Ген поиска (СИ) - Мадоши Варвара. Страница 55
Анна только покачала головой.
— Ну, вот вам и возможность…
Салтымбаева взяла у Кахетьева адрес этой багетной мастерской. Поскольку выяснилось, что оригинал картины все же похищен, дело стремительно приобретало куда большую важность, и ЦГУП вполне могло направить на нее ресурсы помимо вашего покорного слуги.
Меня это полностью устраивало: я затеял это дело исключительно из-за его касательства к Анне, в ином случае заниматься вопросом, в котором ты практически слеп (буквально!), было бы глупо.
— Отряжу на проверку этой информации одного из моих младших инспекторов, кому практика нужна, — сообщила мне Салтымбаева, когда мы покинули дом нашего клиента.
(Надо заметить, что, прощаясь с нами, Кахетьев казался не столько возмущенным пропажей картины, сколько весьма довольным тем, что попал в центр скандала, который непременно должен был попасть хотя бы в одну из двух городских газет.)
— Моя помощь более не требуется? — спросила Анна, завязывая под подбородком шляпку и натягивая перчатки.
Я отметил, что и то и другое было дороже и элегантнее, чем одежда, которую она носила, когда работала на меня. Хорошо! Мерзнуть я ей никогда не позволял, но, вслед за дедом, всегда считал, что на свои прихоти дети должны зарабатывать сами.
— Ну отчего же? — спросила Салтымбаева жизнерадостно. — Работать с богемой — то еще удовольствие! У меня есть пара осведомителей, но у вас с Василием Васильевичем, думается мне, контактов побольше. Так если вы узнаете, кто в принципе способен скопировать работу такого уровня…
Анна нахмурилась.
— Не скажу, что у меня так уж много знакомых. Шеф… Василий Васильевич верно предупреждал: художественная среда меня невзлюбила. Но я поспрашиваю!
«И очень кстати отвлечется от своего проекта», — подумал я.
Я тоже заверил Жанару Алибековну, что непременно продолжу работу над делом (разумеется, если мне выплатят обычную ставку консультанта; на ставку внешнего подрядчика я теперь не претендовал). На том мы и распрощались.
Глава 22
Как красть картины — 5
Любите ли вы семейные обеды и ужины?
Думаю, немного найдется людей и генмодов, которые ответят на этот вопрос положительно. Надоедливая родня, ужасная обстановка какой-нибудь бабушкиной столовой с уродливыми напольными часами и старомодными обоями, еда, которая не лезет в горло и приготовлена не по твоему вкусу — все это отнюдь не располагает к приятному времяпрепровождению!
Впрочем, моя семья отнюдь не отличается какими-нибудь ужасными свойствами, которые делают подобные мероприятия непереносимыми. Да и столовая наша тогда имела весьма современный вид, а повариху мой дед держал изрядную. Просто, как я уже говорил, матушка моя — особа экзальтированная и не всегда логичная. Поэтому застольная беседа с ней может вывести из равновесия даже самого терпеливого человека.
Если бы я не знал, сколько усилий прилагают генмоды, чтобы обзавестись хотя бы одним-двумя детьми, я бы, ей-богу, удивился, как мой дед терпел ее рядом с собой столько лет!
— Ну что, Василий, — сказала матушка первым делом, едва мы приступили к первому блюду. — Ты все еще не оставил эту свою глупую затею бегать по крышам за преступниками? Все же лапки у тебя для этого коротковаты.
Матушка любит подтрунивать над моим сложением: с ее точки зрения я полноват и не вышел статями. Как-то она обмолвилась, что два раза подбирала для себя красивых и крупных котов, надеясь обзавестись ребенком от одного из них. Однако ни с кем не вышло разумного потомства, и в третий раз от отчаяния она решилась на кота попроще, от которого, как заверял ее владелец, уже рождались разумные котята (разумеется, он не сказал, кто и где). И вот именно с ним-то у матушки все и получилось — к ее облегчению и одновременной досаде.
К счастью, как говорила матушка еще в моем детстве, окраской я пошел не в отца с его плебейскими пятнами, а в нее — она такая же серая и пушистая, только у нее еще слегка заметны доставшиеся от деда полоски (иногда матушка поддается тщеславию и закрашивает их с помощью своей служанки Алины, считая недостаточно элегантными).
