Чёрный трон - Желязны Роджер Джозеф. Страница 29

Пройдя еще немного, мы уже миновали обширные руины какого-то здания, когда услышали доносившийся изнутри смех. Это не был веселый хохот дружеской компании, а лающий хрипловатый звук. И все же… Мы с Петерсом переглянулись, и он кивнул.

Мы подошли к фронтону развалин, и Петерс пнул дверь, да так, что она слетела с петель и ударилась о стену. Я бы предпочел быть более осторожным, но Петерс, как всегда, действовал, не зная страха. Он вполне мог положиться на свои физические способности, которые помогали ему выбраться из трудной ситуации.

Смех немедленно затих. Войдя, мы поняли, что здесь находилось похоронное бюро. Было выставлено для обозрения несколько превосходно выполненных гробов, — сочетание черного дерева с серебром — и я пожалел, что с нами нет Вальдемара, чтобы порадовать его этим зрелищем. Быстро осмотревшись, мы, однако, не обнаружили признаков жизни. Тогда Петерс указал на открытую дверь погреба справа в углу. Я положил руку на рукоятку сабли, и мы приблизились.

Мы заглянули вниз на длинный ряд винных бочек, откуда неожиданно раздался звон разбитой бутылки. В центре комнаты стоял стол, на котором была громадная бочка. Различные фляжки, бутылки и кувшины были рядом с ней. Над бочкой на балке был подвешен человеческий скелет. Он был закреплен с помощью толстой веревки, привязанной к одной ноге. Если веревку случайно задевали или дергали, то вторая нога начинала дергаться и выкручиваться. За столом сидело несколько человек, расположившись на заготовках для гробов, а некоторые из них пили из очень белых чаш, которые сильно напоминали части черепов.

Я мог видеть человека во главе стола: сухощавого, почти истощенного с удивительно вытянутым черепом, его кожа была совершенно желтого цвета. Он смотрел на меня.

Напротив него сидели две женщины: дна невероятно тучная, что превосходно оттеняло его стройность; другая — маленькая, хрупкая, пропорционально сложенная, бледная, за исключением пламенеющих щек, с длинным опустившимся носом, который почти касался ее нижней губы. Я решил, что последняя леди больна туберкулезом, и, когда я об этом подумал, ее одолел приступ кашля. Слева от крупной леди сидел сурового вида пухлый старик, сложив руки, положив на стол перевязанную ногу.

В помещении было еще трое мужчин и, хотя угол, под которым я смотрел, не позволял мне хорошо их разглядеть, я мог сказать, что у одного из них были огромные уши и перебинтованная челюсть, а другой был как бы парализован — согнут в неудобной позе, почти без движения. Большинство из них использовало в качестве одежды саван.

Я поприветствовал человека, который смотрел на меня.

— Добрый вечер, — сказал я.

Он ударил белым, похожим на скелеты предметом, который он держал в руке, по столу, от чего бутылки и чашки-черепа подпрыгнули. Достаточно было приблизиться слегка, чтобы понять, что это была берцовая кость.

— Друзья мои, у нас гости, — провозгласил он.

Все повернули головы в нашу сторону, кроме, конечно, парализованного. Он просто повел глазами.

— Мы будем очень рады, если вы спуститесь и присоединитесь к нам, добрый господин, — пригласил хозяин.

Незаметно для него я сделал знак Петерсу остаться.

— Хорошо, — сказал я и спустился по крутой лестнице вниз.

— И кого же мы имеем честь принимать? — спросил он.

— Меня зовут Эдгар Алан Перри, — ответил я.

— А я — Король, это — мои придворные. Мы с радостью примем вас в свою компанию. Пейте, веселитесь перед лицом всеобщей скорби. Не желаете ли череп грога?

— Не сейчас, спасибо, — ответил я. Я ищу тоннель, который ведет к аббатству.

Они снова расхохотались.

— Зачем вам туда? Наша компания много, много лучше.

— Не сомневаюсь в вашей веселости, но я ищу древний тоннель. Он может быть где-нибудь здесь.

— Ну, пожалуй, лучше будет прокопать новый, — сказал человек с перевязанной ногой. — Начинай здесь, а мы потом закончим.

Дамы захихикали. Парализованный закатил глаза. Хозяин ударил костью и отхлебнул немного вина.

