Нечистая сила и народные праздники - Афанасьев Александр Николаевич. Страница 87

О Зиме и Осени рассказывают, что они приезжают на пегих кобылах; с половины ноября Зима, по народному поверью, встает на ноги, кует морозы, стелет по рекам мосты и выпускает на белый свет подвластных ей нечистых духов; с 12 декабря она ходит в медвежьей шубе, стучится по крышам избушек, будит баб и заставляет топить печи; идет ли она по полю – за ней следуют вереницами Метели и Вьюги и настойчиво просят дела, идет ли по лесу – сыплет из рукава иней, идет ли по реке – на три аршина кует под своими ногами воду. Более наглядные олицетворения времен года встречаем у белорусов. Весну они называют Ляля, лето – Цеця, осень – Жыцень, зиму – Зюзя. Ляля представляется юною, красивою и стройною девою; существует поговорка: «Пригожая, як Ляля!» В честь ее празднуют накануне Юрьева дня, и праздник этот известен под именем Ляльника. На чистом лугу собираются крестьянские девицы; избравши из своей среды самую красивую подругу, они наряжают ее в белые покровы, перевязывают ей шею, руки и стан свежею зеленью, а на голову надевают венок из весенних цветов: это и есть Ляля. Она садится на дёрн; возле нее ставят разные припасы (хлеб, молоко, масло, творог, сметану, яйца) и кладут зеленые венки; девицы, схватившись за руки, водят вокруг Ляли хоровод, поют обрядовые песни и обращаются к ней с просьбою об урожае:

Ляля раздает им венки и угощает всех приготовленными яствами. Эти венки и зелень, в которую наряжалась Ляля, сберегают до следующей весны [437]. Цеця – дородная, красивая женщина; в летнюю пору она показывается на полях, убранная зрелыми колосьями, и держит в руках сочные плоды [438]. Жыцень представляется существом малорослым, худощавым, пожилых лет, с суровым выражением лица, с тремя глазами и всклокоченными, косматыми волосами. Он появляется на нивах и огородах, после снятия хлеба и овощей, и осматривает: все ли убрано, как следует в добром хозяйстве. Заприметив много колосьев, не срезанных или оброненных жнецами, он собирает их, связывает в сноп и переносит на участок того хозяина, у которого хлеб убран начисто, с бережливостью; вследствие этого на будущий год там, где Жыцень подобрал колосья, оказывается неурожай, а там, куда перенес он связанный сноп, бывает обильная жатва. Когда Жыцень странствует в виде нищего и при встрече с людьми грозит им пальцем, это служит предвестием всеобщего неурожая и голода в следующем году: «Жыцень з’кабзой (с нищенской сумою) – голод на двор!» Во время осенних посевов он незримо присутствует на полях и утаптывает в землю разбросанные зерна, чтобы ни одно не пропало даром. Судя по этим данным, Жыцень принадлежит, собственно, к породе эльфических духов, блуждающих по нивам и помогающих росту и зрению хлебных злаков; белорусы сочетали с ним представление осени, так как к этому времени года относится окончательная уборка и умолот снопов, и посев озимого хлеба. Имя Жыцень есть производное от слова «жито» (рожь), что подкрепляется и народными поговорками: «Жыцень хлеба дав», «Барджей на Жытня, кали в засеке хлеба не прытне» [439]. Зюзя – старик небольшого роста, с белыми что снег волосами и длинною седою бородою, ходит босой, с непокрытою головою, в теплой белой одежде и носит в руках железную булаву. Большую часть зимы проводит он в лесу, но иногда заходит и в деревню, предвещая своим появлением жестокую стужу. Чтоб умилостивить Зюзю, белорусы накануне Нового года откладывают несколько ложек кутьи в особую миску и оставляют ее на ночь на столе, чтобы Зюзя пришел «кутьи паесьци» и не вредил бы морозами нивам и домашним животным: «Зюзя на дворе – куцья на столе». Подобно тому в других местностях России существует у крестьян обычай приглашать Мороз на кутью и на кисель. Когда Зюзя гневается на людей, он ударяет своей булавою в какой-нибудь пень, и тотчас же трескаются стены домов и самая земля; «трескучие» морозы приписываются его ударам: «Зюзя стукиняе, людей ущувае» (стращает). Происхождение имен Ляля, Цеця и Зюзя остается необъясненным; каждое из них образовалось чрез удвоение коренного слога и все равно уцелели в детском языке: «ляля» и «цаца» (малорус. «цяця») употребляются как ласкательные названия ребенка (в смысле «милый, пригожий, умница»), а также для означения игрушки, «зюзя» употребляется в замену слова «холодно»: «Не ходи на двор, там зюзя!». Белор. «зюзець» – мерзнуть, цепенеть от холода [440]. Вместо олицетворенных времен года в славянских сказках нередко выводятся действующими лицами Месяцы как двенадцать братьев, восседающих на стеклянной горе, т. е. на небе, вокруг пылающего костра = солнца. Костер этот горит то сильнее (в летнюю пору), то слабее (зимою), смотря по тому, какой из Месяцев берет в свои руки правительственный жезл. Весенние Месяцы изображаются цветущими юношами, летние – достигшими полного развития сил мужами, осенние – пожилыми, стареющими братьями, а зимние – седовласыми старцами. Подобное же олицетворение месяцев встречаем и в итальянской сказке, но обстановка ее уже значительно подновлена: с горы-неба сцена переносится в гостиницу. Было два брата – богатый и бедный. Бедный, оставленный без помощи богатым братом, пошел искать счастия; на пути остановился он в одной гостинице, в которой грелись у огня двенадцать мужей, и подсел к ним, дрожа от холода. Один из двенадцати незнакомцев, мрачный и суровый по виду, спросил пришельца: «Что ты думаешь о теперешнем времени года?» – «Что думаю? – отвечал этот, – я убежден, что все месяцы года исполняют свое дело, но мы, сами не зная, чего нам желается, хотим давать законы небу и не рассуждаем о том, что нам полезно или вредно; когда бывает ветрено и дождь идет – мы желаем жаров, а в августе просим туч, нисколько не думая, что от этого могут погибнуть жатвы». – «Ты рассуждаешь как Соломон; но нельзя же не признать, что настоящий месяц март своим холодом, дождем, снегом, ветрами и туманами причиняет нам много печали». – «Ты говоришь только о неприятных качествах этого месяца, – отвечал бедняк, – а не говоришь о той пользе, какую приносит он, приводя с собою весну». Незнакомец с радостью выслушал такой ответ, ибо это был сам месяц Март с одиннадцатью своими братьями, и подарил благоразумному гостю ящичек, в котором можно найти все, чего только пожелаешь. Бедняк взял подарок, возвратился домой и вскоре так разжился, что богатый брат его почувствовал всю горечь зависти и немедленно собрался в путь. Он зашел в ту же гостиницу, но в разговоре с месяцем Мартом разбранил погоду и его самого послал к черту. Месяц Март подарил ему молотильный цеп: «Всякий раз, как пожелаешь чего, скажи только: “Цеп! Дай мне сотню”». При первой же просьбе цеп осыпал ударами неосторожного искателя приключений. Таким образом, по свидетельству сказки, месяц Март обладает и чудесным ящичком (= то же, что скатерть-самобранка), и дубинкою-самобоем.