— Моя работа отнюдь к этому не сводится, — проговорил я с максимально доступным для меня в такой ситуации достоинством. — А если бы и довелось мне за кем-нибудь погнаться, то я непременно бы его настиг.
Матушка только хмыкнула.
— Алина сказала мне, что ты сегодня приходил с какой-то сыскной овчаркой. А ведь твоя лицензия не позволяет тебе работать с нашим доблестным Управлением правопорядка. Неужели взвалил на себя какое-то дело по собственному почину, да еще и без оплаты?
Кажется, мое молчание было ей достаточным ответом. Матушка продолжила:
— Так я и знала! Если что, я за тебя штраф выплачивать не буду.
— Мария! — одернул ее дед. — Отстань от Василия.
Только я успел обрадоваться этой поддержке, как дед продолжил:
— Молодежь должна набивать шишки на своих ошибках, это да. Но не стоит слишком часто тыкать их в это носом. Сама-то давно в хахалях не ошибалась?
Матушка смутилась — или сделала вид.
— Простите, отец.
— У меня очень важное дело! — эти слова сами вырвались из моего рта. Такое уж влияние имеют родственники: даже зная, как это глупо, ты все равно пытаешься убедить их в собственной значимости. — Я, может быть, заговор расследую!
Матушка издала смешок.
— Заговор? — спросила она. — А это, пожалуй, интересно. Рассказывай, сын!
Дед хмуро зыркнул на меня.
— Ну, Василий, я от тебя ожидал большего! — сказал он. — Если уж влез в серьезное дело, разве можно говорить о нем при посторонних? Похвастаться захотел? Может, и в самом деле у тебя лапы коротки.
После этого мне оставалось только в молчании глотать свой ужин пополам с обидой. Разумеется, аппетита у меня почти не осталось, но не мог же я показать это дражайшим родственникам!
О решении остаться на ночь дома я успел пожалеть не раз.
Но все когда-нибудь кончается; закончился и этот семейный ужин, закончилась и моя невеселая ночь в гостевой спальне — не люблю помещения, где нельзя обустроиться в свое удовольствие!
Утром я подскочил ни свет ни заря — часов около десяти. Да, я знаю, для многих других это вовсе не рано, однако по понятием домохозяйства, населенного исключительно генкотами, такое пробуждение действительно из ряда вон.
Дед частенько завтракал у себя в кабинете и не любил, когда его беспокоили до обеда, так что я сидел как на иголках и все надеялся, что он вызовет меня, дабы сообщить о результатах своих расспросов.
Явился вызванный с помощью мальчишки-соседа Прохор и несколькими максимально вежливыми и корректными словами дал понять, что, во-первых, он несколько волновался из-за моего отсутствия и что я мог бы и предупредить. Во-вторых, лицензию без меня ему получить не удалось, несмотря на то, что у Прохора с собой имелось мое удостоверение — мол, только лично.
Эта новость меня немало раздосадовала: она означала, что мне придется вернуться в ЦГУП и снова отсидеть очередь. Но, решил я, если наше с Пастуховым вчерашнее дело хоть к чему-то приведет, то значит, все страдания не напрасны!
Сообщив Прохору, что собираюсь дождаться новостей от деда, я поручил своего камердинера заботам Александра, а сам устроился на подоконнике в гостиной — мое любимое место с детства. Оттуда было хорошо видно любого почтальона или иного посланника, который бы направлялся к нашему дому.
К счастью, день выдался хмурый и пасмурный, а не солнечный и яркий, как вчера. Это означало, что меня миновало искушение заснуть в солнечном пятне и пропустить все самое интересное.
От моих наблюдений меня отвлекла матушка.
— Дорогой, — сказала она, вальяжно вплывая в гостиную, — я хотела бы извиниться за мои неуместные шутки вчера вечером. Знаешь ли, я очень горжусь тобой.
Не сказать, чтобы я особенно поверил матушке. По моему опыту, она становилась такой ласковой, только когда пыталась что-то с меня получить или воспользоваться теми или иными моими услугами. Однако доброе слово, кхгм, кому угодно приятно. Особенно от родительницы. Поэтому я ответил ей довольно мирно: