Призрак древних легенд (СИ) - Лифановский Дмитрий. Страница 10

И вдруг наступила та страшная ночь, когда пришли из порта и сказали, что папин сейнер не вернулся из моря. Полгода они жили верой. А вдруг! Может папу выбросило на один из островов или он попал к пиратам? Лучше так! Оттуда можно спастись, вернуться! Но с каждым днем надежда таяла, пока не исчезла совсем. Мама начала сдавать. Жить становилось все тяжелее. Маминого заработка швеи едва хватало, чтобы кое-как сводить концы с концами. Она стала брать подработки. Им пришлось съехать из квартиры. Сначала в комнату в общежитии для портовых рабочих. А потом, когда мама заболела и совсем слегла, в сырой каменный мешок в полуподвале с маленьким оконцем и заплесневелыми летом и заледенелыми зимой стенами.

Маме становилось все хуже и хуже. Сольвейг давно бросила школу и научилась зарабатывать сама. Она бралась за любую работу. Разносила письма и тяжелые посылки, разделывала рыбу в порту, собирала и продавала всякий хлам. Этих денег едва хватало рассчитаться за жилье, на еду и иногда, когда у мамы случались приступы, на лекаря.

Трущобы припортового города — жестокое место, где время будто остановилось. Облезлые стены домов, затянутые грязными тряпками или забитые досками от ящиков окна. Лабиринт грязных узких переулков, затерянных среди гор мусора, где можно в любой момент получить острой заточкой в живот. Жизнь здесь не давала ни малейшего шанса на нормальное детство.

Сольвейг как-то удивительно легко удалось сдружиться с местной шпаной. Злобные и беспощадные, как крысы Заброшенных земель, мелкие уличные хищники ценили только силу. Щуплая девочка не была сильна. Все-таки когда-то она росла в тепличных условиях. Зато Сольвейг имела хорошие связи среди рыбаков и портовых рабочих, обладала хитростью, изворотливостью, упорством и бесстрашием. Она никогда не лезла в разборки между детскими бандами. Не состояла ни в одной из них. Зато каждый из малолетних бандитов знал, что если обратиться к Чуне, она всегда поможет. Договорится с лекарем залатать пробитую в драке ножом бочину, поможет в реализации ночного улова, подскажет, где можно относительно легко и безопасно взять хорошую добычу. Потому и удавалось девочке избегать до поры до времени навязчивого внимания Рыбы.

И все-таки кто-то ее сдал. Скорее всего, за место в банде. Портовых в трущобах боялись и ненавидели, но каждый девятый мальчишка из десяти мечтал стать бойцом Кракена. Видимо, соблазн сытой и вольготной жизни оказался выше уличных понятий. Да и не большой грех это поделиться с уважаемыми людьми информацией. А бандиты — люди уважаемые. Это не псы-дознаватели из «Ока».

Послышались шаги и голоса. Девочка в страхе замерла. Ну, вот и все. Сейчас опять будет много боли, а потом несущая облегчение смерть. Скорей бы уже. Сольвейг даже на мгновение показалось, что рядом с ней, улыбаясь, стоит Хель. Богиня посмотрела на нее и, покачав головой, исчезла. Растворилась в черном тумане. Но какая же она красивая! И взгляд у нее вовсе не замораживающий, а скорее любящий и нежный.

— Как она? — сквозь вязкую дурную муть в голове эхом раздался смутно знакомый голос. Где же она его слышала?

— В сознание не приходила, — ответил кто-то еще. Этот голос был грубее. Сиплый, надтреснутый, как у старика.

— Должна была, — в интонациях первого послышалось беспокойство, шаги приблизились, и на лоб Сольвейг легла прохладная ладонь. Девочка в ужасе попыталась сжаться и, не сдержавшись, застонала от боли. — Тихо-тихо-тихо, ­– зашептал голос, ­– Все хорошо. Все уже закончилось. Больше тебя никто никогда не обидит. Обещаю. Теперь все будет совсем по-другому, — нежная рука гладила ее по голове, и Сольвейг становилось лучше. Ужас отступал, а вместо него в груди разливалось тепло и уверенность. Как когда-то давно рядом с папой.

Теперь она узнала его! Этот тот парень из грез! Маг, который убил Рыбу! Значит то, что ей привиделось — правда⁈ Все это было на самом деле⁈ И ее мучители мертвы⁈ Она попыталась открыть глаза, но ничего не получилось, будто веки залили вязким рыбьим клеем. Руки тоже не слушались. Зато с попыткой пошевелиться накатила новая волна боли и дурноты.

