Орленок (СИ) - Горъ Василий. Страница 19

Кольцова равнодушно пожала плечами:

— Игнат, ты чего? В наше время конфиденциальность — это просто слово и не более. А смысл, который в него когда-то вкладывали наши предки, умер под объективами миллионов микрокамер. Нет, в большинстве дворянских родов ее, наверное, поддерживают. Но это настолько дорого, что не передать словами!

— Я об этом, видимо, забыл… — вздохнул я. — Или привык к ней. Причем настолько сильно, что каждый раз, когда программа-взломщик обнаруживает и берет под свой контроль эту дрянь, чувствую глубочайшее удовлетворение!

Ольга изумленно вытаращила глаза:

— Ты хочешь сказать, что используешь ее не эпизодически, а постоянно⁈

— Ну да: наша жизнь — только наша. А любопытные могут идти лесом…

— А я все никак не могла понять, почему ты так спокойно обсуждаешь со мной тайны развития Дара, за которые любой Одаренный аристократ отдаст половину состояния!

— Не-не-не! — улыбнулся я. — Этими тайнами я делюсь только с тобой.

— Как я и говорила, Оля твоя и душой, и телом… — ехидно заявила Дайна. — Ее душа плавится от восторга, а сердечко, судя по показаниям пульсометра, вот-вот проломит грудную клетку!

— Игнат, мне… — начала, было, девушка, закусила губу и выплеснула свои чувства обещанием, рванувшимся из души в середине незаконченной фразы: — Пока я дышу — твоя спина прикрыта! Во всех смыслах этой фразы. И еще: я тебя не предам. Ни словом, ни делом. Клянусь всем, что мне когда-либо было дорого!

Я не знал, как правильно отвечать на подобные клятвы, поэтому просто кивнул. И страшно обрадовался, услышав из динамиков системы оповещения уведомление об отходе поезда через две минуты и просьбу провожающим срочно покинуть вагоны. Свою толику радости добавило и информационное табло над дверью, напомнившее, что во время разгона скоростного поезда Владимир–Новомосковск пассажирам рекомендуется сидеть в специальных креслах. Ведь и эта рекомендация, и разворот кресел в нужном направлении сбили Кольцову с очень уж пафосного настроя. Ну, а я помог ей опуститься в левое, сел рядом и, выслушав очередной монолог БИУС-а, накрыл ладонью предплечье слишком уж загрузившейся девушки:

— Оль, солнце, тебя, кажется, начинает заносить…

— Почему?

— Твое лицо превратилось в маску. А это косвенно свидетельствует о том, что ты решила, скажем так, соответствовать неким представлениям о правильном отношении к тому, кому дала настолько серьезную клятву.

— И… что в этом плохого? — после недолгих колебаний спросила она, тем самым, подтвердив догадку моей помощницы.

— Да все… — вздохнул я. — Поставь себя на мое место и представь жизнь с живым аналогом дроида, зацикленного на «прикрытии спины» и в принципе не способного думать о чем-либо еще.

— Хм…

— Вот-вот. А мне нужна не телохранительница, готовая в любой момент рвануть за мной в огонь и воду, а подруга, на пару с которой будет приятно радоваться жизни во всех ее проявлениях. Да и тебе, как мне кажется, мой вариант «напарничества» доставит на порядок больше удовольствия, чем только что придуманный свой.

— Ты прав… — слишком уж серьезно заключила она, затем закусила губу и… сдвинула мою ладонь вперед. А через мгновение, переплетя наши пальцы, тихонько хихикнула: — Не знаю, как ты, а я намерена начать радоваться жизни во всех ее проявлениях… с получения удовольствия от разгона до сумасшедших трехсот двадцати километров в час в компании с самым лучшим напарником на свете!

Придираться к фразе, начавшейся со слова «сумасшедших», я, конечно же, не стал. Хотя по моим меркам ничего сумасшедшего в таких скоростях поездов не было. Не стал и расцеплять руки. Наоборот, легонечко сжал пальцы Кольцовой, чтобы она ненароком не решила, что перегнула палку, вытянул ноги и улыбнулся:

— Здорово, что мы догадались ехать через полстраны на этом поезде, а не на машине. Нет, в путешествиях вдвоем тоже есть свой кайф, но только не в сезон дождей…

— Почему это? — из вредности возразила Оля, сделала небольшую паузу в тот момент, когда вагон плавно тронулся с места, и продолжила излагать свою точку зрения: — Тихий шелест дождя за стеклами припаркованного автомобиля создает романтичную обстановку и…

— А шелест дождя за стеклами нашего коттеджа воздействует как-то не так? — ехидно полюбопытствовал я.

