Тверской баскак. Том Пятый (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus". Страница 25
Письмо длинное, сразу видно, что писал Куранбаса не сам, а поболтать он горазд.
«Вон Ерш-то своей рукой кропал, — усмехаюсь про себя, — так лаконичен как спартанец!»
Новости меня обрадовали, выкуп пленных у монгол дело наиважнейшее. Мастеров у меня крайняя нехватка, особенно каменщиков и литейщиков. Железо вон есть, завод стоит, а литье пушечных стволом идет так медленно, что хоть тресни! Рабочих нет! Мастеров по пальцам пересчитать, а новых надо учить и растить. Не грибы, сами не вырастут! На все требуется время, а жизнь моя далеко не вечна. Тоже и с пожарами в Твери! Проблема стоит по-прежнему остро. Закон о замене соломенных крыш на черепичные уж когда вышел, а половина города стоит, как и прежде — черепицы не хватает, да крыть некому! В Тверском кремле я давно приказал бы снести все деревянные дома и заменить их на каменные, но кто класть будет⁈ Да и производство кирпича тогда надо увеличивать, а людей на это где взять⁈ Конечно, можно подождать, рано или поздно вырастет новое поколение, обучатся новые кадры, только когда это будет, а хотелось бы увидеть все своими глазами.
Потому и делаю ставку на этот поход. Ордынцы гребут всех, кого не зарубят в азарте, и дабы зря кровь не лили, я организовал покупку пленников и здесь, при ставке. Цены, конечно, пониже чем у Куранбасы в Киеве, но зато не надо никуда конвоировать.
Зимний лагерь еще только-только вставал на берегу Влтавы, а мой человек уже поставил несколько больших юрт у восточной границы и начал скупать полон у прибывающих ордынских отрядов. Желающих нажиться на человеческом горе оказалось немало, так что не прошло и месяца, как вокруг моих шатров возник стихийный невольничий рынок. Кое-кто из внезапно народившихся торгашей не сразу разобрался что к чему, попытались даже диктовать свои цены, а то и перекупать нужных мне людей. Пришлось навести порядок. Парочку самых борзых отправили в мир иной, а остальные приняли имеющийся статус-кво с простыми и понятными правилами. Хотите торговать, торгуйте, но ежели какой-нибудь богемский стеклодув или германский литейщик уйдет на сторону, то вам придется иметь дело с Калидой, а после известных событий иметь с ним дело уже никому не хотелось.
Слух о рынке рабов в лагере и еще где-то на востоке пошел по монгольским туменам, и желание рубить направо и налево у монгол поубавилось. Стоимость мастеров заставила воинов Бурундая ценить их жизнь, а цена на полную семью сократила немотивированное убийство мужчин при захвате городов и селений.
Вздохнув, откладываю прочитанное послание Куранбасы и перехожу к третьему письму. Оно из Твери от Остраты. Боярин писать сам тоже не мастак, видно, что надиктовывал писарю.
Быстро пробегаю по тексту.
'Извещаю тебя, консул, в том, что весь огненный наряд, что удалось изготовить и собрать к открытию зимника, отправил тебе немедля. Все заводы работают в полную силу, и к концу зимы что наберется отправлю Ершу в Ливонию.
В городе все спокойно. Осенью, в конце вересня, случился пожар в гончарной слободе, но с вышки заметили вовремя и успели потушить раньше, чем занялись соседние дома. Урожай в этом году по всей Руси неплохой, и зимняя ярмарка обещает быть многолюдной. К январю все князья Союза собираются приехать в Тверь, и уже сейчас до меня доходят слухи, что Черниговский князь, Смоленский и Полоцкий хотят требовать от Союза возмещения убытков, что учинили на их землях проходящие ордынские тумены. За вытоптанные посевы и разграбленные деревни. Мол, Тверь в этом походе участвует, так с добычи пусть и заплатит. Ежели успеет мое послание дойти, то хотелось бы узнать, что ты об этом думаешь, а коли нет, то постараюсь как-то унять крикунов'.
Дальше пошли всякие городские сплетни и опять жалобы на Якуна и Луготу.
— Ладно, это до завтра подождет! — Бросаю письмо на стол и прикрываю слипающиеся глаза.
Часть 1
Глава 12
Конец Февраля — начало Марта 1258 года
Глаза Бурундая прикрыты, и кажется, что мои слова загнали старика в сон, но я знаю, что это не так. Как говорится, не первый день «замужем» и все трюки старого лиса уже изучены. Прикинуться эдаким полуживым старцем, а самому из-под полуопущенных ресниц следить за мимикой говорящего — это излюбленный прием Бурундая.
