Аналитик - Катценбах Джон. Страница 5

Пройдя несколько сотен метров Рики почувствовал, что под мышками у него скапливается липкий пот. Он стянул блейзер, забросил его за плечо и сразу приобрел лихой вид, нисколько не отвечавший его самоощущению. В парке было полным-полно любителей бега трусцой и людей, прогуливающих собак. Еще четверть часа торопливой ходьбы, и Рики достиг квартала, в котором стоял дом Циммермана. Он немного помешкал на углу. Потом сделал два-три шага в сторону квартала, но остановился. «Что сказала Вергилия?» — спросил он себя.

Циммерман решил покончить с лечением ровно в 2.37 пополудни, на ближайшей к его дому станции подземки.

Чушь какая-то.

Рики подошел к телефонной будке и торопливо набрал номер Циммермана. И снова только длинные гудки. Однако теперь Рики почувствовал облегчение. Раз никто не отвечает, значит, ему не придется ломиться в квартиру Циммермана.

Он повесил трубку и вышел из будки. На глаза ему попался вход на станцию подземки «Девяносто шестая улица». Он направился туда. Далекий поезд простонал в туннеле. Затхлые, застарелые запахи обволокли Рики. В сувенирном киоске сидела женщина. Рики наклонился к вделанному в плексигласовое окошко круглому переговорному устройству.

— Извините, — сказал он.

— Вам мелочь? Или как проехать? Карта вон на той стене.

— Нет, — сказал Рики. — Я хотел… Ну, хотел узнать, здесь сегодня ничего не случилось? После полудня…

— Это вам с копами надо поговорить, — живо откликнулась женщина.

— Да, но что…

— Еще до моей смены было. Я ничего не видела.

— Но что случилось?

— Малый один прыгнул под поезд. Или свалился, не знаю. Копы потолклись тут и уехали еще до моей смены.

— А что за копы?

— Транспортники.

Рики отступил на шаг. Ему не хватало воздуха. Поезд приближался, наполняя станцию скрежетом.

— Вы как, мистер? — крикнула, перекрывая грохот, киос-керша. — Видок у вас нездоровый.

Рики кивнул и прошептал в ответ: «Все хорошо», но это была явная ложь.

Картины, звуки и запахи полицейского участка Управления городского транспорта на углу Девяносто шестой и Бродвея показали Рики Нью-Йорк таким, каким он его почти не знал. Легкий запашок мочи пробивался сквозь куда более сильный запах хлорки. Мужской голос непонятно откуда орал что-то неразборчивое. Разгневанная женщина с плачущим ребенком на руках стояла перед сержантом, поливая его, точно пулеметным огнем, испанскими проклятиями. Звонил телефон, к которому никто не спешил подойти.

Выпустив последнюю словесную очередь, женщина встряхнула ребенка, сердито развернулась кругом и прошествовала мимо Рики, глянув на него с таким выражением, с каким обычно смотрят на тараканов. Рики неуверенно приблизился к столу полицейского.

— Извините… — начал он, но договорить не успел.

— Никто никогда ни за что извиняться и не думает. Это все только так говорят. Ничего при этом не подразумевая.

— Нет, вы меня не поняли. Я имел в виду…

— И опять же никто никогда не говорит того, что он имеет в виду. Важный урок жизни.

Полицейскому было немного за тридцать, и, судя по безразличной ухмылке, он уже повидал в жизни практически все, что в ней стоит увидеть.

— Позвольте, я начну сначала, — в конце концов сердито выпалил Рики.

Полицейский опять ухмыльнулся и покачал головой:

— Никто еще ни разу не смог начать сначала, по крайности при мне. Но давайте, попробуйте. Может, будете первым.

— Сегодня днем на станции, на «Девяносто шестой улице», произошел несчастный случай. Человек упал…

— Спрыгнул, как я слышал. Вы свидетель?

— Нет. Но я думаю, что знал этого человека. Был его врачом. Мне нужна информация.

— Врачом, да? Какого рода врачом?

— В течение года он проходил у меня курс психоанализа.

— Так вы психов лечите?

Рики кивнул.

— Интересная работенка, — сказал полицейский. — И кушеткой тоже пользуетесь?

— Совершенно верно.

— Клево. Ну так этому малому кушетка больше не понадобится. Вам лучше поговорить с детективом. Это дело у Риггинс. Вернее, то, что от него осталось, после того как экспресс с Восьмой авеню прокатил через станцию на скорости девяносто километров в час.

