Рысюхин, шампанского! (СИ) - "Котус". Страница 22

После этого, как настоящая кошка, одновременно зевнула и потянулась, забросила на меня ногу и засопела дальше.

[1] Имеется в виду предок пулемёта — огнестрел в мире РОС на уровне 1870-х…1890-х годов нашего мира, с отдельными прорывными образцами, примерно на уровне 1904 года, но пулемётов нет, поскольку пороховой унитарный патрон вещь мало того, что дорогая, так ещё и ограниченного распространения, считается средством против магов, для их убийства.

Глава 11

Утром проводил своего воеводу — ну, как «проводил»? Указал направление на вокзал и сколько должна стоить поездка на извозчике, а то эти ухари иногороднего, что местности не знают, могут возить кругами долго. Сам себе удивился, что это я вчера бросился такие детальные инструкции давать, словно передо мной не офицер, вдвое меня старше (причём «с хвостиком»), а Василисина одноклассница? Даже извинился за приступ гиперопеки, на что тот ответил с улыбкой:

— Да уж, непривычно было такое обращение, словно я опять бестолковый новобранец, что без провожатого казарму от конюшни не отличит. Но, с другой стороны, даже немного приятно, что командир такой заботливый!

Напоследок мы загрузили в фургон подарки для профессора. Конечно, возить это всё целый день туда-обратно не лучший вариант, но вечером таскать всё в одиночку ещё хуже. Дело даже не в том, что тяжело — некоторую тару одному носить просто неудобно. Упакую всё поплотнее, чтоб не бултыхалось и буду надеяться, что ничего не разобьётся.

Вторник был такой же изматывающий, как и прошлый, только на фехтовании Вася подарил неожиданный заряд веселья. Когда один из студентов другой группы спросил с подковыркой, мол, что за несерьёзное имя для боевого оружия — «Вафелька», он, ласково поглаживая свой топор ответил:

— Это просто ты не знаешь, какой от неё бывает кариес!

Вроде и шуточка-то, так себе — а ржали всем потоком минуты три, пока инструктор (отсмеявшийся первым) не навёл порядок в зале. Видимо, пережигали и выплёскивали накопившуюся усталость. Но преподаватель сам же и испортил результат своих усилий, заметив:

— Вы не правы, Василий. Для кариеса нужны зубы, а после вашей «выпечки» их попробуй ещё найди…

Ну да, ну да — почти полтора кило железа на рукоятке в восемьдесят сантиметров, тут слону бивни вынесет. А наш Васенька своим топором машет, словно я прутиком, каким в детстве осот с бурьяном срубали, потому что здоровый, как лось. Но добрый, если не злить, конечно.

Всё ещё посмеиваясь над этими немудрящими шуточками я и поехал в лабораторию, попутно размышляя, что надо хоть какие-то аккорды подобрать к той песне, которую мне дед из закромов своей памяти подкинул. Слова в третьем куплете мы с ним немного подправили, выбросив сомнения в будущем Империи и, в принципе, текст был готов, а вот за разбор музыки я ещё толком не брался. При том, что Маша сегодня с живого точно не слезет. Решено: сдам отчёты для оформления набело Свете Зубрицкой, а сам за время ожидания набросаю в блокноте хотя бы основные аккорды и рифы. Главное, чтобы никто не помешал.

Разумеется, помешать пытались, тот же Гена по прозвищу Зубы. Глядя на него как-то сама собой вспомнилась история на сегодняшнем занятии по фехтованию, и я спросил, безо всякой задней мысли:

— Гена, знаешь, какое главное условие возникновения кариеса?

— Ммм… Отсутствие гигиены?

— Не-а, наличие зубов!

— Вот что ты так сразу, а? Я же просто заглянул, по-дружески…

— Я тоже, Гена, тоже по-дружески. Безо всяких намёков, честно — просто к слову пришлось…

Гена скрылся за дверью и больше ко мне никто, кроме Светланы, не заглядывал. Эх, жаль гитары здесь нет, порепетировать: запись-то я сделал, но вот проверить, не ошибся ли — не выйдет, увы.

Домой добрался уже в девятом часу и Маша, что называется, «била копытом» в нетерпении. Рабочий день у прислуги уже закончился, так что на стол жена накрывала сама, причём управилась очень быстро, можно сказать — профессионально, пока я переодевался и мыл руки. И не только всё успела, но даже поторапливала, мол, иди быстрее, остынет. Пока ужинал — думал, подавлюсь под её нетерпеливым взглядом. Чай пить у меня нервов уже не хватило, хлебнул глоток-другой и пошёл в гостиную.

