Сотый рейс «Галилея» (книга 1) - Лопес Евгения. Страница 14

А вот принц Рилонда, несмотря на свою молодость, на «вечерке» не появлялся. Зато часто и подолгу простаивал на обзорной площадке зимнего сада, совершено один, у огромного, от пола до потолка, иллюминатора, и задумчиво смотрел на звезды. Принц вообще был удивительным человеком: мягкость и доброжелательность в общении с людьми необъяснимым образом сочетались в нем с отстраненностью и закрытостью. И еще одно странное явление заметил Алан: насколько Рилонда был приветлив с посторонними, настолько же – отчужден, отгорожен от собственного отца…

Столик атонского короля располагался рядом со столиком вергийских журналистов, и Алан имел возможность наблюдать, как во время еды принц всегда молчал, никогда не вступая в разговор, а если монарх обращался к нему с вопросом, отвечал односложно, глядя не на отца, а в собственную тарелку, и лицо его при этом каменело. Создавалось впечатление, что даже находиться рядом с королем принцу в тягость. Наследник атонского престола явно предпочитал пребывать в одиночестве, и Алан не раз замечал, как плещется в глубоких черных глазах принца безысходная тоска…

Судя по всему, судьба явно не баловала будущего атонского правителя, но, кажется, понимал это только Алан; все остальные молодые люди, похоже, просто завидовали принцу…

– Конечно, принцем быть легко и весело, – сказал как-то за ужином один из вергийских журналистов по имени Фаттах. – Только моргнул, и все твои желания мгновенно исполнены!

Фаттах, тщедушный кудрявый блондин небольшого роста, с вечно прищуренными глазами и тонкой шеей, как-то по-цыплячьи, нелепо торчавшей из жесткого воротника рубашки, был ровесником принца, но, в отличие от Рилонды, настолько самовлюблен, что, по-видимому, считал весь мир просто недостойным себя. Ни один из пятнадцати закрепленных пассажиров не доставлял Алану столько хлопот и беспокойства, сколько этот «самый талантливый журналист Вселенной», как совершенно серьезно Фаттах именовал себя сам. То поклон официанта был не слишком почтителен, то напиток недостаточно нагрет или, наоборот, охлажден; вилки блестели неравномерно, скатерть свисала неудобно, качество стекла стаканов и фужеров оставляло желать лучшего. Блюда приходилось ждать непростительно долго, и они были не только небезупречны, но и вообще состояли из сплошных недостатков, которые в процессе еды Фаттах самозабвенно перечислял. То, что остальные пассажиры были довольны питанием и не раз передавали через официантов благодарность поварам, его ничуть не смущало.

Вот и сегодня за ужином господин Фаттах раскапризничался не на шутку. Над принесенным заказом он сморщил свой маленький въедливый нос и брезгливо отодвинул тарелку.

– Это что?

– Номийское блюдо аш-тахон, как Вы заказывали, господин Фаттах, – ответил Алан растерянно, но очень почтительно.

– Я заказывал эйринское гуайро!

– Одну секунду, господин Фаттах, я посмотрю… – Алан защелкал кнопками пульта, чтобы извлечь из его электронной памяти выбор вергийца, хотя прекрасно помнил, что тот заказывал именно аш-тахон. Увидев это, Фаттах окончательно вышел из себя.

– Мне плевать, что там у тебя в этой коробке! Я заказывал гуайро! Позови метрдотеля!

– Пожалуйста, извините, господин Фаттах, я сейчас же принесу Вам гуайро, – попытался исправить положение Алан.

– Метрдотеля, я сказал! – сузив глаза, прошипел вергиец. – Сию же секунду!

Но миссис Хорн уже сама спешила к ним. Краем глаза Алан заметил, что принц Рилонда, отложив вилку, внимательно наблюдает за инцидентом.

– Чем я могу Вам помочь, господин Фаттах? – лицо и голос миссис Хорн источали бесконечную любезность.

– Он перепутал мой заказ! – Фаттах дернул головой в сторону Алана. – Да еще пререкается!

– Пререкается? – озабоченно нахмурилась миссис Хорн. – Это, разумеется, совершенно недопустимо. Я приношу свои глубочайшие извинения, господин Фаттах. Мы исправим ошибку в течение минуты, а официант будет наказан.

– Надеюсь, – процедил сквозь зубы Фаттах.

– Не сомневайтесь, – улыбнулась она.

С чувством выполненного долга миссис Хорн удалилась на кухню; Алан поплелся следом. Заменив блюдо вергийцу, расстроенный, он продолжал обслуживать, и предстал перед метрдотелем только после ухода работников космофлота.