Зная это, я воспринимаю его закрытые глаза как должное и говорю спокойно, излучая абсолютную уверенность.
— Даниил, князь Галицкий, готов привести все имеющиеся у него силы и лично возглавить войско, ежели ты пообещаешь его сыну Австрийскую корону.
Бросаю взгляд в сторону Бурундая, но ни один мускул на плоском, словно вырезанном из камня лице не дает мне подсказки на вопрос — что же он решил с австрийским наследством?
Вместо него, воздух вдруг режет голос Берке.
— Галицкий князь не внушает мне доверия! Он слишком себе на уме! Зачем нам еще его усиливать⁈ Австрия подождет. Этой весной лучше всей силой ударить на Венгрию, а не размениваться по мелочам.
Я знаю, что Берке недолюбливает Даниила, и в таких вопросах он прямолинеен как бревно. Ему хочется унизить и растереть всех, кто ему не нравится, не считаясь ни с чем. В реальной истории он довел мелкую ссору с двоюродным братом Хулагу до кровопролитнейшей войны только потому, что терпеть его не мог.
Я молчу, а Бурундай, приоткрыв свои узкие как щели глаза, вцепляется в меня взглядом.
— Бела IV серьезный противник, — хрипит он, как старый дуб на ветру, — в прошлый раз, Субэдэю не удалось добить его до конца.
Зная, что Бурундай вообще ничего не говорит просто так, перевожу на него взгляд и вижу, что этой фразой старый монгол меня слегка подначивает.
«Для чего⁈» — Спрашиваю сам себя и по хитрому прищуру Бурундая понимаю. Он хочет моими руками унизить Берке. Ткнуть его, так сказать, носом в его полное непонимание как политической, так и военной стратегии.
«Ладно, — иронично хмыкаю про себя, — возьму этот опасный и тяжкий груз на себя, но вы, ваше превосходительство, будете мне должны!»
В юрте Бурундая сейчас только он, я, и Берке. На ковре между нами разложена та самая карта, что я не так давно ему подарил, и мой палец тыкает в черную точку с надписью Прага.
Короткий взгляд на Бурундая. Получаю его молчаливое одобрение и начинаю.
— Отсюда можно двинуть войско на юго-восток, прямо на Будапешт, — черчу линию от Праги к столице Венгрии и останавливаюсь посредине, — но именно этого венгры от нас и ждут. Они укрепляют города и горные замки на этом направлении. Пока выйдем на равнину, потеряем много людей в штурмах ненужных нам крепостей.
Мой палец вновь возвращается к Праге.
— Гораздо выгоднее ударить сначала на Вену, а уж потом развернуться на восток и обрушиться всей силой на Будапешт. Такого маневра никто от нас не ждет, а ежели еще вместо сопротивления, австрийские бароны присягнут на верность Роману Даниловичу, то… — Тут я поднимаю взгляд на Бурундая. — То твое войско, великий полководец, пройдет через Австрию, как нож сквозь масло, быстро и без потерь!
Закончив, я слежу за тем, как Бурундай переводит взгляд с меня на побагровевшего Берке. Молчаливая сцена выглядит так, словно старый учитель назидательно смотрит на тупого ученика — ну что дошло наконец⁈ Берке в бешенстве, и теперь я понимаю для чего он здесь вообще.
Тут лучше начать по порядку. После бессонной ночи с посланцем Ростислава и чтением писем, поспать мне так и не дали. С самого утра примчался гонец Бурундая с приказом немедля явится к нему в шатер. Я не особо удивился.
«Старому хрычу не терпится узнать, чем закончился вчерашний разговор с князьями!» — Проворчал я про себя, натягивая рубаху.
Наличие Берке в юрте Бурундая сразу меня насторожило.
«С чего бы ему делиться информацией со своим явным недоброжелателем⁈ — Завертелись в голове вопросы, но времени разбираться не было, и я лишь мысленно пожал плечами. — А какое мне, собственно, дело! Хочет Бурундай прислушаться к мнению Берке, да ради бога!»
И вот сейчас мне все стало ясно. Старый матерый монгольский полководец так своеобразно поднимает себе настроение. Он легко просчитал реакцию Даниила и решил устроить себе маленькое развлечение. Вот так вот тонко сунуть носом высокородного и всесильного ханского дядю в его же собственную безграмотность и серость. Да, что может быть приятнее для скучающей души старого человека, родившегося в юрте простого чабана.