Маша села около фортепиано с блокнотом для нотных записей в руках, словно сама не знала, записывать или аккомпанировать. Я взял гитару, открыл свои черновики. Сыграл вступление, точнее, буквально пару аккордов, и понял — не то. Отдалённое сходство есть, но и только. Остановился, подумал, поправил пару аккордов. Начал опять — снова не то. Даже хуже стало. Начал в третий раз. Лучше, но… Тоже не то!

После этой остановки Маша что-то прошипела.

— Что ты там говоришь?

— Издеваешься, да?

— Нет, просто не то получается, что хочу. Сейчас, погоди, вроде — нащупал.

Я начал играть четвёртый раз, почти дошёл до куплета, и тут, наконец, понял, как на самом деле надо. Маша тихонько зарычала. Стартовал пятый раз. Вот не хватает чего-то! Обертона тут особые были!

«Ты что, клавиши на гитаре изобразить хочешь?»

«Какие клавиши⁈»

«Синтезатор. Электронный инструмент».

«Так там не только гитара, вот тут вот?»

Я мысленно воспроизвёл фрагмент, а дед в ответ показал съёмки с концерта, и эти самые «клавиши». Тьфу ты! Я про такой инструмент вообще представления не имел — точнее, в дедовских воспоминаниях он был, но я внимания особого не обращал — тало ли, что там, может, цимбалы какие или разновидность клавесина. Пока мы с дедом общались — я сбился и снова остановился.

— Юра, хватит надо мной издеваться! Потом совершенства достигать будешь, доберись хотя бы до первого куплета!

— Всё-всё, я понял, там одной гитарой никак не обойдёшься просто, я пытался сделать то, что в принципе невозможно. Сейчас сыграю одну только гитарную партию, точнее, её черновик.

Вступление, проигрыш, и:

— Что такое осень? Это небо. Плачущее небо под ногами[1]…

Когда отзвучали последние аккорды, Мурка посидела несколько секунд в задумчивости и изрекла:

— Мрачновато, и немного депрессивно, но в меру, в меру. И всё равно интересно получается, хоть это ещё даже не скелет. Так, сыграй-ка ещё пару раз, а то я отвлеклась и не всё записала.

Сыграл, куда же деваться. И два раза, и три. Потом ещё долго разбирали музыкальные решения и поэтические метафоры. Обсуждали бы и дольше, но меня этот день так вымотал, что я просто уснул сидя, прямо посреди разговора. После чего был, вопреки ожиданиям, затискан, зацелован и уложен спать с комментариями, что «устал котик мой».

Утром Машенька вскочила раньше меня и побежала к фортепиано, но после нескольких странных аккордов вернулась назад с обиженной нюськой.

— Что, приснилось гениальное решение, которое оказалось… кхм… далеко не гениальным?

— Да вообще чушью оказалось!

— Это бывает. Во сне отключено критическое мышление, поэтому всё, что угодно может показаться интересным и даже гениальным. Один учёный неделю просыпался с мыслью, что ему приснилось что-то воистину гениальное и великолепное, что может перевернуть всю науку. Спал с карандашом и блокнотом, однажды ночью сумел проснуться, записать, и уснуть снова.

Я замолчал, чтобы не торопясь отпить чая.

— И что там было? Он же записал свою идею?

— Да, записал. «Банан велик, но шкурка его ещё больше[2]».

— И что?

— И всё. Это и была та самая «гениальная идея», целиком и полностью.

Супруга пару секунд посидела в задумчивости, после чего фыркнула в чашку, а затем и рассмеялась в голос:

— Да уж, я хоть не мучилась целую неделю, так, пятнадцать минут расстройства… Но та какофония, что у меня получилась — достойна «шкурки от банана»!

После завтрака пришлось снова ехать на занятия, напоминая себе, что у меня после регулярных пар — отработка лабораторной. Получается, домой вернусь примерно в одно время с Машей, а вечером нам в гости к профессору. Хорошо хоть, что не нужно думать, где и что перехватить на ужин — кухарка наша вполне на уровне, хоть шедевров тётки Яди я то неё ещё не видал — но, может, просто не было повода и возможности? Кстати, о кухарках. Надо будет найти время и модернизировать нашу кухню, а то нелепо получается: оборудование современное в Дубовом Логе, а мы — тут. Самое главное, что все покупные элементы давно приехали, лежат в кабинете, в двух коробочках — для могилёвского дома и для смолевичского. То забываю, то просто нет времени. На этих выходных займусь — тоже суббота в академии занята будет, вторая подряд. Ну, собственно, так и говорили — две субботы из трёх забиты, а мне ещё навёрстывать и навёрстывать.