Эльфийские хроники (сборник) - Фетжен Жан-Луи. Страница 101

Даже Махеолас, боевой опыт которого был почти нулевым, осознал, что придется дождаться наступления темноты и затем попытаться застать защитников башни врасплох.

Он один из всего отряда отвернулся и перестал обращать на башню внимание. Усевшись в стороне от всех остальных на расстоянии ста шагов за одной из скал, он стал смотреть в небо, ожидая с возрастающим нетерпением наступления темноты. Ему подумалось, что будет очень даже хорошо, если башня окажется неприступной. Пусть карлики убьют как можно больше воинов его отряда, пусть прольется как можно больше крови, пусть не удастся спастись никому! Они вдвоем с Ллианой, воспользовавшись суматохой, которая начнется во время штурма башни, смогут удрать, чтобы затем пройти через Агор-Дол и добраться до равнины. До начала схватки оставалось несколько часов — а может, счет уже пошел на минуты, — и у него с каждой секундой все больше и больше сжимался желудок — вплоть до того, что возникали позывы к рвоте.

Удрать из Черных Земель… Он только об этом и думал с тех самых пор, как угодил в плен. В течение тех месяцев, которые он провел здесь, ему доводилось и испытывать жуткий страх, и быть свидетелем невиданных ужасов, и совершать поступки, низость которых до сих пор вызывала у него отвращение. Все это было, однако, ерундой (так, просто неприятными воспоминаниями, которые постепенно стирались из памяти) по сравнению с теми несколькими мгновениями, в течение которых на него был обращен взгляд Повелителя. Даже в данный момент, когда у него наконец появилась реальная возможность удрать, уже от одного лишь воспоминания об этом взгляде он начинал испытывать не только душевную, но даже и физическую боль. Он страдал при этом не столько от страха, сколько от чувства того, что совершает преступление и что, предав Того-кого-нельзя-называть, он навсегда погубит свою жизнь. «Никто не может обманывать Повелителя…» Слова, которые он сам произнес, обрекая погонщика мулов на смерть, теперь звучали в глубине его сознания, как приговор самому себе. Эта башня карликов, эти скалы, эта ночь, полная различных шорохов, были для него рубежом, повернуть после которого назад уже не представлялось возможности. Нужно было принимать решение: сбежать или остаться… Что произойдет с ним в первом и что произойдет с ним во втором случае?

Раз присматривать за ними был отправлен отряд гоблинов, то, значит, Кхук ему, Махеоласу, не доверяет — если только сам Повелитель не разгадал его замысел и не отдал командиру омкюнзов соответствующий приказ. Он, Махеолас, смог заставить командира этого отряда подчиниться ему и отослал этот отряд обратно в Черные Земли, однако та легкость, с которой этот гоблин согласился с его доводами, вызывала теперь у него подозрение, что где-то вокруг них притаились и другие такие отряды, которые подсматривают за ними и которые готовы в любой момент в случае необходимости схватить его и увести обратно в Нарагдум… Все остальные из его отряда для них не представляют никакой ценности. Кто они такие? Всего лишь эльфы, всего лишь люди… Только лишь ради него было задействовано столько воинов! А если бы он еще и выдал Ллиану, то есть рассказал бы всем, кто она такая на самом деле? Может, он это еще и сделает, если ситуация вдруг станет для него критической.

Возле него по каменистому склону неожиданно прокатилось несколько камешков, и затем рядом с ним появился и пригнулся к земле чей-то силуэт. Махеолас не смог различить, кто это. Уже наступила ночь — темная и пасмурная. Более подходящей ночи для нападения на башню и быть не могло… Да, нужно совершить нападение. Нужно действовать так, как было договорено.

— Это я, — послышался тихий голос Ллианы. — Тебе нужно отдать какие-то распоряжения, а то отряд уже начинает нервничать.

Махеолас сделал глубокий вдох, чтобы подавить охватившее его волнение, а затем привстал и бросил взгляд на башню, разглядеть которую в темноте было уже не так-то просто.

— Приведи сюда ко мне одного из гоблинов — любого, на твое усмотрение… Я поручу ему возглавить штурм башни. Это ему польстит.

— Ты и в самом хочешь ее штурмовать?

— А разве мы не для этого сюда пришли?

Ллиана отпрянула назад: Махеолас не смог подавить ни дрожь в своем голосе, ни свой гнев, который заставлял его голос дрожать.

— Насколько я вижу, в башне нет ни души, — сказал Махеолас, понижая голос. — Но это не имеет значения… Если за нами кто-то наблюдает, нужно делать вид, что мы готовимся к штурму.

Ллиана ничего не сказала в ответ. Ход ее мыслей был отчасти таким же, как и у этого подростка-человека. Какой бы властью ни обладал Махеолас и какими бы полномочиями ни наделяла его черная одежда, которую он носил, появление отряда гоблинов на их пути свидетельствовало о том, что вряд ли командир омкюнзов слепо верил Махеоласу. Впрочем, он мог просто беспокоиться о безопасности юного жреца, однако в данном случае результат для них двоих получался одинаковым.

— Делай то, что я тебе говорю! — потребовал Махеолас решительным тоном. — Иди!

Ллиана неторопливо окинула своего собеседника взглядом, зная, что он ее в темноте видеть не может. Махеолас, похоже, пребывал в не совсем вменяемом состоянии, которое вполне могло объясняться страхом. Как ни странно, она, Ллиана, не испытывала вообще никакого страха. События, которым сейчас предстояло произойти, казались ей уже предопределенными, какими бы они ни были.

Ллиана резко поднялась на ноги и, проскользнув между скал, присоединилась к остальному отряду.

— Господин Махеолас хочет, чтобы вы подошли к нему, — сказала она гоблинам, усевшись на корточки рядом с ними. — Он хочет, чтобы вы руководили штурмом… Он сейчас находится вон там, за плоским валуном.

Оба монстра бросили на Ллиану презрительный взгляд и тут же отправились по направлению к Махеоласу, двигаясь с такой ловкостью и осторожностью, на которые она раньше считала их не способными. Как только они исчезли из вида, она поспешно направилась в расщелину, в которой, как она заметила раньше, спрятались эльфы. Все они повернули головы и посмотрели на нее. Взгляд Гамлина был безмятежным: в нем чувствовалась насмешливая беспечность, с которой он всегда относился ко всему, что вокруг него происходило. Тилль, похоже, немного нервничал, однако кивком головы дал Ллиане понять, что готов выполнять ее распоряжения. Выражение лиц остальных эльфов не оставляло никаких сомнений: они, похоже, сконцентрировали все свои мысли на предстоящей схватке. Тут, возможно, сыграли свою роль и наркотики, которыми их пичкали. В данный момент это были уже не эльфы, а омкюнзы — воинственные монстры, подрагивающие от ярости в предвкушении битвы. Они — так же как орки и люди, входившие в их отряд, — были сейчас похожи на хищников, нервно подрагивающих в своих клетках: их глаза злобно поблескивали, а тело напряглось в ожидании предстоящей смертельной схватки. Всего лишь слово или жест одного из гоблинов — и они бросятся на штурм башни и станут убивать. Они, похоже, уже едва сдерживали охватившую их ярость.

Ллиана повернулась к своим товарищам. Тилль, держа в руке свой длинный кинжал, снова и снова чертил его лезвием длинные линии на скале. Его взгляд был отчужденным, а лицо — еще более бледным, чем обычно. Ллиана подняла руку, чтобы схватить Тилля за руку и вырвать из этого отчужденного состояния, но Гамлин остановил ее.

— Песнь рун, — прошептал он.

Ллиана посмотрела на него непонимающим взглядом, но менестрель больше ничего не сказал. Он молча вытащил из-за пояса кинжал и переместился в такое темное место, что даже глаза эльфийки не могли его там различить.

Ллиана осталась наедине с собой.

Песнь рун… Ну да, конечно. Нужно пробудить их измученные души. Нужно воскресить в них их эльфийскую сущность. Но какие именно руны? Она поискала глазами Гамлина в надежде на то, что он ей поможет, но менестрель растворился в темноте. Гоблины уже вот-вот должны были вернуться, чтобы повести отряд на штурм башни, и тогда уже ничто не сможет отвлечь эльфов от их желания убивать. Тилль, судя по его виду, был уже готов броситься в бой, да и Гамлин тоже наверняка испытывал такое же чувство ярости, которое постепенно охватывало всех.