Ради любви… - Хэсли Одри. Страница 7

Она испытала облегчение, когда у подножия лестницы появилась горничная и предложила проводить ее в столовую.

— Доброе утро, Шерил. Надеюсь, ты хорошо спала? — спросил Сидни, встав при ее появлении.

— Да, хорошо. Спасибо.

У Шерил вновь появилось навязчивое ощущение нереальности происходящего. Она осмотрелась. Комната большая, красивая, даже, можно сказать, импозантная, а главное место в ней занимал длинный, прекрасно отполированный обеденный стол, сервированный серебром и великолепным фарфором. Все это весьма красноречиво говорило о том мире, к которому принадлежал Сидни.

— Я бы хотела сразу поехать в больницу. Так что если тебе по пути, то…

— Конечно, о чем разговор. — Он отодвинул для нее стул слева от себя. — Но сначала позавтракай.

— Спасибо, кофе я, пожалуй, выпила бы.

— Может, заказать тебе яичницу или…

— Нет, благодарю, ничего не надо. Достаточно этого, — отказалась она, беря из корзинки сдобную булочку.

Сидни, передавая ей чашку кофе, довольно сдержанно заметил:

— Ну да, помню, ты ведь и раньше никогда плотно не завтракала…

Шерил сухо поблагодарила за кофе. Ей и без того не по себе, а тут еще эти экскурсы в прошлое!

— Имей в виду, что, когда я не смогу отвозить тебя в больницу, в твоем распоряжении будет машина с шофером.

— Весьма любезно с твоей стороны, — вяло обронила Шерил, бездумно разламывая булочку на несколько частей. — Сидни, я… Вчера я…

— Что?

— Я забыла спросить. Твой отец… — Говорить Шерил собиралась совсем о другом, но с языка слетели именно эти слова. — Надеюсь, мое присутствие не обеспокоит мистера Спенсера?

— Отец умер два года назад.

— О, Сидни, прости…

Шерил поднесла к губам чашку и принялась пить, чтобы скрыть смущение. Она не собиралась задавать этот вопрос и теперь чувствовала себя виноватой, вспомнив, как близки были отец и сын.

— За что тебе извиняться? Ты же не знала.

— Но он ведь был не таким уж старым.

— Да, ты права, старым он не был. Всего пятьдесят два…

Настроение Сидни явно переменилось, он погрустнел и замолчал. Сидни не произнес ни слова до конца завтрака, да и потом, когда они садились в машину.

По всему видно, смерть отца сильно потрясла его, он скорбит до сих пор, подумала Шерил и сочла просто бестактным лезть со своим признанием. Но как все же грустно: умер человек, так и не узнав, что у него есть внук…

Шерил мельком посмотрела Сидни и только сейчас заметила, во что он одет. Поверх белой рубашки с короткими рукавами накинут итальянский кремовый полотняный пиджак. Хоть чему-то научила меня работа в модельном бизнесе, с усмешкой подумала Шерил, хотя бы умению отличить хорошее качество от очень хорошего, а очень хорошее — от безупречного. Несколько лет назад, впервые встретившись с Сидни, она думать не думала о таких вещах, равно как и о тех трудностях, которые могут возникнуть из-за различия в их социальном положении… Господи, как же неопытна и наивна была она в те времена!

Когда они въезжали на территорию больницы, Сидни заговорил:

— Ты не возражаешь, что оперировать твоего сына буду я?

— Возражаю. Знаешь, я хотела бы объяснить…

— Сказанного достаточно, — прервал он ее, выходя из машины.

Шерил тоже покинула салон и пыталась продолжить:

— Сидни, пожалуйста, я должна тебе сказать…

— Нет никакой необходимости что-то еще объяснять, — заверил он, без выражения взглянув на нее. — У нас в больнице отличные хирурги.

— Рада слышать, — пробормотала Шерил, растерявшись под взглядом Сидни. — Но должна же я объяснить тебе, почему я против!

— Прости, но это меня не интересует, — отчеканил Сидни, и в глазах его возник холодок отчуждения.

Шерил охватила ярость, она молча развернулась и направилась к подъезду больницы.

— Да, Шерил! — окликнул он ее в вестибюле. — У меня сейчас обход, а потом я зайду осмотреть твоего малыша.

