Кай из рода красных драконов 4 (СИ) - Бэд Кристиан. Страница 6

Они не участвовали в битве в долине Эрлу, не знали поражений.

Им казалось, что уж они бы начистили рыло терию Вердену, окажись в тот день на поле у крепости! И каждый вечер видели эту победу в мечтах, просыпались с мыслью о ней, готовы были прямо сейчас напасть на город колдунов!

— Сколько в дюжине тех, кто с волками? — спросил я Ичина

— Все, — ответил он коротко.

— Но… откуда? — удивился я. — Они же не приняли присяги? Не прошли обряд, после которого воин может взять своего первого волчонка?

— Так ведь это ты научил приманивать стариков колбасой из драконьей крови, — улыбнулся Майман. Он только что заявился со стороны реки — бодрый и мокрый. — Крылатые волки и без того очень любят драконью кровь, а от колбасы — просто разум теряют. Стоит один раз дать попробовать, потом не отвяжешься.

Я вспомнил Бурку. Вспомнил, как он глотал кровь, давясь от жадности.

А от драконьей колбасы мой друг вообще потерял всякую осторожность. Забрался в мою котомку и сожрал желанную добычу, словно озверел на время.

Бурка говорил, что кровь дракона помогает диким крылатым волкам вернуть истраченную магическую силу.

Неужели она есть и у волков, отведавших молока Белой горы?

Стоп. Ну, конечно же, есть. Ведь магическую способность летать они не утратили! Волки — не птицы, летают они явно с помощью магии!

— А в колбасе — какие-то травы вместе с кровью? — осенило меня.

— Дикий чеснок, горечавка… — стал перечислять Ичин.

Я покивал. Похоже, кровь и травы создавали какую-то особенно убойную смесь, очень полезную для зверей. Просто до меня никому и в голову не приходило, прикармливать волков колбасой из драконьей крови.

Драконы и без того были редкой добычей. Но сама по себе их кровь такого сильного действия на волков не оказывала. Сырая. И только отведав драконьей крови, сваренной с травами, звери чего-то там себе понимали. Но что именно?

— А не заболеют волки от колбасы? Там всё-таки ещё мука и соль? — спросил я.

— Ну, разве что ушастая морда треснет? — предположил Майман.

Подошёл Чиен и уставился на меня. Видно ждал, что из юрты Шасти я выйду уже похожим на Незура.

Но мне не хотелось так рано будить девушку. Я решил, что успею, если выйду после завтрака. Нагружу горшками с ядом Мавика, и мы с ним в полдня доберёмся до города.

Не отвяжется он от меня, факт. Да и не тащить же всё на себе?

Подошёл Ойгон, Ичин объяснил ему задачу.

— А где Темир? — спросил я, оглядываясь.

— Однако, в дозоре ещё, — сказал Ойгон. — А зачем он тебе? Ты же один в город собрался?

— Я хочу, чтобы он тоже был у меня в отряде.

Лицо Ойгона вытянулось.

— Два брата вместе — плохой отряд, сказал он. — Один брат будет другому поблажки делать, не хорошо это.

— Пусть только попробует, — пообещал я. — И Истэчи надо взять.

— А этого-то зачем? — совсем растерялся Ойгон. — Он меч держать не умеет толком!

— Зато руки у него золотые. И голова!

Словно бы споря со мной, от хозяйственной юрты донеслись душераздирающее блеяние ездовых птиц и крики толстяка Шонка:

— Ой! Ой, моя голова!

— Вон он, твой злоторукий! — фыркнул Ойгон. — Птиц пугает! И башку твоему интенданту разбил!

Я обернулся в сторону юрты, и вовремя. Истэчи как раз проломился через ограду, пытаясь поймать птицу-верблюда.

Одуревшая от ужаса птица тащила за собой громыхающую волокушу, снабжённую колесом на манер тачки.

Выпучив глаза и непрерывно блея, несчастная верблюдь неслась на нас. А сзади бежали с криками Истэчи и толстяк Шонк.

Только кричали они разное.

— Ни хрена! Поехали! — орал Истэчи.

— Эрлика на тебя нет! О, моя голова! — вторил ему толстяк.

На лбу у него синела здоровенная шишка.

Интерлюдия

Главный колдун Шудур мрачно созерцал пиалу с горячим тёмно-багровым зельем. От зелья несло тухлятиной, и островками плавала неаппетитная пена.

Остынет — и надо пить. Он должен беречь своё драгоценное здоровье. Ведь кругом — столько завистников. И они так и мечтают — как-нибудь удавить да чем-нибудь отравить!

Хорошо, лестно быть главным колдуном. Но как же опасно!

Словно идёшь по оврингу — нависающей над пропастью тропе. И горе тебе, если разыграется ветер или камень сорвётся с вершины!

Шурур засопел недовольно — укрепляющее здоровье зелье было на редкость противным. Но собрался с духом, зажал нос и отхлебнул сразу половину.

И тут же кто-то заскрёбся у входа. Кто, если не слуга?

— Войди! — громко велел Шудур. — И тут же спросил: — В круге шепчутся, что прибыл Нишай. Дежурил ли ты у ворот, как я тебе велел?

— Да, господин, — поклонился слуга. — Он прибыл. Его внесли в круг камней в паланкине. Ни слуг, ни ближников с ним нет, только драконьи воины, вооружённые до зубов. Разбили ему юрту, что притащили с собой. Даже близко к этому делу никого не подпускали. Но возле юрты проклятый Нишай вылез из паланкина, чтобы отлить! Я видел, я стоял близко! Его ведь ни с кем не спутаешь!

Слуга испуганно заморгал, словно у него перед глазами до сих пор стояло лицо Нишая с татуировкой скорпиона на щеке.

— А ты уверен, что это вправду Нишай? — строго спросил Шудур. — А если личина? А если он глаза тебе отвёл?

— А драконьи воины? — не согласился слуга. — А серебряные мечи на паланкине? Неужели он усадил бы кого-то на своё место, чтобы чужак марал там его подушки? — слуга потрясённо уставился на хозяина. — Да он же брезглив, как змея! И он никогда не отпускает от себя своих воинов! Говорят, что и не люди они сроду! А… А…

Слуга растерянно замолчал.

— Полулюди-полудраконы? — усмехнулся Шудур. — Грозные воины, заговорённые от стали и магии? — Он грозно нахмурился и рявкнул: — Врут!

— Да, да, господин, — проблеял слуга, сгибаясь в поклоне.

— Так значит, Нишай всё-таки явился по моему приказу. — Шудур скривился, словно у него заныли зубы. — Ну так чего же он медлит? Почему не явился ко мне, чтобы узнать, зачем я его позвал?

— Верно, он устал с дороги, господин? — несмело предположил слуга. — Всё-таки полдня пути…

— Так ведь он не шёл, а ехал! — нахмурился Шудур.

А в голове билось: «Презирает. Видать, и вправду что-то задумал. А что? Отравить хочет? Или опорочить перед терием Верденом? Место моё занять? Ведь если мы проникнем через перевал — должность главного колдуна станет дороже стократ!»

— Может, он опасается вас, господин? — робко начал слуга. — Может, он гадает сейчас по рунам?..

— Или подозревает что-то? — прорычал Шудур и уставился на свои руки.

Он ощущал страстное желание удавить проклятого Нишая вот этими пальцами. Разорвать тонкую кожу на шее, выдавить кровь из горла!

«А что если Нишай и в самом деле привёз с собой драконьи мечи Айнура и его людей? — вспыхивали и гасли мысли, искажая лицо гримасой ненависти и боли. — Что если он догадался, как пройти Огненный Перевал? А явился тогда зачем?»

— Да что он может подозревать? — замотал головой слуга. Он видел, что творилось с господином, и жутко трусил.

Слуга не понимал, о чём говорит Шудур, но возражать опасался. И изо всех сил старался успокоить главного колдуна.

— Нишай — самый молодой из колдунов императора! Откуда ему знать? — верещал он.

И Шудура вдруг отпустило.

Слуга был прав — драконий выродок ещё слишком молод, чтобы переиграть его, многоопытного Шудура.

Если Нишай и вправду достал мечи — он не будет ими долго владеть. Здесь, в саха, колдовском круге, выстроенном Шудуром, он быстро найдёт страшную смерть.

Драконий выкидыш сам подписал себе приговор, явившись сюда.

Император вряд ли накажет Шудура за нечаянную гибель нежеланного наследника. Так, пожурит для острастки. А позже пришлёт подарок.

Нужно всего лишь придумать, как разделаться с Нишаем, чтобы ничего не заподозрила его мать, сестра императора, ужасная Синеликая Исид!

Но… что если у Нишая припрятаны в рукаве новые неведомые заклятья? Зачем-то же он торчал в горах? Что за опыты он ставил там над дикарями?