Северный дракон - Трофимов Ерофей. Страница 12

Все шло так, как Леха и рассчитывал. Не учел парень только одного, что перед стрелкой состав обязательно сбросит ход. В итоге, через три часа ожидания проходивший через стрелку состав соскочил с рельсов и под откос скатился только паровоз, утянувший за собой две платформы и три вагона. Два из них были купированными. Один из них, перевернувшись, смялся, и сквозь скрежет Леха ясно расслышал крики пострадавших офицеров.

Испуганные солдаты высыпали из вагонов, выставив винтовки во все стороны. Понимая, что стрелять в таких условиях глупо, Леха притих, внимательно наблюдая за происходящим. Унтер-офицеры принялись наводить порядок, быстро организовав разбор завала. Пользуясь суматохой, Леха отошел в сторону и, перебравшись на другую сторону полотна, вплотную подобрался к месту крушения.

Винтовку он спрятал, так что, на первый взгляд, его можно было принять за случайного прохожего, неожиданно оказавшегося рядом. Держа один трофейный штык-нож обратным хватом, Леха подобрался к носилкам, на которых лежал офицер в раззолоченном мундире, и, улучив момент, резко ударил его клинком в правое подреберье. Прикрыв рану подобранной тут же солдатской шинелью, парень отошел в сторону и принялся осматриваться, выбирая очередную жертву.

Крепкого штабс-капитана с окровавленной головой вытащили из окна вагона и, отведя в сторону, усадили на траву. Помогавшие ему солдаты поспешили обратно, а Леха, подобрав брошенное одеяло, зашел офицеру за спину. Крепкие руки казачка ухватили штабс-капитана за подбородок и затылок и резким движением свернули ему шею. Аккуратно уложив офицера на спину, Леха подсунул ему под голову свернутое одеяло и снова скользнул в сторону.

Испуганные, растерянные от катастрофы солдаты не обращали внимания ни на что вокруг. Единственное, что они пока могли осознавать, так это только то, что от них сейчас зависели жизни зажатых в перекореженном вагоне офицеров. Слишком неожиданно и быстро все произошло. Встав за обломки паровоза, Леха принялся высматривать очередную жертву, когда прямо на него выскочил пожилой унтер и с ходу, без всяких разговоров попытался ударить кулаком в лицо, зло выругавшись.

Что именно он сказал, Леха не понял, но то, что это было не пожелание здоровья, был уверен. Уж очень рожа у унтера была злая. Стремительно пригнувшись, парень пропустил кулак унтера над головой и, выпрямляясь, нанес стремительный удар кулаком в горло. Лехе не нужен был лишний шум, так что это был лучший в данной ситуации способ заставить противника молчать. Захрипев, унтер начал медленно оседать. Ухватив его на шиворот, Леха изо всех сил дернул эту тушу на себя, утаскивая противника за паровоз, подальше от чужих глаз.

Удар рукоятью штык-ножа в висок утихомирил унтера, подарив ему вечное забвение. Переведя дух, парень быстро сменил место наблюдения и, сам того не ожидая, споткнулся о коробки с патронными лентами для пулемета Максима. В его ситуации это был очень нужный трофей. Подхватив две жестянки, Леха с силой метнул их подальше в кусты, приметив примерное место падения.

Обойдя паровоз. Леха осторожно подкрался к насыпи, где собирали всех спасенных офицеров, и, прикинув расклад, мрачно усмехнулся. Тихо убрать их в такой обстановке не получится. К офицерам то и дело подбегали солдаты и санитары, пытаясь оказать первую помощь. Оглянувшись, Леха прикинул примерное расстояние от насыпи до противоположной стороны дороги и, снова уйдя в сторону, скрылся в кустах.

Подобрав винтовку, он загнал патрон в патронник и, достав из кобуры револьвер, тщательно прицелился. У него было только шесть выстрелов, и ни один из них не должен был пропасть впустую. Так и случилось. Наган рявкнул шесть раз подряд, и шесть офицеров повалились на полотно чугунки, обливаясь кровью. Подхватив карабин, Леха метнулся в сторону и, петляя, помчался в тайгу.