Возле палаты сына Шерил замедлила шаг, чтобы немного успокоиться, и вдруг с ужасающей ясностью осознала, почему ей трудно поговорить с Сидни. Да это просто страх, что он, узнав правду о Сидди, вот так же бросит ей в лицо, что ребенок — который для нее смысл жизни — его не интересует. Что же в самом деле будет, если он именно так и скажет? Ему нет никакого дела ни до нее, ни до Сидди — так было раньше, так будет и теперь.

Дверь палаты открылась, и оттуда вышла медсестра.

— Мисс Джонс? Я Габи Тернер. Хорошо, что я вас встретила.

— Что случилось?! — тревожно воскликнула Шерил, мгновенно объятая страхом.

— Не волнуйтесь, с Сидди все в порядке. Он прекрасно спал и спит до сих пор.

— Спит? — недоверчиво переспросила Шерил.

— Его животик утром дал о себе знать, но это в порядке вещей, и я ввела ему успокоительное. — Медсестра усмехнулась. — Так вот, мисс Джонс, я обещала малышу, что обязательно сообщу вам, как мужественно он перенес укол.

— Ох, дорогой мой… укол… — выдохнула Шерил, улыбнувшись. — А я боялась, что это окажется для него большим испытанием.

— Ну, я ведь пообещала отметить его мужество, — заметила медсестра, — что и выполнила. Могу я предложить вам чашечку кофе?

— Спасибо. Очень любезно с вашей стороны, но я только что позавтракала.

— Тогда, возможно, позже…

Шерил благодарно улыбнулась девушке, затем вошла в палату и направилась к кровати сына.

— Доброе утро, малыш, — прошептала она, и сердце ее переполнилось нежностью. Увидев, что глаза мальчика открыты, она удивилась. — А мне сказали, что ты спишь!

— Габи сказала? — уточнил мальчик, погладив мать по лицу, когда она наклонилась его поцеловать.

— Да, Габи. А еще она сказала, что ты мужественно перенес укол.

— Ох, мама, это был такой ужасный укол, — пожаловался малыш, — но зато животик у меня теперь не болит. А где бабушка?

— Она придет позже, — ответила Шерил, и любовь к ребенку острой иглой кольнула ее в самое сердце. — Вчера вечером ей пришлось поехать домой и…

— А разве ты, мамочка, не поехала с ней? — спросил явно озадаченный Сидди.

Шерил покачала головой.

— Пусть бабушка думает, что я веду себя как глупая наседка, но мне хотелось остаться здесь, в Веллингтоне, и быть рядом с тобой.

— Но ты же ни чуточки не глупая наседка, — сонно проворчал малыш, и глаза его начали слипаться. — Бабушка и сама бы с нами осталась, но у нее дела в галерее… Зато когда я вырасту большой и нарисую красивые картины, бабушка повесит их у себя. Ведь правда?

— Конечно, сынок, — нежно прошептала Шерил. Видя, что малыш с трудом держит глаза открытыми, она подставила к кровати стул и тихо сказала: — Не возражаешь, если я у тебя немного вздремну?

Мальчик кивнул, Шерил положила голову на подушку, и он, обняв мать за шею, почти мгновенно заснул. Убедившись, что Сидди крепко спит, она потихоньку освободилась, встала и покинула палату. В голове у нее не было ни одной мысли, только уверенность, что необходимо сейчас же поговорить с Сидни.

Она подошла к сестринскому посту, где одна из сестер заполняла карту.

— Мне необходимо поговорить с доктором Спенсером. Хотелось бы знать, свободен ли он сейчас.

— Вам повезло, — приветливо ответила девушка. — Вон он идет.

Обернувшись, Шерил увидела Сидни и бросилась к нему.

— Сидни, нам надо поговорить!

— Потом, Шерил, потом. Все разговоры потом. Я до сих пор не осмотрел твоего сына.

Направляясь к палате Сидди, он на ходу открыл историю болезни, захваченную с сестринского поста, а потом, немного не доходя до дверей палаты, посмотрел на обложку папки и остановился.

— Сидни? — растерянно проговорил он. — Так ты назвала его моим именем?

— Постой, Сидни! — в отчаянии воскликнула Шерил, видя, что он взялся за ручку двери.

— Да в чем дело? — Он обернулся и удивленно уставился на нее.

— Мне не так просто сказать… Но я должна! — Голос Шерил дрогнул, во рту пересохло так, что она с трудом произносила слова. — Я обязана сказать тебе… Он твой… Сидди твой сын.