Полицейский махнул рукой в сторону двери с табличкой «Сыскной отдел». Подойдя к ней, Рики потянул за ручку и оказался в небольшом офисе, полном серых стальных столов.

Сидевший за ближайшим столом детектив в белой рубашке и красном галстуке поднял на него взгляд:

— Что вам угодно?

— Вы Риггинс?

— Нет. Она вон там, на задах, разговаривает с людьми, которые видели сегодняшнего прыгуна.

Рики оглядел комнату и увидел женщину в бледно-голубой мужской рубашке с дешевым полосатым шелковым галстуком, в серых слаксах и не вяжущихся с ними белых кроссовках в оранжевую полоску. Светлые волосы ее были стянуты в хвостик, делавший ее старше тех тридцати с небольшим, которые дал бы ей Рики. Детектив разговаривала с двумя черными подростками в широченных джинсах и бейсболках, насаженных на их головы под самыми дикими углами.

Детектив, сидевший у входа в офис, спросил:

— Вы насчет сегодняшнего прыгуна с Девяносто шестой?

Рики кивнул. Детектив показал Рики на дюжину выстроившихся вдоль стены стульев. Занят был только один — чумазой, забрызганной грязью женщиной неопределенного возраста с жесткими серебристо-серыми волосами. Женщина разговаривала сама с собой. На ней было истертое пальто, которое она, покачиваясь на стуле, то и дело запахивала и поправляла. Бездомная шизофреничка — был диагноз Рики.

— Вы присядьте вон там, рядом с Лу Энн, — сказал детектив. — Я дам Риггинс знать, что появилась еще одна живая душа, с которой стоит поговорить.

Услышав имя женщины, Рики застыл. Потом, глубоко вздохнув, направился к стульям.

— Можно я здесь присяду? — спросил он.

Женщина с некоторым изумлением воззрилась на него:

— Он хочет знать, можно ли ему здесь сесть. Я что? Королева стульев? Пускай садится, где ему нравится.

Рики сел, немного поерзал, словно устраиваясь поудобнее, потом спросил:

— Так, значит, Лу Энн, вы были в подземке, когда тот мужчина упал на рельсы?

Лу Энн подняла глаза к лампам дневного света.

— Так он хочет знать, была ли я там, когда мужчина упал под поезд. Я скажу ему, что видела: везде кровь и люди кричат. Потом явилась полиция. — Лу Энн повернулась к Рики. — Я видела, — сказала она.

— Что вы видели, Лу Энн?

Она кашлянула, прочищая горло.

— Он хочет знать, что я видела. Хочет знать про мужчину, который помер, и про красивую женщину, которая подошла ко мне и говорит, да ласково так: «Ты это видела, Лу Энн? Ты видела, как человек шагнул за край, когда подошел поезд, как он просто взял да и прыгнул?» И говорит мне: «Никто его не толкал, Лу Энн, — так она говорит. — Будь совершенно в этом уверена, Лу Энн. Никто его не толкал». А потом прямо рядом с ней мужчина, и тоже говорит: «Лу Энн, ты должна рассказать полиции, что видела». И тут красавица дает мне десять долларов. Тебе она тоже десять долларов дала?

— Нет, — медленно ответил Рики, — мне она десяти долларов не дала.

Рики поднял взгляд и увидел, что к нему идет детектив Риггинс. В знак приветствия она наградила его постной улыбкой:

— Вы здесь по поводу мистера Циммермана?

Ответить Рики не успел, детектив уже заговорила с Лу Энн:

— Лу Энн, я попрошу офицеров, чтобы они отвезли тебя на ночь в приют на Сто второй. Спасибо, что пришла. Ты очень нам помогла. Оставайся в приюте, возможно, ты мне понадобишься еще раз.

Лу Энн встала:

— Она говорит, оставайся в приюте.

— Прокатишься на машине, Лу Энн, будет весело. Если хочешь, я попрошу включить все огни и сирену.

Услышав это, Лу Энн разулыбалась и с детским восторгом закивала. Детектив махнула рукой двум полицейским:

— Ребята, обслужите свидетельницу по высшему разряду. Всю дорогу огни и сирена, ладно?

Рики смотрел, как умалишенная, сопровождаемая полицейскими, шаркает к выходу. Детектив Риггинс тоже проводила ее взглядом, потом вздохнула: