Самый богатый человек в Вавилоне. Две книги под одной обложкой - Клейсон Джорж. Страница 4

…В комнату, где я работал, как-то вошел Алгамеш – богатый ростовщик, почти уже старик. Серебряные украшения были на нем, а в кольцах переливались драгоценные камни. Он наказал мне сделать копию Девятого закона Хаммурапи.

– Сделай эту работу за два дня, и ни часом позже. Справишься – дам тебе два медяка.

Два медяка за два дня! Это было хорошей платой. Я усердно выбивал знаки на глине, прерываясь лишь на скромный ужин и короткий сон, но Девятый закон велик и сложен. Алгамеш пришел вечером второго дня и потребовал табличку, но она была не готова. Как он разбушевался! Будь я рабом, он бы поколотил меня до полусмерти. Но я рассудил, что градоправитель не позволит ростовщику обидеть меня, поэтому набрался смелости и сказал:

– Не сердись так, Алгамеш. Да, я не успел. Но ты очень богатый человек, и я хотел бы стать таким же – когда-то я дал себе слово разузнать о секретах богатства. И мне кажется, ты обладаешь таким знанием. Если ты поделишься им со мной – клянусь, я буду сидеть над табличкой всю ночь, и к первым лучам солнца она будет готова.

Алгамеш удивленно вскинул лохматые седые брови, но улыбнулся.

– А ты непростой малый. Хитро. Ну что же, давай заключим такую сделку – я приду к тебе на рассвете. Но помни, если ты и на этот раз не справишься, ты лишишься большего, чем просто упущенного знания.

И я просидел за клинописью всю ночь – до боли в спине, до слезящихся от чада свечи глаз. Мне нужно было это знание во что бы то ни стало. И, когда показались первые лучи солнца, работа была сделана.

– Ты выполнил свою часть уговора, – пробормотал Алгамеш, рассматривая табличку с письменами. – Что же, теперь мой черед. Признаться, я надеялся, что ты справишься, – ведь закат моей жизни близок, а мудрость должна переходить от старших к младшим. Вы, юнцы, считаете наши уроки скучными, бесполезными, настолько же безнадежно устаревшими, как и мы сами. Но солнце сегодня такое же, как было при твоем отце и при его отце, и оно будет точно таким же, когда отойдут во тьму твои внуки. Мысли юнцов – метеоры. Озаряют небо на секунду и исчезают без следа в вечности. Мудрость стариков же – звезды, чей свет неизменен, и он никуда не уйдет. Слушали бы меня мои внуки хоть вполовину так охотно, как ты, я бы не тревожился за их будущее. А вот ты, Аркад, попросил о знаниях сам. И заслужил эту мудрость.

Алгамеш перевел дух. Он не был глубоким стариком, но сейчас казался столетним мужем, получившим свои знания от самих богов.

– Слушай внимательно, Аркад, писарь из архива градоправителя. Ведь если ты не услышишь меня, знание ускользнет от тебя и сегодняшняя ночная работа ничего не будет стоить.

Потом он посмотрел на меня исподлобья, как будто сам был одним из богов:

– Путь к богатству – всегда откладывать часть из заработанных денег. Значит – присваивать эту часть себе и только себе. Медяк это или серебряный сикель, всегда.

– И все? Так просто? – спросил я его, потому что Алгамеш замолчал.

– Так просто человек превращается из пастуха в ростовщика.

– Ты говоришь, я должен присвоить себе часть заработанных денег. Но ведь они и без того мои.

– Надолго ли? Ты работаешь на градоправителя и получаешь свои медяки. Но потом кто-то другой работает уже на тебя и присваивает их себе. Твои деньги тебе не принадлежат. Ты идешь к портному за новой рубахой – он шьет ее, ты платишь. Ты покупаешь мешок муки на базаре, и снова твои медяки уходят от тебя. Вавилон – город, забирающий все до распоследней монеты. А сколько из них ты присвоил себе за прошедший год? И еще годом раньше? Уверен, что ничего. Ты раб, Аркад.

Он сказал это так презрительно, что я тотчас ощутил кандалы на своих руках. Возможно ли это? Алгамеш продолжал:

– Ты работаешь за муку и рубаху, ты не живешь – существуешь за свои гроши. Но скажи мне, если бы ты всякий раз откладывал десятую часть от своего дохода, сколько бы у тебя вышло за десять лет?

Я припомнил арифметику, которой нас учили в детстве, и ахнул:

– Примерно столько, сколько я зарабатываю в год.

– Запомни, Аркад.

И, если ты сумеешь вложить их в выгодное дело, эти рабы начнут трудиться и приносить тебе еще больше денег. Каждый медяк, который принесет тебе раб, – это его дитя, и оно тоже будет трудиться на тебя. Так ты придешь к богатству, которого так жаждешь.

В моей голове уже вертелись цифры. Пожалуй, я мог бы откладывать десятую долю от своего скромного заработка, это же не так много? И на девять частей я смог бы прожить.

– Эта мудрость, – продолжил Алгамеш, – стоит в сотню и тысячу раз больше тех двух медяков, что я заплачу тебе за Девятый закон Хаммурапи. Но ты должен умно распорядиться этим знанием. Ты должен начать откладывать десятую часть от каждого медяка, который придет к тебе в руки, не меньше. Ты сможешь откладывать больше, когда твое богатство вырастет, но начни с этого непреложного закона. Высеки его на глиняной табличке, коли пожелаешь. Оставляй себе столько, чтобы хватало на еду и одежду, не забывай о милосердии к нищим и подношениях богам. Но начни уже платить самому себе.

Ростовщик Алгамеш указал на инжирное дерево, которое росло во дворе. Его плоды уже налились соками и падали на землю.

– Это дерево когда-то выросло из крохотного семечка. Сперва оно ничего не значило, но потом стало расти и крепнуть и теперь дает сочные плоды. Его уже не уничтожит ветер или зной, оно укрепилось. Когда я уйду, сорви один плод и вкуси его сладость – то же ты сможешь сделать и со своим богатством однажды. Первый медяк, который ты отложишь, – это семечко. Посади его, ухаживай, поливай и позволяй ему расти. И когда-нибудь ты будешь без усердия наслаждаться его плодами.

На этих словах Алгамеш забрал свои таблички и, оставив на моем столе два медяка, удалился. Поразмыслив, я счел, что совет ростовщика разумен. В конце концов, что мне мешает попробовать? Это стало решением, которое изменило мою жизнь.

С того самого разговора с Алгамешем я стал откладывать десятую часть от всего дохода, будь то жалование писаря или сторонние заказы. Это оказалось несложно, я не почувствовал, что стал хуже есть или ходить в истоптанных до дыр сандалиях. Мне пришлось умерить свой пыл на базаре, куда финикийские торговцы привозили диковинные товары, виноградные вина и яства. Для этого потребовалась воля – кошель с отложенными медяками тяжелел, там даже завелась пара серебряных сикелей. Как хотел я потратить их на кувшин душистого масла, украшение или новый резной столик в мою скромную обитель! Но я сдерживался, понимая, что тогда снова заплачу всем, кроме себя.

В таких заботах прошел целый год, и тогда Алгамеш снова явился ко мне.

– Скажи, ученик мой, платил ли ты себе десятую часть от каждого дохода, как мы и договаривались?

– Платил, учитель, – отвечал я, крайне довольный собой.

– Ты молодец, писарь Аркад. Успел ли ты вложить накопленное в какое-нибудь дело?

И тут я исполнился гордости. Ведь совсем недавно я, не дожидаясь прочих советов от ростовщика Алгамеша, действительно вложил все деньги, которые успел отложить. Мой тогдашний знакомец, каменщик Азмур, как раз отправлялся в Финикию, в город Тир. Он обещал, что вложит мои деньги в самоцветы, – ведь здесь, в Вавилоне, их можно было продать втридорога. Мне это казалось восхитительно умным решением. Об этом я и рассказал Алгамешу с гордостью.

Но он лишь нахмурил кустистые брови:

– Каменщик и самоцветы? А с чего ты взял, что твой друг Азмур отличит настоящую бирюзу от поддельной? Откуда ему, работающему с кирпичом, знать, как должен играть на свету лазурит? Или ты приходишь к пекарю, чтобы поговорить о звездах? Глупый мой ученик! Клянусь бахромой на своей пурпурной накидке – если ты захочешь услышать голос звезд, ты пойдешь к жрецу!