Слишком много счастья (сборник) - Манро Элис. Страница 12
Встречала ли Джойс ее раньше? Ну да, конечно, на вечеринке. Тогда Джойс ни с того ни с сего почувствовала неприязнь, и ей показалось, что она видела это лицо раньше.
Может, ученица? У нее раньше было столько учениц!
Джойс заходит в магазин и покупает книгу. «Как нам жить». Без знака вопроса. Продавщица говорит:
– Приходите сюда с этой книгой в пятницу с двух до четырех, автор вам ее подпишет. Только не срывайте золотую наклеечку – это знак, что вы купили ее у нас.
Джойс никогда не понимала, зачем людям нужно стоять в очереди, а потом, лишь мельком увидев автора, брать автограф у незнакомого человека. Поэтому она бормочет в ответ что-то вежливо-невнятное – ни да ни нет.
Она пока даже не решила, будет читать эту книгу или нет. Ее и так дожидается пара отличных биографий, которые уж точно интереснее, чем это.
«Как нам жить» не роман, а сборник рассказов. Уже одно это разочаровывает. Сразу снижает ценность книги. Автор сборника рассказов выглядит человеком, которого не пускают в Большую Литературу, и он только околачивается у ворот.
Несмотря на все эти мысли, перед сном Джойс берет книгу с собой в постель и покорно открывает содержание. Ее внимание привлекает название одного рассказа, где-то в середине:
«Kindertotenlieder» [2] {12}.
Малер. Знакомая тема. Ободренная, она открывает начало рассказа. Кто-то, может быть сам автор, счел нужным дать перевод:
«Песни о смерти детей».
Мэтт, который лежит рядом с ней и тоже читает, фыркает.
Она понимает: ему не понравилось что-то из прочитанного, и он хотел бы, чтобы она спросила его об этом. Она спрашивает.
– Господи, да это же идиот!
Джойс кладет «Как нам жить» на одеяло обложкой кверху и произносит: «Ну», давая понять, что слушает.
На спинке обложки помещена фотография автора, похожая на уже виденную, но без шляпы. Кристи по-прежнему не улыбается, выглядит угрюмо, но не так претенциозно. Пока Мэтт говорит, Джойс поднимает колени так, чтобы книга оказалась перед глазами, и читает несколько предложений из аннотации:
Кристи О'Делл выросла в Раф-Ривере, маленьком городке на побережье Британской Колумбии. Окончила литературное отделение Университета Британской Колумбии. Живет в Ванкувере со своим мужем Джастином и котом Тиберием.
Объяснив наконец, в чем состоит идиотизм того, что он читает, Мэтт поднимает глаза на ее книгу и говорит:
– Да ведь эта девица была у нас на вечеринке.
– Та самая. Ее зовут Кристи О'Делл. Жена Джастина.
– Значит, она написала книгу? Документальную или художественную?
– Художественную. Вымысел.
– Понятно.
Мэтт снова принимается за чтение, но тут же снова спрашивает, не без нотки раскаяния:
– Ну и как?
– Пока не знаю.
«Она жила с матерью, – начинает читать Джойс, – в доме, стоявшем между горами и морем…»
От этих слов ей становится как-то не по себе, продолжать почему-то не хочется. Или так: не хочется продолжать, когда рядом лежит Мэтт. Джойс закрывает книгу и говорит:
– Я спущусь ненадолго вниз.
– Тебе свет мешает? Я уже тушу.
– Да нет. Просто чая захотелось. Скоро вернусь.
– А я, наверное, уже засну.
– Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Она целует мужа и уходит, прихватив книгу.
Она жила с матерью в доме, стоявшем между горами и морем. А до этого она жила у миссис Ноланд, которая на время брала к себе детей, оставшихся без родителей. Число питомцев все время менялось, но их всегда было много. Малыши спали в большой кровати, стоявшей посреди комнаты, а дети постарше – в отдельных кроватках, приставленных к этой кровати вплотную с обеих сторон, чтобы маленькие не скатывались. Утром всех будил звонок. Миссис Ноланд появлялась в дверях и жала на кнопку. До следующего звонка надо было успеть пописать, умыться, одеться, чтобы идти на завтрак. Старшие должны были помочь маленьким застелить кровать. Иногда оказывалось, что малыши намочили ночью постель, потому что не успели выбраться оттуда. Кое-кто из старших доносил об этом миссис Ноланд, но были и ребята подобрее – они просто расправляли простыни и оставляли их сушиться. К вечеру, когда приходилось снова залезать в кровать, простыни высыхали еще не до конца. Вот главное, что она помнила про жизнь у миссис Ноланд.
