Серебряные крылья, золотые игры (ЛП) - Марсо Иви. Страница 17

Я поднимаюсь на колени и перебираюсь через нее, отбрасывая назад свои волосы, выбившиеся из узла на затылке. Ее глаза следят за каждым моим движением, когда я слезаю с кровати и открываю ящики ее шкафа, роясь в них, пока не нахожу два шелковых пояса для халата.

Намотав их на ладонь, я возвращаюсь к кровати и привязываю ее левое запястье к изголовью. Она протягивает мне руку, но в ее глазах столько же страха, сколько и предвкушения, пока я связываю ее. Затем перехожу на другую сторону и проделываю то же самое с другим запястьем, пока ее руки не оказываются зафиксированными над головой.

По пути назад я подбираю с пола кинжал, который дал ей.

― Что ты делаешь? ― вздыхает она.

― То, о чем ты просила. ― Я набрасываюсь на нее, прижимаю нож к подолу ее ночной рубашки, разрезаю ткань по центру, а затем отбрасываю ее в сторону. Наконец-то. Боги, как же я мечтал об этой груди!

Ее запястья привязаны к кровати, и она не может помешать мне ласкать ртом ее соски.

Она стонет и выгибает спину, как кошка. Ее ноги обвиваются вокруг моих бедер, когда она пытается прижаться ко мне без помощи рук.

Я упираюсь основанием ладони в ее бедра, прижимая к себе ее извивающуюся попку. Мой член напрягается и вздрагивает, чувствуя близость ее влажного жара. Я впиваюсь зубами в ее нижнюю губу, срывая поцелуй, который превращается в сражение языков друг с другом.

Я стону ей в ухо:

― Ты даже не представляешь, как сильно я хотел трахнуть тебя каждую ночь, когда связывал твои запястья в лесу.

― Я тоже этого хотела, ― задыхается она. ― Я хотела, чтобы ты трахнул меня.

Эта девушка. Эта порочная, идеальная девушка.

Неудивительно, что мы с Сабиной получаем удовольствие от грубого секса, веревок и лезвий. У нас обоих было жестокое детство. Мы извращены, да. Мы жаждем темных вещей, которые формировали нас, потому что они навсегда стали частью нас. Меня поощряли причинять боль. Ее держали взаперти, били.

Да. Мы чертовы извращенцы.

Но вот в чем дело. Мы можем сделать из своего прошлого то, что хотим, и вернуть себе веревки и плети, если захотим.

― Бастен, ― стонет она, откинув голову назад так далеко, что в лунном свете блестит горло. ― Я должна почувствовать тебя. Сейчас же.

Кончик моего члена скользит по ее сочащейся киске, дразня внешние складочки. Из ее рта вырывается стон, достаточно громкий, чтобы я забеспокоился, что нас могут услышать. Я мотаю головой в сторону двери, прислушиваясь, нет ли там ее охранника.

Максимэн все еще в коридоре, отвлеченный Серенит, но я не знаю, надолго ли.

― Держи этот милый ротик на замке, ― ворчу я, поворачивая бедра так, что член во всю длину скользит вдоль ее киски. ― Если не хочешь, чтобы весь замок слышал, как ты стонешь, словно шлюха.

Ее бедра требовательно вздымаются вверх.

Один дюйм. Если я сдвинусь хоть на дюйм, то окажусь внутри нее…

― Я сейчас возьму тебя, маленькая фиалка. И ты ни черта не сможешь с этим поделать. Ты моя.

Она стонет, ее глаза расширяются в темноте. Удерживая свой вес на одной руке, я медленно ввожу свой член в ее тугое лоно. Она задыхается, ее руки напрягаются от шелковых пут. Я смотрю, как вхожу в нее ― я всегда буду смотреть на этот прекрасный момент, ― пока пот катится по моему подбородку.

Я не перестаю толкаться, пока не погружаюсь в нее до самого основания. Ее бедра бьются сами по себе, ища трения. Я знаю, чего хочет моя маленькая дикая кошечка.

Мои пальцы сжимают ее затылок, когда я вырываю у нее поцелуй.

Она бьется подо мной, пытаясь двигать бедрами, но с моим членом внутри она никуда не денется.

Я медленно выхожу и снова вхожу в нее, наслаждаясь тем, как с каждым толчком ее глаза закатываются назад. Ее связанные руки сжимаются в кулаки, одновременно с этим сжимая ее внутренние мышцы.

Она стонет:

― Бастен.

Она единственная, кто использует мое настоящее имя. Как будто для нее я не хищник с чередой убийств за плечами. Когда ее глаза мягко, доверчиво смотрят на меня, она заставляет меня думать, что у меня еще есть шанс стать кем-то большим, чем волк.

― Ты так хорошо держишься, маленькая фиалка. ― Я сдерживаю себя от тьмы, которая провоцирует вдалбливаться в нее все сильнее и сильнее. ― Ты так хорошо меня принимаешь.

Я ловлю ее губы, пока они не становятся моими, и вкладываю в поцелуй все, что чувствую к ней. Ее рот воюет со мной самым сладким образом, как рассерженный котенок. Ее язык проникает сквозь мои губы и встречается с моим.

Этот поцелуй святой. Он грязный. Он уничтожает меня.

Я сжимаю ее задницу, пока овладеваю ей. Ее ноги обхватывают мои бедра, приветствуя мой карающий ритм и прося еще больше.

― Сильнее, ― задыхается она.

Я упираюсь одной рукой в изголовье кровати, чтобы добиться лучшего угла проникновения, и перемещаю ее так, чтобы войти в нее глубже. Она стонет еще громче.

― Тебе нравится вот здесь, да? ― Я попадаю членом по тому месту, которое заставляет ее вскрикнуть, и вскоре она откидывает голову назад. ― Да?

Ее губы приоткрываются. Я слышу, как воздух набирается в ее легкие за секунду до того, как из нее вырывается крик, и, поскольку она не может заглушить его связанными руками, я зажимаю ладонью ей рот.

Она кончает в мою ладонь. Я ловлю ее крик, теплый и влажный на моей коже.

И когда она падает назад, измученная и опустошенная, а ее запястья безвольно повисают, привязанные к кровати, я ускоряю свой ритм. Ее полная круглая грудь подпрыгивает от каждого толчка. Я не могу оторвать от них глаз. От нее.

Она ― идеальное совершенство.

Мои яйца напрягаются, когда я приближаюсь к краю, упиваясь порочным предвкушением. В последний раз? Нет. Это не может быть в последний раз. К черту, я готов обречь себя на вечные муки в подземном царстве и предать всех, кто был мне дорог. Риск велик, но и награда огромная. Я не смогу видеть ее каждый день и никогда больше не почувствовать, как моя маленькая фиалка стонет подо мной.

С последним стоном я погружаюсь в нее так глубоко, как только могу. Мой член выплескивает горячие ленты спермы, отмечая ее как свою.

Я чувствую себя диким. Готовым к борьбе. Готовим делать это снова и снова.

Через несколько секунд я вытираю пот со лба, выхожу из нее и освобождаю ее запястья от пут. Я беру каждую из ее рук, растирая суставы.

Я мог бы оставаться в этом состоянии вечно, целуя каждую веснушку на ее теле.

― Полежи со мной, Бастен, ― шепчет она, касаясь рукой грубой щетины на моем подбородке.

Я опускаюсь на кровать и заключаю ее в объятия. Ее голова падает мне на грудь. Я расплетаю пальцами ее длинную косу, отчетливо осознавая парадокс, в который мы превратились.

Она пыталась держаться от меня подальше, как и я от нее.

Наша любовь ― опасная игра, извращенный танец хищника и жертвы. Она любит меня, несмотря на стрелы, которые я пустил в ее душу. Эта любовь одновременно нежная и опасная, как олень, смотрящий в глаза охотника, не способный устоять перед притяжением необъяснимой связи.

Каждый украденный миг лишь углубляет раны, которые, как мы знаем, в конце концов останутся у нас обоих.

― Бастен, ты любишь меня?

Я застываю от челюсти до пальцев ног. Ужас. Чистый, мать его, ужас ― вот что наполняет меня.

Я прижимаюсь к изголовью кровати, пытаясь скрыть свое неглубокое дыхание. Сильнейшим бойцам на арене противостоять легче, чем ей сейчас.

― Ты ― все для меня, Сабина. ― Слова застревают в моей груди. ― Но любовь требует самоотверженности. А я самый эгоистичный ублюдок на свете. Посмотри, как я уже…

Я не могу закончить мысль. Не могу напомнить нам обоим о том, как я уже разбил ее сердце и разрушил ее мечты.

Она замирает рядом со мной, и я внутренне проклинаю себя. Проклятые боги. Я не создан для таких эмоциональных разговоров. Дело не в том, что я не хочу говорить ей такие вещи, а в том, что я не знаю как.

Я вырос, избивая других мальчишек, чтобы заработать себе на пропитание. Среди воров, карточных шулеров и пьяниц. Более умный мужчина пообещал бы ей звезды с неба, но я хочу быть с ней честным. Я могу дать ей так мало, а она заслуживает всего мира.