Звонок мертвецу. Убийство по-джентльменски (сборник) - ле Карре Джон. Страница 27

— Мне все в нем понятно.

— Эта девушка… Вы упомянули про девушку. Что с ней?

— Она жива. Не волнуйтесь за нее. Продолжайте.

— Вы были правы. Феннану вы понравились. А Фрайтаг пытался вас убить… Почему?

— Как я полагаю, потому что я вернулся и спросил вас о звонке в восемь тридцать. Вы ведь рассказали об этом Фрайтагу?

— О мой Бог! — Она в испуге приложила пальцы к губам.

— Вы позвонили ему, ведь так? Позвонили, как только я ушел.

— Да, да. Мне стало страшно. Я хотела предупредить, чтобы они с Дитером срочно уезжали и больше не возвращались, потому что поняла — вы все узнаете. Если не сразу, то очень скоро. И почему они не хотят оставить меня в покое? Они опасались меня, зная, что я не верю в их мечты и идеалы, что мне нужен был только Сэмюэл, только его я хотела любить и заботиться о нем. Только на это они и могли положиться.

В голове у Смайли пульсировала невыносимая боль.

— Стало быть, вы сразу же позвонили ему, — констатировал он. — Первым набрали номер «Примроуз», но там никто не ответил.

— Да, — ответила она тихо. — Так и было. Но только оба номера относятся к зоне «Примроуз».

— И тогда вы воспользовались другим номером, запасным…

Эльза снова подошла к окну. Было заметно, что она совершенно обессилела. Но одновременно казалась сейчас спокойнее и явно испытывала облегчение — признание далось нелегко, но сняло часть бремени с ее плеч.

— Да, Фрайтаг — большой мастер по части запасных вариантов.

— Приведите мне второй номер, — настойчиво попросил Смайли. Он все еще испытывал беспокойство, замечая, что она с отрешенным видом смотрит в глубину темного сада.

— Зачем он вам?

Он тоже подошел к окну и встал рядом с ней, краем глаза следя за ее профилем. И когда он снова заговорил, голос его звучал напористо и немного грубовато:

— Я заверил вас, что с девушкой все в порядке. Мы с вами тоже пока живы. Но не думаю, что мы в безопасности.

Она повернулась к нему с неприкрытым страхом в глазах, пристально посмотрела и кивнула. Смайли взял ее за руку и подвел к креслу. Сейчас ей не помешал бы какой-нибудь горячий напиток. Но она послушно села с пылающим, почти безумным взглядом.

— Запасной номер был девяносто семь сорок семь.

— А адрес? Вы знали адрес?

— Нет, адреса мне не дали. Только номер телефона. У них все трюки с телефонами. Никаких адресов, — повторила она, но с интонацией настолько фальшивой, что у Смайли сразу зародились сомнения. Его вдруг пронзила мысль — воспоминание об умении Дитера налаживать систему связи.

— Фрайтаг ведь не встретился с вами в тот вечер, когда убили Феннана, не так ли? Не пришел в театр?

— Да.

— И такое случилось впервые, верно? Вы запаниковали и ушли со спектакля.

— Нет… То есть да, конечно, я запаниковала…

— Это неправда. Вы ушли из театра до окончания спектакля не потому, что испугались. Просто так у вас и было запланировано. И почему же вы ушли рано? Почему?

Она молчала и лишь снова прижала ладони к лицу.

— Да неужели вы не понимаете? — заорал на нее Смайли. — Все еще считаете, что ситуация под контролем? А Фрайтаг убьет вас, убьет ту девушку. Он будет убивать, убивать, убивать!

Она зарыдала, но ничего так и не сказала. Смайли присел рядом с ней на корточки, продолжая яростно кричать:

— Хотите, я сам расскажу вам, почему вы ушли рано? Поделюсь своей версией. Вы убежали столь поспешно, чтобы успеть к последней отправке почты из Уэйбриджа. Он не пришел, вы не смогли обменяться квитанциями из гардероба, а потому, в точности следуя инструкции, вы отправили ему свою квитанцию по почте, потому что у вас был адрес. Нигде не записанный, но запомненный, зазубренный наизусть. «Если возникнет кризис и я не смогу прийти, вот адрес, которым можно воспользоваться». Он вам так сказал? И добавил, что об адресе никому нельзя рассказывать, что вам этот адрес необходимо запомнить, чтобы тут же забыть. Так ведь все обстояло на самом деле? Говорите!