Потом ее отправили жить с матерью, и та таскала ее каждый вечер на собрания анонимных алкоголиков. Мать брала ее с собой, потому что посидеть с девочкой было некому. У анонимных алкоголиков имелась для детей коробка с «Лего», но ей этот конструктор не очень нравился. Когда она начала учиться музыке в школе, то носила с собой детскую скрипочку. Играть на ней на собраниях было, конечно, нельзя, и она просто сидела, не выпуская скрипочку из рук, потому что та напоминала о школе. А если собравшиеся говорили очень громко, то можно было и чуть поиграть – тихо-тихо.
Уроки игры на скрипке давали в школе. Если кто-то вообще не хотел играть на инструменте, ему вручали музыкальный треугольник, но учительнице больше нравились те, кто брался за что-то посерьезнее. Учительница была высокой шатенкой, волосы она заплетала в длинную косу. От нее даже пахло не так, как от других учителей. Те пользовались духами или одеколоном, а она никогда. От нее пахло древесиной, дровяной печью, деревьями. Позднее девочка решит, что это запах кедровых стружек. Когда мать станет ходить на работу к мужу учительницы, то будет пахнуть очень похоже, но все-таки не совсем так. Мать пахла просто древесиной, а учительница – деревом и музыкой.
Особо талантливой девочка не была, но занималась усердно. И не оттого, что любила музыку, а оттого, что любила учительницу.
Джойс кладет книгу на кухонный стол и снова смотрит на фотографию писательницы. Напоминает ли она хоть чем-то Эди? Нет. Ничего общего ни в чертах, ни в выражении лица.
Джойс достает из буфета бутылку бренди и подливает немного в чай. Пытается припомнить имя дочери Эди. Только не Кристи. Не вспоминается ни одного случая, когда бы Эди привела дочь к ним в дом. А в школе было несколько девочек, учившихся играть на скрипке.
Вряд ли ученица была совсем бесталанной, иначе Джойс дала бы ей играть на менее сложном инструменте. Но вряд ли она была и одаренной – иначе ее имя сохранилось бы в памяти. Значит, правильно сказано в книге – «не была особо талантливой».
Пятно вместо лица. Что-то детски бесформенное. Ни одной знакомой черты, которую Джойс смогла бы узнать и в лице взрослой женщины.
Может, она приезжала к ним в дом по субботам, когда Эди бралась помогать Йону в выходной? В такие дни Эди вдруг становилась чуть ли не гостьей – она не работала, но смотрела, как идут дела, и в случае чего была готова помочь. Усаживалась и глазела на то, чем занимался Йон, и встревала в его разговоры с Джойс – и это в драгоценный выходной день.
Кристина! Ну конечно. Вот как ее звали. Легко переделать в Кристи.
Кристина, наверное, в какой-то мере была посвящена в их отношения. Йон, скорее всего, заезжал к ним на квартиру точно так же, как Эди заглядывала к ним в дом.
И она наверняка выпытывала у ребенка:
«Нравится тебе Йон?»
«А как тебе его дом?»
«А неплохо бы к нему переехать, как ты считаешь?»
«Мамочка и Йон нравятся друг другу, а когда люди друг другу нравятся, они хотят жить в одном доме. А твоя учительница музыки и Йон не нравятся друг другу так сильно, как мамочка и Йон, и поэтому мамочка с Йоном будут жить в доме у Йона, а твоя учительница музыки переберется куда-нибудь на квартиру».
Нет, это все ерунда: Эди не стала бы так много болтать, надо отдать ей должное.
Джойс кажется, что теперь она может угадать, как будут развиваться события в рассказе. Девочка окончательно запутается в обманах и отношениях взрослых, ее начнут таскать туда-сюда. Но, вновь взявшись за книгу, она обнаруживает, что о перемене места жительства едва упоминается.