— Лежи спокойно, — властно скомандовал парень, — Тебе нельзя шевелиться. И молчи. Все вопросы потом, когда поправишься.

Пришлось послушаться. Да и парень прав, нет у нее сил. Даже дышать тяжело. Жесткий, как терка, язык прилип к сухому небу. Спаситель будто прочитал ее мысли, губ коснулась влажная прохлада. Сольвейг приоткрыла рот и почувствовала на языке сладкий с кислинкой вкус какого-то сока. Или это не сок? Неважно! Главное утолить жажду.

— Ей нужен лекарь, — произнес второй.

— Что с товаром? — невпопад спросил парень.

— Тридцать тысяч. На днях принесут еще семь. Минус моя десятина. Твои тридцать три триста.

— Этого хватит на хороший дом?

— Смотря где.

— Мне нужен хороший, просторный, добротный дом в спокойном районе.

— Если быстро, то надо еще столько же.

Послышалось непонятное шуршание и снова голос парня:

— Держи. Здесь пятьдесят. Купишь дом, оформишь на нее, — сердце девочки замерло. Неужели речь идет о ней? Да нет! Глупости! Не может быть! Кому они с мамой нужны⁈ Мама! Как она там? Жива ли? Мысли тяжело заворочались в гудящей болью голове. Сколько она пробыла в плену, сколько прошло времени⁈ Раньше, когда Сольвейг думала, что умрет — это не имело никакого значения. А теперь ей срочно надо домой!

Собрав остатки сил, она попыталась встать. Веки с трудом разлепились. В узкие щелочки ударил свет тусклой лампочки, показавшийся девочке ярче солнца. Она сумела различить перед собой два человеческих силуэта. Голова тут же закружилась, накатила удушливая дурнота и Сольвейг рухнула на теплую шкуру какого-то зверя. Из глаз потекли беспомощные слезы.

— Куда⁈ — повысил голос парень, — Сказал же, лежи. Если надобность есть какая — скажи. Стесняешься — женщину для тебя найдем. Найдем, старый?

— Найдем, — подтвердил грубый голос, который сейчас уже не казался таким грубым.

Сказала бы, если б могла. Но проклятый язык совершенно не хочет слушаться, и губы, как два раздувшихся вареника!

— Мама, — попыталась объяснить Сольвейг, но из разбитых изодранных осколками зубов губ вырвалось только невнятное мычание.

— Лежи, дочка, — неожиданно ласково проговорил старик, — Тебе надо лежать! Поверь старому ушкуйнику. Я всякого насмотрелся.

Ушкуйнику⁈ Значит все-таки вольные! Как она здесь оказалась⁈ Но это сейчас не важно. Главное — мама! Неужели они не понимают⁈ Собравшись с силами, она медленно, раздельно, тщательно выговаривая звуки, чтобы ее поняли, произнесла:

— Мааа-мааа… — усилие далось тяжело. Опять накатила боль.

— Все хорошо будет с твоей мамой, — обнадежил ее маг, — Кнуд, знаешь, где они живут?

— Найдем, — подтвердил старик.

Кнуд… Значит точно у вольных. Но почему старый пират слушается этого совсем молодого парня?

— И лекаря. Лучшего. Для девочки и ее матери. Сколько надо денег — скажешь. Отвезешь их в новый дом. Прислуга тоже на тебе.

— Кровавый, а ты ничего не перепутал? Ты не ватаман, чтобы вольными командовать!

— Успокойся, старый, я не командую, я прошу. Можешь счет за хлопоты выставить.

— Был бы я моложе, дал бы тебе сейчас в морду.

— Неее, — самонадеянно протянул парень, — Не смог бы.

— Борзый ты! — проскрипел старик.

— Какой есть, ­– ответил маг. Сольвейг обреченно слушала их перепалку. Что же они медлят? Мама же там одна! Они же обещали! — Отправь кого-нибудь за женщиной. Прямо сейчас. Пусть пока у тебя побудут. Должен буду.

— И почему я все это для тебя делаю? — проворчал старик и, не дожидаясь ответа, вышел.

Девочка прислушивалась к воцарившейся в комнате тишине. Наконец маг зашевелился. Послышались неторопливые шаги. Судя по звуку, парень ходил от стены к стене, видимо о чем-то размышляя. Наконец, он подошел к лежанке Сольвейг и сел рядом.

— Прости. Втравил я тебя в проблемы, — виновато произнес он.

Девочка хотела возразить, что он тут ни при чем. Что, все равно, это рано или поздно случилось бы. Но язык все еще не слушался. А парень продолжал: