Теория войны. Выбор стратегии - О.Шеллина (shellina). Страница 7

Эва, ты знаешь, как можно, эм, на время полностью лишить человека таких важных органов, как уши, рот, глаза? – я спрашивал у колдуньи, не надеясь на положительный ответ, всё же та ведьма была из другого мира.

А зачем тебе это? О! О-о-о! Милый, я скоро в тебя влюблюсь, – промурлыкала она.

– Не приведи пресветлые боги, – совершенно искренне ответил я. – Так ты знаешь или нет?

– Знаю, это заклинание сращивания. Им можно при определённой сноровке зарастить, ну скажем, рану, а можно и то, что ты перечислил. Естественные отверстия даже проще, мы же вроде временной заплатки будем на них накладывать? – спросила он деловито.

Да, вроде того.

– Тогда тебе нужны будут подручные материалы, например, непрозрачная ткань.

– Зачем? Разве это не должен быть лоскут его собственной кожи?

– Ты слишком неопытен, – в голосе Эвы прозвучала досада. – Лучше найди небольшие кусочки кожи, так оно надёжнее будет. А эффект почти такой же. И, да, ты его не убьёшь? Как он будет дышать?

– Через нос, – я встал и направился прямиком к пыточной. Никогда не поверю, что в ней не найдётся сыромятной кожи. Мои ожидания оправдались, кожа нашлась возле глубокой чаши в виде аккуратных лоскутов. Мне пришлось разрезать один лоскут на несколько небольших кусочков, которые я сунул в карман. Всё это время я выслушивал подробную инструкцию от Эвы, которая просто наслаждалась предстоящим действом.

После этого я направился прямиком к клетке. Открыв её, зашёл внутрь. При этом я тащил с собой стул, но он был не для меня.

– Садись, – я указал рукой на стул, а мастер Уго расхохотался.

– Я так понимаю, несчастный отец безутешен? А ты созрел до пыток? Интересно будет понаблюдать, на что ты способен, потому что по докладам Бакфорда, единственное, на что ты был способен раньше – это девок портить, да ещё лошадей объезжать. – Вот как? Интересно. Объезжание лошадей – это серьёзная заявка, может быть, принц Бертран был и не безнадёжен, просто ему не давали развернуться?

– Я сказал, сесть, – я поднял руку, крутанул кистью, как делал много раз при тренировках, проводившихся до того момента, пока движения не становились автоматическими. Когда руку описала положенный полукруг и заняла правильную позицию, я выпустил немного силы, которая, подхватив Уго, швырнула его на стул, и тут же его ноги накрепко прилипли к ножкам, а руки зафиксировались на небольших подлокотниках.

В глазах мастера, знать бы ещё – мастера чего, впервые радостное торжество сменилось удивлением и в них даже промелькнуло беспокойство. Я же встал напротив него и сложил руки на груди.

– Больше всего мне хочется тебя сейчас покалечить: ну там железная дева, тиски для пальцев, дыба, в общем, применить к тебе, выбивая то, что мне нужно, все известные методы пыток. Вот только физическая телесная боль, как правило, даёт плохой результат в плане получения правдивой информации. Нет, информацию получить – не проблема, вот только физические страдания частенько заставляют допрашиваемого признавать даже то, чего он никогда не знал и даже не догадывался о подобном положении дел. То есть, для того чтобы прекратить испытывать боль, допрашиваемые часто лгут и говорят неправду, а то, что следователь хочет услышать. И отделить правду от вымысла может быть очень сложно. Ты со мной согласен? – я говорил ровно, совершенно без каких-либо эмоций, просто обрисовывал нашу проблему.

– И что же ты сделаешь? Я никогда не предам своих господ! Даже если ты меня на кусочки будешь резать!

– Это всего лишь слова, – я пожал плечами. – На самом деле расколоть можно кого угодно. Но на это нужно время, иногда сутки, иногда дольше. А у меня этого времени нет. Но, поверь, я получу информацию, даже если при этом потеряю несколько часов, заметь, часов – не дней. Так что, предлагаю один раз по-хорошему, лучше ответь на мои вопросы, и я, так уж и быть, кину тебе тюфяк, чтобы ты смог прилечь.

– Единственное, что я тебе расскажу, это какие муки испытаешь ты, когда мои хозяева всё-таки до тебя доберутся.

– М-да, очень запущенный случай, – я опустил руки и вытащил из кармана кусочек кожи. – Придётся дать тебе время, чтобы немного подумать, вот только… – Я шагнул ему за спину и впечатал кожу ему в губы, плотно прижав своей ладонью, одновременно шепча заклинание и выпуская свою силу. – Если ты не хочешь говорить, то рот тебе больше не нужен.

То зрелище, которое наблюдал майор, было более интересным, но и у меня получилось весьма неплохо – кожа набухла, увеличилась в размере, плотно обхватила рот и под воздействием заклинания начала словно прорастать в кожу вокруг рта забившегося в своих путах Уго. Подозреваю, что это была крайне болезненная процедура, но комфорт этого ублюдка беспокоил меня меньше всего.

Когда заплатка встала на место, я обошёл Уго и посмотрел на получившийся результат. Теперь в его глазах читался откровенный ужас. Он затряс головой, но, даже если и хотел что-то сказать, мне пока было всё равно, нужно было дожать эту гниду, поэтому я достал на этот раз два кусочка кожи и с размаху впечатал ему в глаза.

– А раз ты не хочешь со мной разговаривать, значит, и смотреть тебе на меня противно, – на этот раз всё прошло гораздо быстрее. Никакого отрицания я не испытывал, хотя прекрасно понимал, что эта пытка будет пострашнее, чем банальная дыба. Под конец я наклонился к его уху и прошептал. – Не говоришь, не видишь, и слышать наши секреты тебе совершенно не к чему. – Последние кусочки кожи накрепко закупорили уши Уго. Он бился на стуле так, словно через него пропускали молнии.

Я отошёл на пару шагов и равнодушно смотрел за его метаниями. Внезапно он затих и обмяк, а голова его упала на грудь. Нахмурившись, я быстро подошёл и приложил два пальца к тому месту на шее, где, как я знал, частенько бьётся жилка. А ещё я знал, что это пульсация артерии, и если она нащупывается, то опасаться за жизнь человека не стоит. Артерия Уго билась, только не ровно и ритмично, а очень часто, иногда замирая, а затем начиная колотиться ещё быстрее, словно восполняя тот едва уловимый перерыв. Я удовлетворённо кивнул, он жив, и его состояние очень далеко от комфортного.

– Посиди наедине со своими мыслями, тварь, может быть, поймёшь, что ты натворил. Да даже если и не поймёшь, плевать, главное, чтобы ответил на вопросы.

Развернувшись, я вышел из клетки и закрыл за собой дверь. Возле стола стоял Гастингс, и бледный Вольф. Рыцари пристально наблюдали за каждым моим движением, но, несмотря на некоторое потрясение, испытываемое Каустом, отрицания в их взглядах я не заметил, а Гастингс вообще излучал полное одобрение.

– Я, кажется, приказал тебе уйти, – наклонив голову, я, прищурившись, посмотрел на молодого рыцаря.

– Я не мог оставить ваше высочество наедине с пленником, даже вопреки вашему приказу, – прошептал Кауст.

– Зря. Ты слишком рыцарь, чтобы присутствовать при подобном. Но раз ты здесь, то оставайся и следи за ним. Самое главное, следи, чтобы он не освободился и ничего с собой не сделал.

– Почему вы думаете, что вот это подействует? – Гастингс продолжал внимательно смотреть на меня. – Ведь, по сути, вы не сделали ничего особенного, что могло причинить ему нестерпимую боль.

– Поверьте мне, капитан, лишение человека сразу всех средств связи с внешним миром и замыкание в самом себе – это самая большая пытка. Самая бесчеловечная и безжалостная. А теперь дадим ему время, чтобы созреть и ответить на все интересующие нас вопросы. А знает он много, если не всё. Так что нужно для начала составить хронологию того, что мы хотим узнать.

Говоря, я направлялся к выходу из тюремного блока. Гастингс шёл за мной, а Вольф как заворожённый смотрел на Уго. Выйдя из подвала, я остановился и задумался над тем, чем занять те несколько часов, которые мастер Уго будет готовиться ответить на мои вопросы.

И тут мой желудок весьма непрозрачно намекнул, что уже давно ничего не ел, заурчав так громко, что его рулады услышал даже идущий рядом Гастингс, а в голове послышался серебристый смех абсолютно довольной Эвы.