Нечистая сила и народные праздники - Афанасьев Александр Николаевич. Страница 98

В этой песне слышится отголосок древнейшего мифа о похищении небесного вина (= всеоживляющей дождевой влаги) молниеносными птицами: так, Индра похищал сому, превращаясь в сокола, а Один, в образе орла, овладел драгоценным медом, который сторожила облачная дева Гуннлёда [484]. Светлые боги, силою которых возвращается лето, и земля осеменяется дождем, представляются в колядках возделывающими нивы:

Ей в поле, поле, в чистейком поле –
Там же ми й оре золотый плужок,
А за тим плужком ходит сам Господь;
Ему погонят та святый Петро;
Матенка Божя насенечько (семена) носит,
Насенья носит, пана Бога просит
«Зароди, Божейку, яру пшеничейку,
Яру пшеничейку и ярейке житце!
Буде там стебевце саме тростове [485],
Будут колосойки, як былинойки,
Будут копойки, як звездойки,
Будут стогойки, як горойки,
Зберутся возойки, як чорны хмаройки, –

т. е. будет копен так же много, как звезд, стоги станут словно горы, а возы приедут за хлебом тучами. По указанию других вариантов, плуг влекут волы златорогие [486]. У лужичан известно следующее предание: бедный крестьянин сеял ячмень при дороге; проходила мимо Пресвятая Мария с малюткою Христом и сказала: «Помогай тебе Бог, добрый человек! Как только посеешь, ступай за серпом и начинай жать». Только что скрылась она за горою, а жиды уже гонят за Пречистою Девою. «Не проходила ль тут женщина с малым ребенком?» – спрашивают они у крестьянина. «Недавно прошла – в ту пору, как я ячмень сеял». – «Ох, ты глупый! Ведь этому будет двенадцать недель», – возразили жиды, видя, что ячмень уже поспел и мужик жнет eгo. Малорусская колядка, передавая то же предание, дает Пречистой Деве вместо младенца-Христа птицу-сокола, что указывает на древнее представление новорожденного (восходящего) солнца птицею и на суеверное смешение богини Лады (Зори) с Богородицею: пашет убогий селянин,

З’jедного коньця оре, з’ другого сее,
Лежит ми там, лежит давно стежейка,
А стежейков иде Матенка Божя,
Несе ёна, несе на ручках сокола:
«Бог помогай вбогий седлячьку!»
«Бодай здорова, Матенька Божи!»
«Будут ту ити жиды и жидовки,
Не поведай же ты, же я теперь ишла;
Поведай же ты, же я тоди ишла,
Коли ты й орав, пшеничейку сеяв!»
Ище Мати Божя пречь гору не прейшла,
Стали ей, стали жидове вгоняти…
«Ци не ишла тоди така белоглава,
Ци не несла ёна на руках сокола?»
«Ишла ёна, ишла, коли я ту орав,
Коли я ту орав, пшеничейку сеяв;
А теперь уж я пшеничейку зажав».

Жиды выслушали ответ и поворотили назад. Между памятниками апокрифической литературы имеется сказание о том, как святой Петр и другие апостолы увидели в поле «человека, орюща волы, и просиша хлеба; он же иде в град хлеба ради; апостоли же без него взоравше ниву и насеявше, и прииде с хлебы и обрете пшеницу зрелу». По свидетельству обрядовых причитаний, произносимых на Новый год при посыпании зерновым хлебом, Илья-пророк носит пугу житяную: где ею махнет – там жито растет. И апостол Петр, и пророк Илья являются в народных поверьях с чертами древнего громовника, бога – низводителя дождей, растителя злаков и творца урожаев [487]. Все, что растит земля, есть дар небесных богов (Святовита, Дажьбога, Перуна, Волоса, Лады), согревающих ее солнечными лучами и поящих леса, поля и нивы живительною влагою дождя. На Руси говорят о хлебе: «дар божий» (пол. zboże – жито), «святой хлеб», «сноп святого жита»; хлеб-соль принимается за эмблему плодородия, богатства и счастья, служит необходимою принадлежностью всякого семейного и общественного торжества [488], предохраняет от колдовства и нечистой силы [489]; первая песнь при святочных гаданиях возглашается хлебу: «Мы хлебу песнь поем, хлебу честь воздаем!» Принимаясь за новую ковригу хлеба, крестьяне произносят: «Господи благослови!» «Сказать на хлеб худое слово» они считают за величайшее беззаконие; не следует ни сорить хлебом, ни катать из него шариков – не то Бог накажет неурожаем и голодом. Кто, вкушая хлеб, роняет крошки наземь, за тем подбирают нечистые духи, и если собранные ими крошки будут весить больше самого человека, то душа его, по смерти, достается дьяволу. Напротив, кто не брезгует хлебом, ест его черствый и цвелый (с плесенью), тот не будет бояться грома, не потонет в воде, доживет до преклонной старости и не изведает нищеты. Крестьяне тщательно собирают хлебные крошки и кормят ими домашнюю птицу, а черствые корки бросают в затопленную печь. Все земледельческие работы (посев, жатва, молотьба и проч.) уже в глубочайшей древности получили священное значение; они обставлялись различными религиозными церемониями, жертвоприношениями и призыванием богов.

С приходом весны приступают к удобрению и вспахиванию полей и засеву яровых хлебов. Перед началом этих работ, а равно и после – перед покосом и жнитвою, совершается крестный ход на поля, причем церковные хоругви и образа бывают увиты свежею зеленью и цветами; священник благословляет нивы и кропит их святою водою. На Сретение каждый хозяин освящает для себя восковую свечу; эту свечу он заботливо хранит в амбаре, а при посеве и зажинках выносит ее на собственное поле как эмблему того небесного огня, который возжигается богинею Ладою и действием которого земля получает силу плодородия. На Благовещение и в Чистый четверг поселяне освящают просвиры и потом привязывают их к сеялкам; в некоторых же деревнях просвиры эти высушиваются, стираются в порошок и смешиваются с хлебными зернами, предназначенными для посева; в Черниговской губ. принято освящать в церквах самые семена. Засевальщики, выступая в поле, молятся на три стороны: восточную, южную и западную, в каждую бросают по горсти зерен с низкими поклонами и затем уже принимаются за посев.

Во Владимирской губ. уцелел любопытный обряд водить колосок. Около Троицына дня, когда озимая рожь начинает колоситься, бывает обрядовое шествие на засеянные ею поля. Молодые женщины, девушки и юноши, собираясь на окраине селения, схватываются попарно руками [490] и установляются в два ряда, обращенные друг к другу лицами; по их соединенным рукам, словно по мосту, идет маленькая девочка, убранная разноцветными лентами. Каждая пара, которую она прошла, спешит забежать вперед и стать в конце ряда; таким образом процессия подвигается до самой нивы. Здесь девочку спускают наземь; она срывает несколько колосьев, бежит с ними в село и бросает их возле церкви. Во время шествия поют следующую песню:

Пошел колос на ниву,
На белую пшеницу.
Уродися на лето
Рожь с овсом,
Со дикушей [491], со пшеницею.