Приорат Ностромо (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 25
Я накрыл пятерней обе девичьи ладошки, и проворчал:
— Сентиментальным становлюсь… Глаза щиплет…
Понедельник, 5 апреля. Раннее утро
Казахская АССР, Байконур
Снова проезжая по улицам Ленинска, Рита испытала тихую радость и томительную ностальгию. Всё же этот городишко был памятен ей, и будил хорошие чувства.
И у гостиницы «Космонавт» она стояла… Да, с коляской… А ей беззубо улыбалась маленькая Юля. Юльчонок…
Последний месяц виделись они редко, только по воскресеньям — жесткий график подготовки к полету особо расслабиться не давал. Зато у каждой мамочки по дочечке! Наезжая в Зеленоград, к Мишиной маме, Рита вволю тискала свое маленькое счастье, Наташа — свое.
Баба Лида цвела, а деда Филю Лея совсем заездила, но тот только рад был, баловал обеих внучек…
Рита вздохнула, глядя в окно автобуса на степь. Здешние просторы зеленели вовсю, вот только в шестом часу утра особо не полюбуешься цветением. Зато заря какая разгорается… В полнеба!
— Подъезжаем… — выдохнула Наташа.
«А вот здесь я не была ни разу — праздную публику на космодром не пускают…»
За травянистым горизонтом вставали, упираясь в синеву, решетчатые башни.
— Даже не верится… — пробормотал режиссер-оператор, ерзая в скафандре.
Бортинженер Римантас Станкявичюс лишь дернул щекой.
— Это поначалу, Эдик, — фыркнул Почтарь, — потом привыкаешь. Девушки, вы как?
— Нормально, — блеснула Наташа улыбкой.
— В штатном режиме, — обронила Рита, не отрываясь от окна.
Автобус, не снижая скорости, въехал на космодром. Поворот влево… Поворот вправо…
— Получасовая готовность! — объявил динамик с жутким жестяным призвуком.
— Успеваем… — буркнул Станкявичюс.
— Видишь⁈ — Ната затеребила подругу.
— Вижу… — выдохнула Рита.
Их нельзя было не заметить даже в утренних сумерках — они высились на стартовом столе, освещенные лучами гигантской прожекторной вышки, обвешанные кабелями и шлангами –распластавший крылья «Байкал» в связке с супертяжем.
Великанские башни обслуживания удерживали ракету и корабль, готовясь отпустить в небо.
— Наша остановка! — хохотнул Павел, первым покидая автобус.
Римантас галантно пропустил девушек, а «режиссенто» вылез последним.
— Живенько, живенько, барышни! Левицкий, долго тебя ждать?
В кабину лифта вместились все, а забраться в люк «Байкала» помогла космодромная команда. Рита коротко выдохнула.
Если внизу, на земле, корабль подавлял, то здесь, на расстоянии вытянутой руки, он потрясал — самой своей огромностью.
«Не верится…», — припомнила женщина слова Эдички.
Вот как раз в том, что давняя, невысказанная мечта сбывается, она уверена. Оттого и трепещет душа, а тело переживает счастливые жимы. Здесь, на Байконуре, космос — рядом!
Только никак не удавалось убедить себя, что крылатая громадина, смахивающая на перекормленный самолет, способна хотя бы оттолкнуться от тверди, на малую секундочку одолев силу притяжения.
Волнение зашкаливало. Добры молодцы в комбезах с удовольствием уложили красных девиц в ложементы и затянули ремни.
— Счастливого полета!
— Спасибо… — слабо отозвалась Наташа, но люк уже захлопнулся.
Рита зажмурилась, пытаясь угомонить разгулявшиеся нервы.
«За десять минут до старта нажимается кнопка „Пуск“, — вспоминала она пройденный материал, — и ракета с „Байкалом“ на горбу становится полностью автономной. За эти десять минут должны отсоединиться все внешние системы…»
Время шло, минуты истекали. В наушниках долбились переговоры экипажа с землей — голоса командира корабля и бортинженера звучали спокойно, даже обыденно.
— Готовность одна минута.
«Уже! — похолодела Рита. — Последняя минута!»
— Пятьдесят шесть секунд, выданы команды на расстыковку связей…
— Площадки два и четыре отводятся.
— Пятьдесят секунд до старта.