— Конечно! Во-первых, там мы постоянно чем-то заняты и не находим времени для спокойных посиде— … вернее, полежалок. Во-вторых, в салоне той же «Стихии» между креслами рукой подать, что тоже добавляет романтики. И, в-третьих… у-у-ух-ты, вот это ускорение!!!

Я усмехнулся и замолчал. Чтобы не мешать Кольцовой наслаждаться удовольствием, испытываемым в первый раз. Правда, все время, пока поезд набирал крейсерскую скорость, пришлось слушать восторженное верещание и делиться «своими восторгами», но это нисколько не напрягло, ведь напарница не играла, как большинство моих подружек из прошлой жизни, а делилась тем, что чувствовала на самом деле. А потом на информационном табло появилось уведомление, сообщившее о завершении разгона, и я, покосившись на окно, за которым «размазался» от скорости осенний лес, вернул Ольгу с небес на грешную землю:

— Через каких-то девять с половиной часов мы будем в Новомосковске. Планы на день у нас серьезнее некуда, поэтому стоит хорошенечко выспаться. В общем, дуй в санузел первой…

Глава 10

18 ноября 2512 по ЕГК.

…Поезд замер у перрона ровно в восемь утра. Мы к этому времени были готовы ко всему на свете, но ломиться к выходу и не подумали. Ибо я на дух не выносил очереди и толкотню, вот и решил подождать, пока вагон покинут все остальные пассажиры. Следующие четверть часа Кольцова провела у окна — разглядывала люд, проходящий мимо, и, как выяснилось значительно позже, анализировала манеры держаться, жесты, туалеты и что-то там еще. Ну, а я краем уха прислушивался к брюзжанию Дайны, от избытка добросовестности взявшей под контроль всю электронику вагона, за ночь насмотревшейся на всевозможные извращения и жаловавшейся мне на местные нравы. А они не впечатляли. Вернее, мало чем отличались от нравов моего мира, поэтому за душу не цепляли. Так что в какой-то момент БИУС вполне заслуженно обозвал меня черствым сухарем и сообщил, что нам пора выдвигаться.

Выдвинулись. В смысле, неспешно прогулялись по ковровой дорожке, уже основательно заляпанной чем-то темно-красным, вышли под высоченную крышу Южного вокзала и через пару минут добрались до вагона-автовоза. Из него как раз выезжал мини-кортеж из серебристого «Конкорда» и угольно-черного «Урала» сопровождения, так что мы немного поскучали. А после того, как эти машины вальяжно покатили к выезду с охраняемой территории, снова опознались перед сканером и смогли пройти к «Стихии».

При виде нас машинка шаловливо подмигнула габаритами. Кольцова, решившая, что это мои проделки, развеселилась, а я немного пострадал из-за того, что при всем желании не смогу отшлепать настоящую шалунью. Потом помог напарнице забраться на пассажирское сидение, скользнул за руль, завел движок, с подстраховкой БИУС-а съехал по очень пологой аппарели, чуть-чуть поддал газку и порулил по указателям.

Пока катил по территории размером с небольшой поселок, попросил «штурмана» забить в навигатор название гостиницы, подобранной накануне, и проложить маршрут. Потом тормознул у сканера на выезде с вокзала, убедил автоматику в том, что эта машина моя, повернул направо, огляделся и невольно вздохнул. Почему? Да потому, что Новомосковск, являющийся не только столицей, но и самым крупным населенным пунктом анклава, выглядел в разы менее внушительно, чем любой из самых заштатных трехмиллионников Китежа! И мне, выросшему в мире, обогнавшем этот лет на двести, не хватало небоскребов, уходящих за облака, и многоуровневых «пирогов» подземных ярусов, жители которых никогда не видят света солнца; плотных трехмерных паутин воздушных трасс, забитых флаерами, и хитросплетений наземных дорожных развязок; навязчивой рекламы, достающей даже в изображениях, генерируемых модулями дополненной реальности, и сумасшедшего темпа жизни. А еще меня здорово накрыло ностальгией, из-за чего я начал до рези в глазах вглядываться во все, что хоть на миг появлялось в поле зрения и более-менее нормально идентифицировалось сквозь пелену дождя. Увы, ничего знакомого так и не увидел, поэтому ощутил себя хронопутешественником, к сожалению, не обладающим возможностью вернуться в свое время.