Приорат Ностромо (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 40
Движимый двумя моторами из шести, «Сапсан» плавно приводнился, сбавляя скорость до «пешеходной». Большой минус экраноплана, как, впрочем, и судна на воздушной подушке — паршивая маневренность. Его не развернешь на месте, а в поворот надо вписываться загодя, по широкой дуге. Впрочем, неумеха и на велике не свернет, а человек умелый справится со всем, что движется.
Со свистящим рокотом «Сапсан» рассекал голубые воды лагуны. Глухой гул реверса — и «летучий корабль» отшвартовался, со скрипом потершись носом о вывешенные кранцы.
— Иа ора на! — на пирсе запрыгали молодые зубастые парни в одних шортах, смуглые и босые. — Иа ора на!
Выглянув из люка, Вайткус помахал в ответ, вызвав у местных взрыв энтузиазма.
— Арсений Ромуальдович! — трубно взревел командир экраноплана, слегка заплывший атлет. — Объявляется перерыв на заправку, профилактику и чек-ап. Часика три можете погулять… Соблазнить хорошенькую вахине — или налопаться манго — они тут дюже сочные!
— Вахине? — ухмыльнулся Арсений.
Переждав обильную порцию гогота, он услыхал жизнерадостный ответ Пьянзина:
— Само собой, местных женщин не сравнить с русскими красавицами, зато они очень покладисты и совершенно не капризны. А наших просто обожают! Водят повсюду, и лопочут: «Мы…» М-м… Как же они себя называют… Экскурсоводы? Нет… А! Гиды! Вертят попами, и — «Мы — гиды!» Хе-хе…
Подумав, Вайткус переоделся в «тропичку», и сошел на гостеприимный берег. Давненько его не водили на экскурсию…
Глава 13
Среда, 21 апреля. Ближе к вечеру
Тихий океан к востоку от острова Онекотан,
борт д/э «Богатырь»
Второй час я бесцельно шатался по палубе. Была, правда, попытка засесть в каюте, наедине с компом, и поработать на благо, но ее не засчитали — беспокойство гнало меня наверх, под зябкое солнце.
Хотел было присоседиться к Рите, но застыдился, и ушел на цыпочках. Моя разлюбезная серьезными делами занималась — отвечала на звонки, переговаривалась то с Останкино, то с Северо-Курильском, связывалась с «Пионером», — что ж ей, еще и суженому слезки вытирать?
А когда я в третий раз спустился в каюту, и тут же покинул ее, вернувшись на шкафут, то рассмеялся, хотя и немножко нервно. Мне стало понятно, от какой истины я бегаю. Она изумляла меня, эта истина, приводила в смятение, но в то же время странно успокаивала.
С каждой минутой я всё больше, всё полнее уверялся в том, что действительно люблю Инну, что расточаемые ей некогда признания шли не от руки, а от сердца. И всё, что было между нами, начиная с того далекого февральского дня, когда я влюбился в эту милую дурёху, случилось не зря. И завилась наша с ней мировая линия, пусть и ломаная местами, кривоватая, но общая…
«Две ниточки сплелись…»
Удивительно, но за Талию я не переживал так, как за Инну — моя прелестная «ведьмочка» куда способней меня. Я давно признал превосходство Наташиного разума, Наташиной души, и обладать ее телом бывало даже лестно.
И ведь не случайно Рита дружнее именно с Наташей — они обе натуры сильные, волевые, а вот я насчет них ошибался.
Мне, к примеру, казалось, что у Сулимы научный склад ума, что статус донны Фальер — ее высший уровень, а она вдруг раскрылась совсем с иной, творческой стороны, прославившись, как Лита Сегаль!
Я даже Иверневу долгое время представлял «гуманитарием с уклоном в технаря»! Ну, и где была моя хваленая смышленность? Наташа, вон, штурмует заоблачные научные вершины!
Я ведь слежу за тем, как продвигается ее докторская, а теория интуиции — это по-настоящему мощно. Там и психофизиология, и кибернетика с квантовой механикой… И прямой выход к машинному интеллекту, к эвристическим метапрограммам, да чуть ли не к разумным роботам!
Ага… Подходит к тебе голый здоровяк вот с таким кулаком, и рокочет: «Your clothes. Give them to me! Now!»…
А вот Инна — женщина до кончиков ногтей. Блондинка. Балбесина. И весь свет в ее окошке — любовь ко мне.
Когда я беру на руки Риту, она вспоминает восхитительную ночь после выпускного вечера. Хватаю в охапку Наташу — ей приходит на ум незабываемый дофаминовый шок, великолепное безумие страсти, когда наши зиготы слились, обещая рождение Леи. И так ли уж случайна была та «побочка», когда Талия угостила меня «кофием по-бедуински»?
Да нет, нет, пускай это и было сердешным коварством — я только благодарен Наташе! Но вот Инна, хоть и частенько включала стервозину, оставалась ребенком, наивным и невинным, даже в тот день, когда изменила Видову со мной.
И я жалею ее. И люблю. И томит, томит меня тревога, все нервы уже повымотала!
Набродившись по палубе, наглядевшись на темную зелень волн, я снова спустился по трапу вниз. Задержался у каюты Каплана… И пошел себе мимо. До распахнутой двери здешнего «хакера» — молодого и, как водится, бородатого Юрика, живо напомнившего мне «манагеров» из «нулевых».
В роскошных парусиновых штанах и тельняшке, Юрик глядел на дисплей «Коминтерна-8» с усталой мрачностью в глазах. Одно лишь искупало его внешность, схожую с извратом в моем «прошлом будущем» — полное отсутствие «татушек».
Прислонившись к переборке, я поставил ногу на высокий комингс, и поинтересовался скучным голосом:
— Дебажишь?
— Типа того, — буркнул айтишник, продолжая угрюмо заклинать монитор.
Я оттолкнулся плечом, и вошел.
— Давай, помогу.
— Чего-о? — растянулся ответ, с высот профессиональной спеси упадая до низин брезгливого игнора.
— Вот молодежь пошла… Никакого почтения, — вздохнул я, бесцеремонно сгоняя хозяина с удобного кресла, и протянул руку: — Михаил Гарин.
— Ух, ты… — Юрик растерянно пожал мои пальцы.
Вдвоем мы докопались до «багов», и вылечили микроЭВМ.
— Нормально! — крякнул айтишник. — А это правда, что ты «Ампару» за две недели накатал?
— У-у-у… — завел я. — О том периоде моей бурной молодости еще и не то сочиняли! Один молчел, помню, всё допытывался, откуда у меня взялась разводка печатной платы? А в чем проблема, интересуюсь. Прекрасно разводил на миллиметровке! Сперва компонуешь элементы, отмечаешь контакты, потом простым карандашом проводишь трассировку соединений. По точкам на миллиметровке сверлишь отверстия, набираешь рейсфедером или шприцем нитрокраску, рисуешь дорожки, потом травишь…
— Да не-е, — отмахнулся Юрик, — тут вопроса нет! А как же «оську» писать? Пусть даже шесть килобайт? Не с клавы вбивать, а каким-то… этим… пультиком с тумблерами? Это ж… Ого!
— Ого, — согласился я. — В простых машинных кодах. Можно успеть за три месяца, по три часа в день, аки пчела… Вопрос: а зачем? Лично я коварно проник в папин институт, по блату получил доступ к мощной ЭВМ. Написал под нее кросс-ассемблер на ЯВУ и слепил программатор…
— И всё сразу набирать набело, — недоверчиво прищурился айтишник, — без синтаксических и логических ошибок?
— Ага! — хладнокровно кивнул я. — Будут ошибки — стираю ультрафиолетом, и прогаю заново. Но это только базовую часть «оськи»! Плюс чуток служебных функций, вроде вывода байт с адреса ОЗУ на экран в шестнадцатеричном виде… Ну, вот смотри! Набираем набело, на ручном программаторе. То есть, вводим адрес в двоичном виде переключателями, вводим байт тем же способом, нажимаем кнопку программирования, и так далее, всё переключателями и ручками, до посинения. И то, в этом режиме надо набрать только два килобайта! А у меня в распоряжении была БЭСМ-6 и кросс-ассемблер! И я уже на ней писал «асм» и БИОС для «Коминтерна-1», да и код в ОЗУ микроЭВМ заливал с нее же. Всё! Ассемблер есть, дальше можно писать на нем отладчик и интерпретатор Бэйсика. Бэйсик… Ну, пусть даже восемь килобайт машинного кода, но теперь-то можно писать на «асме»!
— Ну-у, «ось» — это еще и планировщик процессов, — внушительно начал Юрик, — и…
— Стоп! — вскинув руку, я заговорил с большим чувством: — Пойми, мне не нужен был планировщик процессов! И компоновщик не нужен, и загрузчик исполняемых файлов, и драйвера внешних носителей! Зачем? Мне нужно было, всего-навсего, показать работающую микроЭВМ! А для этого вполне достаточно текстового редактора… М-м… Ну, там, навороченного калькулятора, да пары игрушек, вроде «Тетриса». И всё! Понимаешь? Показать и доказать, что не обязательно программист, а любой человек, школьник или домохозяйка, может сесть за «Коминтерн-1» — и юзать!