Неписанная любовь (ЛП) - Ашер Лорен. Страница 17

— Элеонора, — у Рафаэля дергается челюсть.

— Рафаэль, — я делаю шаг в противоположном направлении.

Он делает шаг ко мне.

— Не ожидал увидеть тебя здесь.

Я вздрагиваю от его тона.

— Почему?

— Ты ненавидишь спорт.

— Откуда ты это знаешь?

— Однажды вы с Нико поругались из-за этого.

Мои брови взлетают вверх.

— И ты это запомнил?

— Трудно забыть, когда кто-то рассказывает историю о том, как он однажды праздновал забитый гол в ворота своей команды.

Ладно, если серьезно, он запоминает каждую мою фразу, и если да, то почему?

Я делаю еще один шаг назад.

— Ну, я здесь ради благотворительности.

Его взгляд падает на мою футболку, где спереди красуется логотип «Vittori».

— Ты в команде Лоренцо?

— Да.

— Я не знал, что вы знакомы, — мышца на его щеке подергивается.

— Едва ли, но моя лучшая подруга, Уиллоу, спланировала это мероприятие.

— И ты решила принять в нем участие?

— Принуждение — более подходящий термин.

Он не выглядит ни капли веселым, что только усиливает напряжение у меня в груди.

— Что ж, эта встреча была забавной и все такое, но мне нужно пойти к скамьям, чтобы подготовиться. Поднять боевой дух команды и все эти веселые спортивные штучки, — я поворачиваюсь на пятках и замираю, когда пальцы Рафаэля обхватывают мою руку.

Он поворачивает меня лицом к себе.

— Мы можем поговорить секунду? Пожалуйста.

Я выдергиваю руку из его хватки, надеясь, что он не заметил мурашек на моей коже.

— Я немного занята.

Не хочу показаться стервой, но я не могу с ним говорить, потому что не знаю, как это сделать. Проведя столько лет в откладывании неудобных разговоров, я так и не выработала навык их ведения.

— Как насчет после игры?

— Извини. У меня есть планы.

Крошечный тик в его челюсти выдает его эмоции.

— Отлично. А что насчет завтра?

— Тоже все занято. Вообще-то, мой календарь забит до нового года.

— Сейчас июнь.

Я фальшиво улыбаюсь.

— У меня столько дел, которые нужно успеть сделать сейчас, когда у меня много свободного времени. Не то чтобы я ожидала, что ты поймешь, ведь ты работаешь на себя и все такое.

— Ты могла хотя бы выслушать меня.

— О, как в ту ночь, когда с Нико произошел тот несчастный случай? — может, я и не люблю конфронтации, но если Рафаэль достаточно сильно на меня надавит, он добьется своего.

— Я же сказал тебе, что все это было ошибкой.

Я напрягла позвоночник.

— Ну, твоя ошибка стала для меня тревожным звоночком.

— И что это значит?

Я набираюсь храбрости и делаю глубокий вдох.

— У нас ничего не получалось. Ты недостаточно ценил меня и мое время, а я слишком ценила твою семью. Со временем все становилось только хуже, так что, уволив меня, ты только ускорил этот процесс.

Пронзительный свист и чей-то выкрик моего имени вдалеке спасают меня, и я ухожу, прежде чем Рафаэль успевает ответить.

После трех ужасных подач Уиллоу кричит:

— О, слава богу, ты здесь! — она машет рукой игроку, которого я подменяла, а затем указывает в мою сторону. — Элли, ты свободна.

Клянусь, я слышу, как один из братьев Уиллоу радостно кричит, но не принимаю это близко к сердцу. Дальняя часть поля кажется космическим пространством с тем расстоянием, которое мне предстоит пройти.

— Все в порядке, — я вытираю пот со лба и поднимаю большой палец вверх, а затем направляюсь к маме на трибуны. Сегодня неоправданно жарко, благодаря надвигающейся на этой неделе тепловой волне, а отсутствие тени только ухудшает ситуацию.

В какой-то момент после четвертой подачи Лоренцо снимает футболку и заслуживает бурные аплодисменты со стороны других женщин, наблюдающих за игрой. Берт в шутку тоже пытается снять свою, что вызывает у меня стон, а у мамы — свист.

На трибунах, окружающих поле для софтбола, собралось много людей из города. Я надеялась увидеть Нико в толпе, но, обнаружив, что его нет, только разочаровалась. Боль в груди, которая не покидает меня с той ночи, когда с ним случился несчастный случай, усиливается и всегда дает о себе знать, когда я думаю о нем.

Нико был моей тенью на протяжении многих месяцев, поэтому, когда его больше нет рядом, я чувствую себя так, словно лишилась жизненно важного органа. Я скучаю по утрам, когда умоляла его встать с постели, и по послеобеденным прогулкам в амбаре с животными почти так же сильно, как по нашим совместным урокам музыки.

В том, что я все это потеряла, виновата только я сама.

— Ты молодец, — мама обхватывает меня за плечи и прижимает к себе, вытаскивая из мрачного душевного пространства.

— Я почти ничего не делала.

— Я видела, как ты бежала за мячом.

Мои щеки горят.

— Я убегала от него.

— Хм. Трудно сказать с такого расстояния, так что вряд ли кто-то заметил.

Я с досадой сдуваю с глаз выбившуюся прядь волос.

Некоторые женщины затаили дыхание, когда Рафаэль прошел мимо наших трибун и направился к домашней базе. Он вытирает лицо подолом рубашки, давая всем возможность рассмотреть, что находится под ней. Его пресс, которого я никогда раньше не видела, дает мне еще восемь причин держаться от него подальше.

То, чего Рафаэлю в последнее время не хватает в характере, он с лихвой компенсирует физически. По его подобию можно было бы делать мраморные статуи, потому что его тело вылеплено до совершенства.

Словно почувствовав мой взгляд, он поднимает глаза, и наши взгляды встречаются. В его глазах что-то вспыхивает, и я быстро отвожу взгляд, мои щеки пылают от того, что я попалась на его удочку.

— Думаешь, он захочет быть с женщиной постарше? — Сюзетт, хозяйка местного свечного магазина, шепчет своей подруге Герти, которая всегда доставляла почту ему домой.

— Ты и дня не протянешь с мужчиной, у которого такой характер, как у него, — Герти насмехается. — Он не разговаривает. И точка.

— А кто говорил о разговорах?

Герти фыркает, а я закатываю глаза.

Мама наклоняется и шепчет:

— Теперь я понимаю, почему ты была влюблена в него все эти годы.

— Мам, — я шикаю на нее.

— Что? У тебя был хороший вкус, даже тогда.

— Я не была влюблена в него, — я в панике оглядываюсь по сторонам.

— Мы что, будет притворяться, что ты не исписала всю тетрадь по математике надписями «Элли Лопес»? Или что ты не называла его «Король Бала»?

Я провожу рукой по горлу в безмолвной просьбе заткнуться, но уже слишком поздно. Словно акулы, почуявшие кровь в воде, Герти и Сюзетт поворачиваются и смотрят на нас.

— Элли. Я так рада тебя видеть, — Герти похлопывает меня по бедру.

Я всегда ношу леггинсы и брюки, но все равно беспокоюсь о том, смогут ли люди заметить мои шрамы через ткань.

Мама заверила меня, что их не видно, но я все равно время от времени паникую, особенно когда кто-то прикасается ко мне.

Я прочищаю горло.

— Привет, Герти.

— Я вчера проходила мимо их дома, чтобы передать посылку, но Рафаэль сказал, что ты там больше не живешь.

Мое лицо краснеет.

— Да.

— Все в порядке?

Мама наклоняется вперед.

— Она больше не работает на него.

— Что? Почему? — Катия, женщина, владеющая лучшим индийским рестораном в Мичигане, бросает на меня жалостливый взгляд.

— Нико сказал, что ее уволили, но я не хотел в это верить, — объявляет один из сотрудников школы, сидящий на нижней трибуне, заставляя всех ахать и переговариваться.

— Все в порядке, Элли. Не расстраивайся. Ты продержалась дольше, чем все остальные няни вместе взятые, — Сюзетт сжимает мою руку.

— Если тебе нужна новая работа, мы с женой хотели нанять няню, — добавляет Антонио, отец семерых детей.

Я натягиваю свою лучшую извиняющуюся улыбку.

— Извините. Моему отчиму нужна помощь в «Сломанном Аккорде».