— Отошла платформа азимутальной ориентации…
— Сорок секунд.
— Есть раскрутка насосов двигателей блока «Ц»…
— Двадцать две секунды.
— Есть зажигание!
— Десять секунд.
— Есть запуск двигателя РД-0120!
— Пять секунд — двигатель выходит на режим предварительной ступени тяги!
— Есть запуск двигателей РД-170 блоков «А»… РД-0120 вышел на основной режим!
— Старт!
Сглотнув, Рита перевела взгляд на часовое табло.
«06 ч 00 мин 01 сек».
Где-то внизу или в стороне рождался тяжкий гром. Корабль мелко затрясло на подъеме. Он угрожающе наклонился, словно падая «на спину», но ракета выпрямилась, и потянула вверх.
— Десять секунд. Полет нормальный.
— Тридцать секунд… Полет нормальный. Двигатели блока «Ц» дросселируем, тяга снижена на пятнадцать процентов…
— Семьдесят семь секунд. Закончили дросселирование, двигатели работают в основном режиме.
Перегрузка наседала, но куда ей до той, что выжимала Большая Центрифуга! Потряхивает, но это понятно — чудовищная мощь ракеты разгоняет корабль, вознося к черным небесам…
— Сто пятьдесят две секунды. Есть отстрел параблоков!
«А голубое небо кончилось…»
— Четыреста сорок одна секунда. Есть перевод РД-0120 на режим конечной ступени…
— Четыреста шестьдесят семь секунд. Есть отключение первого и третьего РД-0120… Есть выключение второго и четвертого!
— Четыреста восемьдесят две секунды. Есть отделение!
— Рит! — запищала Наташа. — Мы в космосе!
В иллюминаторе заметно круглилась Земля. Между ее колоссальным шаром и мраком бесконечности сияла голубая дуга атмосферы, тоненькая каемочка, разделявшая жизнь и смерть.
Несколько минут спустя послышался невозмутимый голос Станкявичюса:
— Выдан первый импульс в шестьдесят семь секунд. Поворот…
«Байкал» плавно перевернулся набок, подставляя днище Солнцу.
— Это, чтобы теплораспределение вышло оптимальным! — шептала Наташа, задыхаясь.
— Всё-то ты знаешь, отличница! — улыбнулась Рита, незаметно отстегнув пару ремней. — Зубрилка!
И принялась мутузить подругу, тихонько визжа от счастья.
Вечер того же дня
ГДР, Пенемюнде, Дюненштрассе
Тахионный излучатель мы смонтировали старой системы — негоже баловать «осси» предельными технологиями. Пущай эволюционируют…
Басисто гудящая бандура уходила к самому потолку, на пяти уровнях закольцованная площадками, будто ракета-носитель на стартовом комплексе…
Дозволенные рабочие мысли вымело переживаниями за моих «космонавток».
«Всё будет хорошо!» — нахмурился я, силой воли возвращаясь к текучке. Придерживая каску, задрал голову.
С металлического потолка самого нижнего яруса выглядывали ребристые сопла ускорителя, пристыкованные к новенькой хронокамере.
«Всё в штатном режиме. И вообще… Пора!»
Непринужденно шагая, я подошел к главному пульту.
— Контрольная проверка установки! — обронил солидно и авторитетно.
— Норма! — тут же ответила Ядзя.
Я покосился на гостей, жаждавших причаститься пределов знаний — в почтительном отдалении мялись Хорст Оттович, Ульрих Иоганнович и Эрнест Карлович.
— Эмиссия!
— Запущена, — бодро откликнулся Киврин.
— Энергия!
— Есть выход на полную энергию. Есть включение баланса энергии!
— Стабилизация канала!
— Канал стабильный. Тахионный пучок локализован! Конфигурация поля близка к расчетной. Мелкие флуктуации в пределах погрешности.
В общем-то, прелюдия эксперимента не требовала, чтобы мы, будто в пинг-понг, перебрасывались отрывистыми фразочками, но немцам они ужасно нравились.
— Готовность к забросу.
— Есть готовность!
— Дистанция две минуты.
Обернувшись к немецким физикам, я популярно объяснил:
— Сейчас мы испытаем нашу хронокамеру в локальном перемещении — забросим на две минуты в будущее образец, бронзовый слиток весом три килограмма четыреста грамм.