Спасите меня, Кацураги-сан! Том 5 (СИ) - Аржанов Алексей. Страница 34

У второго же ситуация была другой. Я бы сказал, что две личности в голове другого пациента взаимодействовали куда мягче. В его голове была одна главная активная личность, а вторая — пассивная — никак себя не проявляла. Но влияла на активную, подбрасывая те или иные знания или умения, которыми главная личность не обладала.

Думаю, что моё перемещение в это тело вызвало нечто подобное. Я стал активной личностью, а прежний Кацураги Тендо начал выполнять пассивную функцию в нашем общем головном мозге. Отсюда моё знание японского, некоторых культурных традиций и прочие мелочи.

Причём в некоторых статьях, которые я изучал, говорилось, что эти личности могут обладать совершенно разными воспоминаниями. И у одной не будет доступа к другим.

То же самое наблюдаю сейчас я. К примеру, ещё вчера я не помнил, как выглядят мои родители, и не знал, где находится их дом. Зато, увидев их, сразу же всё почувствовал. Нашёл доступ к воспоминаниям другого Кацураги.

Велика вероятность, что теперь мы проживём всю эту жизнь, как единое целое. По крайней мере, чего точно не стоит ожидать, так это голоса моей второй личности в голове.

Всё-таки диссоциативное расстройство — это не шизофрения, как многие полагают. Люди с такими свойствами личности не слышат голоса и не видят образы, как сумасшедшие. Просто иногда переживают изменения в своём характере — вот и всё.

Мне даже доводилось общаться с одним уважаемым психиатром, который утверждал, что подобного рода расстройство есть чуть ли не у каждого человека в мире. И эти переключения между личностями могут быть менее выраженными, чем у наблюдаемых нами пациентов.

А значит, это даже не заболевание, а норма. Одна из функций нашего едва изученного мозга.

Углубившись в размышления, я даже не заметил, как мы добрались до Токио. Хотя приехали мы довольно поздно. К тому моменту уже наступил вечер.

— Спасибо за невероятные выходные, Тендо-кун, — поклонилась мне Сакамото Рин. — Может быть, когда-нибудь повторим?

— Обязательно, — улыбнулся я. — Только в следующий раз без похода на вершину Фудзи-сан.

— А мне понравилось! — воскликнула Рин. — У нас все свид… — Рин осеклась. — Все встречи проходят в очень необычных местах. Сначала буддистский храм, потом Фудзияма. Мне всё больше начинает казаться, что ты очень религиозный человек, Тендо-кун.

— Не сказал бы, — помотал головой я. — Как часто говорю, я — учёный. А человеку науки не свойственно быть верующим.

Хотя это скорее исключительно моя идея. Существует огромное количество верующих и учёных, и врачей. Но при этом можно встретить немало богохульных монахов и священников. Взгляд на мир не привязан к призванию и профессии.

Рин ещё раз поблагодарила меня за помощь с отцом, а потом мы разъехались по домам. Семья Сакамото была так воодушевлена тем, что мне удалось поднять на ноги её отца. И при этом они даже не догадывались, что настоящая угроза висела, как Дамоклов меч, над их дочерью. В том, что я смогу вылечить Сакамото Генджиро у меня сомнений не было. А вот насчёт спасения Рин… Вынужден признаться, до тех пор, пока мы не оказались на вершине Фудзиямы, я терялся в догадках, удастся ли мне спасти её жизнь.

Когда следующим утром я выдвинулся на работу, мне показалось, что прошла целая вечность с тех пор, как я в последний раз вёл приём. Путешествие в Осаку через гору Фудзи осталось в моей памяти, как длинный отпуск.

— Доброе утро, Кацураги-сан, — помахала мне Огава Хана, когда я вошёл в кабинет. — Увидела вас в окно. Вы сегодня какой-то особенно энергичный. Хорошо отдохнули на выходных?

Забавно, я даже этого не заметил. Думаю, что дело вовсе не в поездке, а в том, что я увеличил объём жизненной энергии, посетив Фудзи-сан.

— Просто соскучился по работе, — улыбнулся я.

— Не обижайтесь, Кацураги-сан, но иногда мне кажется, что вы — сумасшедший, — вздохнула медсестра. — Никто кроме вас больше так не спешит на работу. И уж тем более не относится к своим обязанностям с таким фанатизмом.

— Меньше слов — больше дела, Огава-сан, — перебил её я. — Зовите первого пациента.

— Вы помните, что сегодня у нас не совсем обычный приём, Кацураги-сан? — спросила Огава, шагая к двери.

— Нет, не помню, — удивился я. — А что не так с нашим приёмом?

— Ой, видимо, я забыла вас предупредить, — испугалась она. — Простите, пожалуйста. Вы были на каком-то совещании, когда было принято это решение. А у меня совсем из головы вылетело, и я в итоге…

— Огава-сан, короче, — попросил я. — Что у нас сегодня?

— Сегодня вы принимаете не самостоятельно обратившихся пациентов, а тех, у кого в ходе диспансеризации были выявлены те или иные отклонения от нормы, — ответила она. — То есть, практически выходной. Скорее всего, сегодня вы обойдётесь обычными профилактическими консультациями и постановками на учёт по хроническим заболеваниям.

— О, а это хорошая новость, — кивнул я. — Я как раз думал о том, когда начнут приходить профилактические пациенты.

Несколько дней назад я обсуждал этот вопрос с Акихибэ Шотаро. Мы никак не могли придумать, каким образом нам оптимизировать работу профилактического отделения, чтобы мне и моим сотрудникам не приходилось сидеть там до восьми вечера.

И я предложил распределить нагрузку на всех терапевтов. Выделить каждому из них один день в неделю, когда на приём будут приходить только профилактические пациенты с выявленной патологией. Таким образом, каждый будет наблюдать за людьми со своих этажей и быть в курсе всех событий.

Огава открыла дверь, чтобы позвать первого пациента, но вместо больного в кабинет вошла Акихибэ Акико — дочь главного врача. Девушка хитро ухмыльнулась, посмотрела мне в глаза и загадочно подмигнула.

Проклятье… Мы ведь с Такеда Дзюнпеем договорились, что будем курировать её по очереди. И сегодня — мой день.

— Доброе утречко, Кацураги-сан, — произнесла она, по-хозяйски усевшись рядом со мной. — Ну что? Какая у нас сегодня тема занятия?

Огава Хана так и замерла около дверного проёма.

— Тема нашего сегодняшнего занятия, Акихибэ-сан, звучит следующим образом, — ответил я. — Сидим тихо и слушаем, как я принимаю профилактических пациентов. Впитываем знания, как губка и не мешаем моему приёму. На все вопросы отвечу после занятия. В смысле, после приёма! Задача ясна?

— Вы такой же скучный, как и Такеда-сан, — вздохнула она, но всё же кивнула. — Ясно.

— Отлично, — подытожил я. — Тогда начинаем.

Первые три человека действительно пришли из-за мелких отклонений. У одного пациента был выявлен повышенный холестерин, у второго признаки цистита, а у третьего — преддиабет.

Особого внимания из всей троицы заслуживал только мужчина с незначительным повышением сахара. Пока что его здоровью ничего не угрожало, но при отсутствии профилактики в скором времени он окажется на учёте с сахарным диабетом. Поэтому я направил его в школу диабета к Митсуси Коконе.

Остаётся надеяться, что за время больничного она научилась колоть инсулин не в мышечную ткань. Ещё одной гипогликемической комы я в своём отделении точно видеть не хочу.

Но когда ко мне в кабинет вошёл четвёртый пациент, мой «анализ» дрогнул. Я словно почувствовал электрический разряд по всему телу.

Нехороший признак. Чаще всего нечто подобное я чувствую, когда рядом со мной человек с развивающейся онкологией.

— Добрый день, Кацураги-сан, — поклонился мне мужчина. — М-меня зовут, Арукава Ито. Мне сказали, что я должен срочно прибыть к вам, чтобы… Чтобы вы мне что-то сказали.

Молодой мужчина был страшно напуган. Я понимал, в чём дело. Скорее всего, ему не очень корректно сообщили о результатах обследований. Тысячу раз просил медсестёр диагностического кабинета не сообщать больным, что у них подозревается онкология. Некоторые впадают в такое отчаяние, что в итоге даже отказываются идти в больницу. А на деле выясняется, что диагност ошибся и никакой опухоли в организме нет.

Хотя сказать, что рентгенолог или специалист ультразвуковой диагностики ошибся — не совсем корректно. Любые заключения врачей-диагностов — это не диагноз. Это лишь заключения, который лечащий врач должен самостоятельно соотнести с клинической картиной и только после этого поставить окончательный диагноз.