Заполошная очередь из пулемета сбила листву и ветки далеко в стороне. Пробежав по дну ручья пару сотен шагов, парень перебрался на другую сторону и, сделав очередную петлю, устроил засаду, ожидая преследователей. Но время шло, а погони все не было. Устав ждать, Леха поднялся и, сориентировавшись, отправился обратно к железной дороге. Спустя два часа он удивленно рассматривал солдат, мрачно тащивших на носилках убитых офицеров обратно на полустанок.

Глядя на эту массу, парень вдруг сообразил, что добился своего. У этой части не осталось живых офицеров, а значит, погоню организовать было просто некому. Взяв на прицел одного из солдат, Леха на мгновение замер, а потом опустил карабин. Убить всех ему просто не хватит сил. А лить кровь ради крови ему не хотелось. Главные виновники гибели его близких уже наказаны.

* * *

Старый горшечник Чуй прожил долгую жизнь. Вот уже седьмой десяток лет он каждый день в своей мастерской месил глину и лепил посуду. Так было и на заре его юности, так было и теперь. Проснувшись на рассвете, старик тяжело уселся на своей старой циновке и, вслушавшись, устало покачал головой. Вот уже второй день шел дождь. Но вчера, надеясь, что погода изменится, Чуй, занимался только обжигом уже готовой посуды, а сегодня придется идти на реку. За глиной.

Кое-как сжевав кусок сухой лепешки, Чуй достал из угла у входа деревянную лопату и, прихватив корзины, в которых переносил сырую глину, вышел на улицу, надевая коническую шляпу. Хоть какая-то защита от дождя. Шаркая по сырой земле стоптанными башмаками, старик выбрался на окраину города и медленно поплелся к яме, где брал глину для работы. Старая, как с сам Чуй, лопата с трудом выковыривала из земли куски глины, которые старик укладывал в корзины.

Промокнув до нитки, но с огромным трудом наполнив корзины, старик устало привалился к стволу ивы и, прикрыв глаза, тяжело вздохнул. Когда-то у него была семья. Но сын вырос, однажды Чуй понял, что его мальчик, его Хон, пристрастился к опиуму. К тому времени старик уже похоронил жену, так что вынужден был вести все хозяйство сам. Сына он успел женить и очень надеялся, что невестка со временем заменит им покойную супругу в доме.

Но та не стала жить с любителем опиума. Однажды утром старик проснулся от плача маленькой внучки. Как оказалось, невестка ушла из дома в чем была. Не взяв даже кружку. Кое-как успокоив ребенка, Чуй растолкал сына и потребовал, чтобы тот догнал жену. Девочке нужна мать. Но Хон только отмахнулся от старика. Он уже переступил ту черту, когда мысли человека занимают только опиумные грезы.

А еще через год Хон увел девочку. Только спустя несколько месяцев Чуй смог узнать, что сын продал внучку в бордель. Потеряв от ярости разум, старик схватил свою верную лопату и принялся колотить сына. Сообразив, что в таком состоянии Чуй может забить его до смерти, Хон вырвался и, выскочив на улицу, сбежал. Больше старик его не видел. Он пытался выкупить маленькую Линь у хозяйки борделя, но та даже разговаривать с ним не стала.

Спустя четыре года внучка сама пришла к нему. Пряча глаза, Чуй угостил ее чаем и попытался дать хоть немного денег из того, что успел заработать, но девочка не взяла. Уже уходя, она ласково коснулась его морщинистой щеки своей маленькой ладошкой и еле слышно прошептала:

– Я знаю, что ты не виноват, дедушка.

С тех пор прошло уже десять лет. Линь продолжала заходить к нему, принося угощения и маленькие подарки. Но Чуй так и не смог простить себе, что не усмотрел за девочкой. Воспоминания больно сжали грудь старика. Снова вздохнув, он утер рукавом набежавшие слезы и начал собираться в обратный путь. Привычно положив на плечи толстый ствол бамбука, который использовал вместо коромысла, и, взяв в руки лопату, старик принялся подниматься на дорогу.

Ноги скользили по влажной земле, ноша тянула вниз, но сделав над собой усилие, старик выбрался на дорогу и, переведя дух, заковылял к дому. Но, видно, боги сегодня отвернулись от него. До старой фанзы оставалось пройти всего пару сотен шагов, когда на дороге появились солдаты. Трое белых, один из которых был офицером, тяжело шагали посредине дороги, тяжелыми палками разгоняя всех прохожих.