувшись в кризис привлечения специалистов, ученичество подобное стало носить массовый характер. Стихийно. Из-за чего еще по прошлому году было трудно найти более-менее толкового мастера или рабочего без хотя бы одного ученика.

Подобное наставничество являлось статусным. Нет ученика – босяк безрукий. К тому же за него платили. Как за сам процесс, так и за результат, чтобы не было особого мотива затягивать.

Если бы не это ученичество, не удалось бы найти людей.

Вообще…

Что представлял собой этот экскаватор [2]?

Поворотная платформа.

В кормовой ее части находились котел, запас топлива и противовес. Спереди же располагалась кабина и крепилась двухсегментная стрела, которую в движение приводили канатами, намотанными на тяговые барабаны.

Надо загребать? Тянулся рычаг, и в цилиндры машины действия подавался пар. Надо опускать ковш? Переключался порядок работы золотников, и вновь тянулся рычаг.

Подъем и опускание нижнего сегмента стрелы осуществляли с помощью соседнего тягового барабана с канатами. Поворот платформы – ходовой шестеренкой, бегущей по зубчикам «погона башни».

Паровая же машина была одна. А ведь еще и экскаватор нужно сам как-то перемещать. И ставить на каждую задачу дополнительный блок цилиндров не хотелось. Пошли на создание раздаточной коробки. Широкая такая чугунная коробка, через центр которой проходила полная ось, на которую и передавался крутящий момент от паровой машины. По ней бегала шестеренка по пазам и распределяла его между четырьмя полуосями: две выходили вперед, две назад, параллельно вводу.

Открытие ковша на сброс решали без паровой тяги. Просто дергали за толстую веревку, проложенную вдоль стрелы. Та поворачивала защелку, обратно которая становилась сама, когда ковш опускался и происходило захлопывание под действием гравитации.

Механизм получился для своего времени сложный.

Да.

Но весьма и весьма продвинутый. Потому что в эти годы все решали бы иначе. Сказывалось то, что и Кирилл оказался одарен, и Алексей кое-что помнил из того, что видел. Да и ученые Академии наук подключались для консультации. Те же Лейбниц с Ньютоном, которые воспринимали сына Миледи своим учеником.

И вот этот экскаватор и выломал ворота амбара, выезжая. Задом наперед. А в кабине развивал какую-то бурную деятельность Кирилл. И на удивление, его «шоколадная» Софья.

Крики.

Нечленораздельные.

Экскаватор продолжал медленно ползти по прямой. И открыто угрожать соседнему амбару.

Наконец, что-то для себя решив, Кирилл схватил кувалду, которая у него почему-то в кабине под ногами валялась. И пару раз куда-то ей всадил.

Аппарат остановился.

А он, выпрыгнув на землю, устало сел на гусеницы, вытерев обильно выступивший пот рукой.

– Что случилось? – спросил Алексей.

– Фрикционы, – устало ответил Кирилл, который подхватил это слово от царевича. – Заклинили они.

– Или заржавели, – добавил Софья.

– Или заржавели, – согласился тот. – Мы давно ему ход не давали. Могли.

Царевич покачал головой.

Ничего умнее, чем два кованых диска, которые прижимались эксцентриком, они не придумали. Просто в силу того, что, кроме принципа фрикционов, Алексей не знал ничего. Даже сцепление никогда не разбирал. Получилось грубо и топорно, но подходяще. Наверное…

– И что делать думаешь?

– Выспаться… – ответила за него Софья. – И помыться. А потом со свежими силами.

– Думаешь? – как-то неуверенно переспросил Кирилл.

– Ты же сам говорил, что глаз замылился. Отвлечься надо.

Кирилл как-то механически кивнул.

Алексей улыбнулся, подмигнув Софье.

А Серафима с каким-то завороженным взглядом изучала экскаватор. Она росла в гареме и мало что видела за его пределами. Этот новый мир, открывать который она начала в путешествии, порой вызывал в ней буквально детские эмоции. Удивительное рядом и все такое. Даже несмотря на возраст.

Тут же и нормальные, умудренные возрастом люди поразились конструкции. Все-таки экскаватор, да еще гусеничный, для местного исторического ландшафта был настолько же типичен, как и какой-нибудь диплодок или здоровенный авиалайнер.

– Авиалайнер… – тихо, едва ли не шепотом произнес царевич, словно пораженный в самое сердце.

– Что? – не понял Кирилл.

– Не обращай внимания, – поспешно отмахнулся Алексей. Делиться с ним мыслями о дирижаблях он не хотел. Еще не хватало, чтобы брат ими заболел. Да и мыслей тех с гулькин нос… Так, сама идея. Больше о них ничего не знал. И тут требовалось все обмозговать…

– Кум! – радостно воскликнул Фрол, увидев родича во дворе своего дома.

Тот выглядел не так радостно. Да и вообще весьма мрачно. Видно было – тяжелые дни пережил. Вон осунулся как. Да и спутники его тоже.

Пешком шли. А им дня три пути.

Вошли в дом. Сели за стол.

Супруга достала из печи чугунок с пареной картошкой. Кваса из сеней принесла. Хлеба отрезала. Солонку из небольшого шкафчика возле печи.

А кум во все глаза смотрел на это. Он ведь лет пять тут не был. И ничего этого даже не планировалось.

Дом, правда, был не кирпичный, как болтали злые языки, а фахверковый. С поправками на российские реалии.

Тяжелый, массивный фундамент из кирпича поднимался на добрые два фута [3] из земли, формируя характерную завалинку. Поверх его прокладывали грубой тканью и проливали битумом, формируя таким образом затвор гидроизоляции, чтобы вода по фундаменту не поднималась. Дальше ставили несущий каркас из бревен и набивали обрешетку. Ну и дальше глину, густо замешанную с соломой, укладывали на этот «скелет», чтобы получить стену толщиной в четыре фута [4]. Чтобы такая стена не промокала снаружи, ее притирали жидкой глиной, формирующей своего рода скорлупу гидроизоляции. Крыша двускатная, крутая, с холодным чердаком была покрыта черепицей, из-за чего, видимо, в сочетании с выступающими кирпичами фундамента и пошли слухи.

Да, в селе имелись каменные здания.

Две штуки.

Церковь, которую уже устроили перестроить в типовую базилику. И небольшой домик правления, где староста дела вел. Остальные дома – фахверк.

Все.

Вообще все.

Село в принципе было перестроено по единому плану и стандарту, имея и центральную улицу как по линейке, и переулки, и даже площадь свою перед церковью. Вот по прошлому году и закончили…

Внутри у кума было довольно чисто.

Пол – тес, приподнятый над землей, отчего тепло и сухо. Печь вон стояла кирпичная, построенная навроде традиционной русской, устоявшейся лишь в XIX веке, но под проект перестройки колхозных поселений ее придумали. Мебель кое-какая имелась. Не только стол да лавки, но и целый шкафчик – явный признак зажиточности по этим годам. Да и сундуков парочка стояла вдоль стен. Впритык. Чтобы спать на них можно было. Впрочем, на тесовом полу и без сундуков тепло было – кинул соломы или даже овчину да спи, ежели печь протопить добро.