Не глядя на него, Эльза поднялась, подошла к столу, нашла лист бумаги и карандаш. Слезы неудержимо струились у нее по щекам. Мучительно медленно выводила она каждую букву адреса; рука замирала, словно отказываясь писать.

Когда она закончила, Смайли сразу же взял листок, аккуратно сложил пополам и убрал в бумажник.

Теперь он приготовит для нее чашку чая.

У нее был вид ребенка, спасенного из океана после кораблекрушения. Она сидела на краю дивана, крепко держа чашку тонкими пальцами и плотно прижимая ее к груди, чтобы согреться. Тощие плечи подались вперед, ступни и лодыжки сдвинулись вместе. При взгляде на нее у Смайли возникло странное чувство, что он сломал нечто, к чему вообще не следовало прикасаться — настолько это было хрупко. Он ощущал себя омерзительно грубым солдафоном, и чашка чая представлялась до нелепости неадекватной компенсацией его неуклюжей жестокости.

Он не знал, что сказать. Прошло какое-то время, и первой заговорила Эльза:

— А вы ему понравились. Действительно понравились… Он назвал вас очень умным маленьким человеком. Сэмюэл редко называл кого-то умным.

Она медленно покачала головой. Вероятно, воспоминание о реакции мужа даже заставило ее грустно улыбнуться.

— Он любил повторять, что в мире борются две силы — положительная и отрицательная. «И как же мне поступить? — часто спрашивал он меня. — Позволить им уничтожить весь урожай только потому, что мне лично выделяют мою буханку хлеба? Творчество, прогресс, невиданная мощь — все будущее человечества уже стоит у порога. Так что же, мне не позволить им войти?» А я отвечала: «Но, Сэмюэл, быть может, люди будут счастливее без всего этого?» Но в слово «люди» мы, как видно, вкладывали не один и тот же смысл.

И я не в силах была остановить его. Знаете, что мне казалось самым странным в Феннане? При всех своих сомнениях, при всех попытках в бесконечных разговорах развеять их, он уже давно и прочно решил, что именно будет делать. А все остальное считал пустой лирикой. Его ум казался мне разбалансированным, и я говорила ему об этом…

— И тем не менее помогали, — заметил Смайли.

— Да, помогала. Он нуждался в помощи, и я ему ее оказывала. В нем была вся моя жизнь.

— Это я могу понять.

— Но тут коренилась моя ошибка. Понимаете, он был маленьким мальчиком. Даже рассеянным по-мальчишески. И очень тщеславным. Он решился делать это, но делал из рук вон плохо. Еще и потому, что относился ко всему не так, как вы или я. Вы бы назвали это по-другому. А для него это стало просто работой, и ничем другим.

Все началось так обыденно. Однажды вечером он принес домой текст телеграммы и показал мне его. Сказал только: «По-моему, Дитеру необходимо с этим ознакомиться». И больше ничего. Я сначала не могла поверить… В то, что он — шпион. А ведь он и был им, если называть вещи своими именами. Но постепенно до меня дошло. Они начали давать ему особые поручения. В папке для нот, которую я получала у Фрайтага, теперь часто лежали прямые приказы и иногда деньги. Я сказала ему: «Посмотри на то, что они тебе присылают. Разве ты нуждаешься?» И мы действительно не знали, что делать с деньгами. В результате мы их попросту раздали, вот и все. Зимой, когда я рассказала об этом Дитеру, он очень рассердился.

— О какой зиме идет речь? — спросил Смайли.

— О второй зимней встрече с Дитером. В пятьдесят шестом году в Мюррене. А впервые мы с ним столкнулись в январе пятьдесят пятого года. Тогда все и началось. И знаете, что интересно? События в Венгрии 1956 года не оказали на Сэмюэла никакого воздействия. Оставили совершенно равнодушным. Дитер очень тревожился по этому поводу. Я знаю. Мне об этом рассказал Фрайтаг. И когда Феннан вручил мне в ноябре новые документы для доставки в Уэйбридж, я действительно рассердилась не на шутку. «Разве ты не видишь, что все кончается одинаково? — кричала я на него. — Те же пушки, те же дети, погибающие на улицах? Только мечта изменилась, а цвет пролитой крови не меняется никогда. Ты этого добивался? — спрашивала я его. — А если бы такое произошло в Германии, тебе тоже было бы наплевать? Если бы стреляли в меня, ты бы и с этим смирился?» Но он лишь сказал: «Нет, здесь все иначе». И я продолжала носить папки с нотами. Вам это понятно?