– Так, и что это ты себе позволяешь, Маршалл? Как ты смел пререкаться с пассажиром?

– Я не пререкался, я только сказал, что посмотрю в пульте, – тоскливо ответил Алан. – Ведь господин Фаттах действительно заказывал аш-тахон, вот посмотрите, – он протянул прибор миссис Хорн. – Я не понимаю, зачем он так сделал…

Миссис Хорн отмахнулась от пульта и поджала губы.

– Это тебя не касается, твоя задача как официанта – выполнять любой каприз клиента молча. Ты должен был только поклониться и бежать за гуайро!

– Я просто подумал, что это недоразумение…

– Недоразумение – это ты, Маршалл! Ты – не работник, а недоразумение! Я лишаю тебя выходного!

– Но миссис Хорн!.. – отчаянно воскликнул Алан.

– Что – «миссис Хорн»? Это еще легкое наказание! Помнишь, я обещала ссадить тебя на первом же астероиде? Так что – свободен… Иди, иди!

Алан развернулся и побрел на кухню, туда, где за длинным узким столом в углу ужинали повара и официанты. Он так мечтал об этом выходном! Хотел выспаться, подольше побыть с Ником…

– Почему она такая злая? – спросил он Саида, садясь рядом с ним.

Саид задумался.

– У миссис Хорн есть дочь. Она растила ее одна, без мужа. А два года назад, едва ей исполнилось 18, Сьюзи уехала в другой штат, вышла там замуж и больше не приезжает к матери. Сейчас у нее есть ребенок, но миссис Хорн ни разу даже не видела внука – дочь отказывается встречаться. Может быть, поэтому она такая злая…

– А может быть, наоборот? – усмехнулся Алан. – Дочь сбежала и не хочет общаться потому, что миссис Хорн такая злая?

Саид пожал плечами и не ответил – он опасался вести подобные разговоры. Алан вздохнул, вяло поковырял положенный ему по статусу обыкновенный земной бифштекс (аппетит что-то совсем пропал), затем поднялся, и, взяв тарелку, направился в грузовой отсек к Нику.

Ник, как всегда, встретил его радостным пыхтеньем и нетерпеливыми прыжками. Алан открыл клетку, поставил перед ларком тарелку, а сам уселся на матрац, вытянув ноги.

Ник переносил путешествие хорошо – либо спал, либо спокойно и терпеливо дожидался хозяина. Отсутствием аппетита тоже не страдал – бифштекс, например, исчез в его пасти за пару минут. После этого ларк растянулся на матраце, положив голову Алану на колени, довольно облизнулся и заурчал, как какой-нибудь обычный, земной домашний кот. Алан обнял его.

– Только ты один и есть у меня, – прошептал он в круглое шерстяное ухо.

Ник лизнул его в щеку. На глаза у Алана навернулись слезы, но усилием воли он сдержал их, лишь тяжело вздохнув.

В мире взрослых было холодно и жестоко. Здесь никто не любил и не ждал его, как любили и ждали родители; до его чувств никому не было дела. Кто он для этого мира? Маленький растерянный землянин, мальчишка с отсталой планеты, бесправный и беззащитный, с которым можно обращаться как угодно…

Но ничего, он, Алан, будет терпеть. И выдержит все – ради мамы. Ей сейчас намного труднее, ведь она больна. Как она там? Сидит вечерами одна в пустом доме, может быть, плачет…

И Алан, наверное, все-таки расплакался бы, если бы не писк космофона – крошечной рации, прикреплявшейся к воротнику рубашки каждого работника космофлота и служащей для связи между ними.

– Алан, ты где? – говорил Саид. – «Вечерка» уже началась, ты опаздываешь. Представляешь, сегодня здесь принц. А Фаттах уже выпил два коктейля, и ему уже весело. Беги скорей, пока никто не заметил, что тебя нет.

– Спасибо, Саид, иду.

Алан поднялся, погладил на прощанье Ника и торопливо зашагал в ресторан.

Принц Рилонда действительно был в зале – сидел за небольшим столиком вдвоем с Касиндой. Оба атонца пили маньяри – эйринский безалкогольный напиток, очень вкусный и очень дорогой – и негромко беседовали. Кроме них, людей на «вечерку» пришло немного, лишь в дальнем углу экспрессивно спорили три вергийских министра, да что-то писал, склонившись над компьютером, один из помощников Гильермо Санчеса; но все пятнадцать журналистов, конечно, присутствовали. В центре внимания был, как всегда, Фаттах.