— Молчать! — взревел он. Потом, опираясь на кость, как на клюку, он поднялся, подошел ко мне и поднял кость, направив ее на меня. Мне стало не по себе. Я увидел, что он держит ее как фехтовальщик шпагу.

— Будьте так добры, выпейте полный череп грога, — сказал он, левой рукой, нащупав один из черепков и опустив его в бочку, — после чего вы будете приняты в нашу компанию и получите доступ к тоннелю, где бы он ни был. Иначе вам придется причащаться прямо в бочке, пока петух не прокукарекает.

Он протянул мне полный череп, а я взялся за саблю.

— Недружественный акт, — заметил он и сделал жест. Полная дама начала петь.

Петерс, должно быть, просто прыгнул в проем. Его ноги коснулись лестницы только на второй ее половине, и он, оттолкнувшись, ухватился за скелет и повис. Пение прекратилось, раздались пронзительные крики. Король, должно быть, остолбенел, увидев человека, чья внешность была не менее одиозной, чем его собственная, притом гораздо более зловещая. Петерс качнулся и приземлился на стол.

— Марш на лестницу, леди! — крикнул он. — Настало время успокоить все печали.

Король попятился от меня довольно проворно и повернулся к Петерсу, тыча костью. Петерс шагнул вперед и ухватил большой бочонок. Он, должно быть, был довольно увесистым, так как был наполнен жидкостью. Но Петерс поднял его, подмигнул мне и начал опоражнивать его. Я вскарабкался по лестнице, когда раздались булькающие звуки, перемежающиеся с воплями.

Мгновение спустя я услышал грохот костей скелета, глухой звук шагов и хихиканье. Петерс появился из отверстия и одним пинком захлопнул дверку погреба. Через минуту он уже поднимал тяжелый гроб, которым придавил выход.

Неожиданно в магазин вошел Эмерсон, свет молодого месяца показался за его спиной, и начал передразнивать петерса.

— Я думаю, нам лучше возвратиться, — сказал тогда мне Петерс. — Все, что могли, мы здесь уже сделали.

Мы последовали в темноту за нашим мохнатым компаньоном.

Постоялый двор залит лунным светом: прекрасная леди сидит поверх гроба, наши скудные пожитки тут же сложены в кучу, ночная птица венчает их, восседая на вершине.

— Лиги, — спросил я, — что с повозкой?

— Я услышала, что возчик разгружает ее, — ответила она, — и, когда я вышла посмотреть, он занял свое место, схватил вожжи и уехал. Он испугался Красной смерти.

— Он успел сказать об этом?

— Он сказал об этом раньше, сразу, как только вы ушли. Он сказал, что считает вас сумасшедшим, и предложил уехать с ним.

— Мы можем погрузить все это на тачку, Эдди, — заметил Петерс. — Может, мне удастся ее достать.

— Неплохая мысль. Что же, давай, — ответил я.

Вот так мы и катили тележку, везущую наши тленные и нетленные пожитки вверх и вниз по улицам Санта Крус, когда два человека неверной походкой перешли нам дорогу, направляясь на северо-восток, один из них был одет по-шутовски пестро.

Я хотел было окликнуть их, но почувствовал руку Петерса на своем плече.

— Они пьяны, — сказал он.

— Как?

— Вспомните тех, в погребе.

— Но это могут быть и представители нормальных людей.

— Давайте просто последуем за ними, не подходя слишком близко.

— Я думаю, так будет лучше, — сказала Лиги.

Итак, мы перешли на шаг, который позволял нам незаметно идти за этими людьми на порядочном расстоянии, время от времени улавливая обрывки их разговора. Сначала они немного попетляли, но потом, очевидно протрезвев, правильно нашли свою дверь. Я услышал, что одного из них, в шутовском одеянии, зовут Фортунато, а другого — Монтрезор.

Последний раз или два оглянулся, но я не могу сказать, видел ли он, что мы следуем за ними.

По другим обрывкам их диалога, доносившимся до нас, я понял, что они говорили, причем с большим знанием дела, о вине. По крайней мере, их дискуссия казалась разговором специалистов.

Они замедлили шаг, приблизившись к большому беспорядочно выстроенному античному зданию, расположенному в стороне от других домов. Из их комментариев я понял, что дом принадлежит Монтрезору, хотя, отпирая дверь, он испытал минутное затруднение.