Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой (СИ) - Солейн Анна. Страница 28

Во имя всех святых и низвергнутых! К чему столько вилок рядом с моей тарелкой? Их… семь?

— Ректор Стортон, сэр. А где же… все остальные?

— Какие — все остальные? — спросил он, обойдя стол и становясь напротив меня. Рядом с его тарелкой вилок было столько же, но ректора Стортона это, кажется, ничуть не волновало.

— Вы… ваша семья.

Не может же он в самом деле жить один? Где его родители, сестры и братья, тетушки и племянницы, в конце концов?

Ректор оперся руками о стол и несколько секунд молчал.

— Я сирота, — наконец сказал он. — Если на этом ваши вопросы закончены — может, изволите приступить к еде?

Я открыла рот и тут же закрыла. Сирота? Но как такое возможно? В смысле… я отлично представляла, как такое может случиться с кем-то вроде меня. Но чтобы сиротой был аристократ…

Такое возможно?

Я села за стол, посмотрела сначала на аппетитный, невероятно пахнущий говяжий стейк, а затем — на длинный ряд ножей и вилок.

— Ешьте, как привыкли.

— Что?

— Хоть руками.

Я покраснела. В академии столы сервировали намного проще, хотя мне пришлось учиться есть ножом и вилкой, а не деревянной ложкой, как я привыкла в деревне. Спасибо Ирме, что показала, как делать это правильно! Самым большим открытием для меня было то, что нож нужно держать в правой руке, а вилку — в левой, ни в коем случае не наоброт. Во имя всех святых, в первые недели мне было бы намного проще просто левитировать еду в рот!

Ректор Стортон, который в своем огромном теле едва поместился на стул и возвышался над столом, как гора, тоже не очень-то ловко орудовал столовыми приборами, и это неожиданно придало мне уверенности.

Мясо было таким вкусным и сочным, что я зажмурилась от удовольствия.

— Как же вкусно!

В академии еда тоже была невероятно свежей и сытной, но это… это просто сказка!

— Дрангур любит готовить, но никогда в этом не признается, — проговорил ректор Стортон. В его голосе звучали урчащие нотки, как у кота, который дорвался до сливок.

— Это готовил ваш фамильяр? — не поверила я своим ушам. — Я думала — прислуга.

Нет, я, конечно, догадывалась, что фамильяры — больше, чем просто украшение, что они помощники, но чтобы фамильяр готовил еду… Нет, это не укладывалось в голове. Он же волшебное существо. Для них прислуживать людям — ужасное унижение.

У нас в деревне рассказывали легенду о том, что один портной однажды заставил фей на себя работать, а те, вырвавшись со временем на свободу, жестоко отомстили и ему, и его ни в чем не повинным детям, выпотрошили их, как зайцев, и повесили на столбах — в назидание остальным. Потом, поступив в академию, я узнала, что это была совсем не легенда, а самая настоящая правда.

Конечно, фамильяр — это не фея, но…

Взгляд ректора Стортона стал тяжелым.

— Дрангур не любит чужих в доме.

Я заморгала. Дрангур не любит в доме чужих? А ректор Стортон с ним соглашается?

Что же здесь творится? Куда подевались все родные ректора Стортона? Я решительно ничего не понимала, а по спине бегали мурашки.

— Поговорим о вас, Танг? Кто были ваши родители?

Я закусила губу. Что ж, справедливо. Неудобный вопрос в обмен на неудобный вопрос. Моя фамилия, Танг, означает на древнем языке «безымянная». Такую фамилию принято давать детям, о родителях которых никто ничего не знает. Потерянным, иначе говоря. Или просто брошенным.

— Мой отец был рыбаком, — осторожно ответила я. — Он умер, когда я была совсем маленькой. Я его не помню.

Ректор кивнул, поняв все без дополнительных пояснений. Дело в том, что мой отец не просто умер — он… решил умереть. Просто однажды, как мне рассказывала мачеха, подошел к морю и шел, шел все дальше и дальше, пока вода не сомкнулась над его головой. Никто не смог его остановить — не рискнули подойти, я думаю. Может, были рады, что он наконец решил сгинуть, я и в такое могла бы поверить.

В дом, где осталась я, деревенские тоже рискнули войти не сразу. Только когда я закричала, как самый настоящий человеческий младенец, кто-то набрался смелости, вошел в хижину и взял меня на руки. А потом меня приютил староста.

Но фамилию отца я носить не могла: это было плохой приметой, носить фамилию… самоубийцы. Потому я была — Танг.

Забавно. Выходит, мы с ректором оба — сироты. Не думала, что у нас есть хоть что-то общее.

— А ваша мать? — спросил тем временем ректор Стортон, пытаясь наколоть на вилку кусок мяса. Давалось ему это с трудом, учитывая, что вилка постоянно выскальзывала из огромных покрытых мехом пальцев, в которых, к тому же, было меньше суставов, чем в человеческих — из-а этого они были намного более неловкими.

— Ее я тоже не помню, — опустив глаза, ответила я и поспешила перевести тему, пока ректор не спросил, откуда взялось мое имя: — А вы помните своих родителей?

Он покачал головой.

Но… как такое возможно?

— Благодарю, Танг, — хмыкнул он, откладывая приборы.

От меня не укрылось то, что съел он едва ли половину. Рискну предположить, что дело в неприспособленности его лап к вилке и ножу.

Над столом повисла тишина, и я почувствовала неловкость, а затем удивилась. В смысле — тому, что неловко мне стало только сейчас. Подумать только, я один на один с ректором Стортоном, который, возможно, является убийцей, и мне… спокойно? Странное чувство, я уже и забыла, что это такое.

Так, Унни, глупая ты ракушка, надо взять себя в руки. Какая у тебя цель? Снять с ректора Стортона заклятье, а для этого — попасть в его библиотеку. А еще… держать ухо востро и помнить, что он, возможно, убийца.

Интересно, как можно вывести ректора Стортона на чистую воду? Вряд ли где-то в его доме я могу найти… что-то, что даст мне подсказку. Если так посмотреть — я ничего не знаю о том, как именно он убил ректора Тернера. Знаю только, что ректор Стортон к этому причастен, знаю абсолютно точно, потому что призрак, который мне об этом сказал, не умеет врать.

— Вам пора возвращаться в академию, Уннер.

— Что?

— Вы же не думали, что останетесь здесь на ночь?

По правде говоря, именно так я и думала. Это дало бы мне возможность тайком пробраться в библиотеку.

— А как же наше… общение?

Ректор Стортон вскинул брови, из которых росли длинные кошачьи усы, и откинулся на стул. Между нами повисла тишина, если бы где-то рядом было море — его плеск стал бы оглушительным.

— Что же вы не общаетесь, Уннер?

— Вообще-то это вы должны меня очаровывать, — огрызнулась я и прикусила язык.

Во имя всех святых, нельзя забывать, что я имею дело с ректором академии! Просто… сейчас он почти не язвил и в необычных декорациях, казался… просто человеком. Хотя и чудовищем. Ну что за дурь лезет в голову!

— Простите, сэр.

— Формально вы правы. Но, возможно, вы прямо сейчас попробуете отдать мне то, что считаете самым дорогим? Вдруг вы уже влюблены?

— Ни на унцию, — твердо ответила я.

Ректор Стортон сверлил меня взглядом.

— Верится с трудом.

Я открыла рот от возмущения. Да что он о себе возомнил! Впрочем… у его самоуверенности были основания.

Унни, глупая ракушка! Какие еще основания? Он самовлюбленный, пустой… злобный! Опасный.

— Что ж, попробуем немного… добавить вам мотивации. Скажем, если вы не снимете с меня проклятье в течение месяца, то… я позабочусь о том, чтобы из академии вы вылетели.

— Что? Но это нечестно!

— Почему же? Нападение на преподавателя академии является основанием для отчисления.

Я хватала ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Он ведь не всерьез?

— Мне нужно больше времени!

— Месяц, — отрезал ректор. — И ни днем больше.

— Но почему?

— Через месяц состоится бал весны в королевском дворце. Мне, знаете ли, хотелось бы на нем присутствовать.

Сжав зубы, я кивнула. От злости перед глазами все расплывалось. Как же мне теперь хотелось доказать, что ректор Стортон убийца, и упрятать его за решетку!

И куда, как назло, запропастился призрак⁈