Лихоморье. Трилогия (СИ) - Луговцова Полина. Страница 56

Кто-то заметил, что основная масса птиц собралась над прибрежной возвышенностью справа от заброшенного поселка. Гагары кружили над одним и тем же местом, издали напоминая потревоженный пчелиный рой. Полицейские сочли их поведение странным, заподозрив, что птицы видят внизу что-то пугающее, и несколько человек направились в ту сторону, собираясь выяснить, что же так подействовало на пернатых. Командующий отрядом отдал оставшимся на берегу полицейским приказ продолжить поиски в пустующих домах, предположив, что похититель вместе с девочкой мог укрыться в одной из квартир. Петр окинул взглядом два десятка зданий впереди и совсем упал духом: он чувствовал, что с каждой минутой шансы на спасение дочери уменьшаются, а обход двухэтажек может затянуться до вечера.

Но вдруг возле одного из подъездов собака снова напала на след. Уже через несколько минут обезумевший от горя отец смотрел в лицо человека, способного ответить на нещадно терзающий его вопрос.

– Где моя дочь?! – закричал Петр, узнав в нем охранника из интерната. Внезапной вспышкой в памяти возник их последний разговор по телефону, когда охранник твердил, повторяя раз за разом одни и те же слова: «У вас нет дочери».

Один из полицейских склонился над подозреваемым, почему-то лежащим на полу, и надел на него наручники.

«Вадим Бранимирович! Вот кто виноват в моей забывчивости!» – Петр ощутил озноб, заподозрив, что этот простой, не вполне здоровый с виду человек мог обладать гипнотическими способностями.

– Странный вопрос! – невозмутимо ответил охранник Петру и обратился к одному из полицейских, безошибочно выбрав старшего по званию. – Петр Санталайнен забрал свою дочь из интерната два дня назад. Я сам его видел. Мы вместе вышли из здания в тот день. У меня как раз начался отпуск, и я направлялся сюда, в Нумги.

– Служебный пес шел по следу девочки и привел нас к этой квартире, – ответил полицейский и бросил подозрительный взгляд на Петра.

– Ваш пес ошибся! – уверенно заявил осмелевший Вадим Бранимирович и обвел взглядом столпившихся вокруг полицейских. – Разве вы не видите, что этот человек сошел с ума? Лучше спросите у него, что он сделал со своей дочерью! – добавил он требовательно, и Петр с ужасом понял, что полицейские готовы поверить охраннику.

А Вадим Бранимирович продолжал наседать:

– Я двадцать лет отвечаю за безопасность детей и за это время видел немало чокнутых папаш, требующих от меня вернуть им ребенка, которого они сами же куда-то дели и забыли об этом! А может, не забыли, а убили и решили все свалить на интернат?! А?! – Он бешено вращал глазами, не сводя тяжелого взгляда с полицейских. Те молчали, все чаще косо поглядывая на Петра, и эти взгляды не предвещали ничего хорошего.

Петр отчаянно боролся с собственным мозгом, который начал выдавать ему жуткие мысли о том, что он действительно сам забрал Тильду, а теперь не может вспомнить, где оставил ее.

Неизвестно, чем бы все закончилось, но внезапно у старшего опергруппы затрещала рация, и голос, вырвавшийся из динамика, произнес:

– Мы нашли провал в земле рядом с кладбищем. Птицы вылетают прямо оттуда. Там могут быть люди, вниз спущена веревка, но она короткая. Мы пока не спускались, глубина слишком большая. Вызвали спасателей, ждем.

– Мы идем к вам! – ответил старший и обратился к подчиненным: – Поднимите подозреваемого, он пойдет с нами. Потом будем с ним разбираться! Кто-нибудь осмотрел помещение?

– Да тут и осматривать нечего – одна комната и санузел! Везде пусто, – ответили ему.

– А это что еще за фолиант? – Старший опергруппы взял со стола книгу, полистал и, фыркнув, спросил у охранника: – Дневник ведешь, что ли? Ладно, почитаем на досуге. – Не получив ответа, он засунул книгу в карман и скомандовал: – Все на выход!

На лестничной площадке служебный пес вдруг начал скулить и озираться, но полицейские уже волокли задержанного вниз по лестнице, и кроме Петра этого больше никто не заметил. А Петр решил, что собака, возможно, почуяла какое-то животное, спрятавшееся в одной из соседних квартир, например, кошку или крысу, и не придал этому значения. К тому же его разрывали противоречивые чувства, касающиеся задержания охранника: то Петру хотелось наброситься на него и выпытать, где тот прячет его дочь, то вдруг гнев утихал, сменяясь уверенностью в том, что Вадим Бранимирович ни в чем не виноват. Судя по растерянному виду полицейских, их мучили такие же сомнения. Заметив их колебания, охранник начал кричать, требуя, чтобы с него сняли наручники и надели их на преступника, то есть на Петра.

Командующий опергруппой остановил своих людей на окраине поселка и подошел к задержанному, бряцая ключами, зажатыми в руке. Некоторое время полицейский и охранник буравили друг друга взглядом в немой борьбе, и, в конце концов, в звенящей тишине раздался металлический щелчок отомкнувшегося замка наручников.

Вадим Бранимирович сбросил с себя оковы, попятился, а потом повернулся ко всем спиной и быстрым шагом направился к берегу, где стоял служебный катер.

– Пора бы уже объяснить нам, зачем ты устроил весь этот спектакль! – произнес кто-то из полицейских, обращаясь к Петру. Казалось, намерение охранника воспользоваться катером их совершенно не беспокоило и все свое внимание они переключили на нового подозреваемого.

– Исчезновение дочери – это не спектакль! – угрюмо отозвался Петр, приготовившись к тому, что будет задержан.

– Вот именно! – Старший смерил его убийственным взглядом. – Придется тебе выложить все свои секреты! Ну, признавайся, какой у тебя был мотив?

– К чему вы клоните?! С ума сошли?! У меня горе, дочь пропала, а вы говорите какие-то мерзости!

– Не строй из себя страдальца! – Полицейский нагнулся, поднял с земли наручники и начал наступать на Петра. – Я за годы службы на такие мерзости насмотрелся, что давно уже ничему не удивляюсь!

– Да опомнитесь! Зачем бы я тогда сам заявлял об исчезновении?! – воскликнул Петр, но жалкая попытка вразумить полицейских не удалась.

– Хитрый ход, ничего не скажешь! – усмехнулся старший, сплевывая под ноги с брезгливой гримасой. – Хитрый, да не новый! Бывали и до тебя хитрецы, которые точно так же следы заметали.

Полицейские окружили Петра. Их лица, искаженные ненавистью, красноречиво говорили о том, что стоит ему сделать хоть одно резкое движение, и до первого следственного протокола он не доживет. Однако допроса – допроса с пристрастием, как принято называть выбивание нужных показаний, – ему в любом случае не избежать, и начнется он, похоже, уже в следующий миг.

Но внезапно треск рации притормозил стремительно набирающий обороты ход событий. Из недр черной коробки вырвался возбужденный мужской голос:

– Эй, как слышите? Мы нашли Тильду и еще пятерых подростков! Живых! Внизу целая куча трупов – и взрослых, и детских. Вы где там? Скоро?

Растолкав остолбеневших полицейских, Петр сорвался с места и помчался в сторону прибрежного возвышения, стремясь как можно скорее увидеть дочь, но внезапно прозвучавший с другой стороны берега дикий вопль заставил его повернуться.

Рядом с катером, неподвижно стоявшим у самой кромки воды, сидел, привалившись спиной к борту, Вадим Бранимирович. Вместо того чтобы готовиться к отплытию, он с ужасом разглядывал тыльную сторону своих рук и орал так, будто его зверски пытали. Группа полицейских уже спешила к нему. Петр, начавший подниматься вверх по склону, спустился обратно вниз и направился к заходящемуся в истерике охраннику, желая выяснить, что с ним стряслось. Приблизившись, он с трудом узнал в нем того сорокалетнего мужчину, которого видел несколько минут назад.

Теперь охранник выглядел лет на семьдесят, если не больше, и, казалось, продолжал стремительно стареть. Бледность кожи на лице сменилась серостью, на ввалившихся щеках проступила сосудистая сетка, глаза медленно погружались в глубину черных ям, образованных просевшей над глазницами плотью. Пронзительный крик, вырывавшийся из горла, перешел в надсадный хрип, а потом – в свистящий шепот.