Эльфийские хроники (сборник) - Фетжен Жан-Луи. Страница 118

Затем эльф опустился на корточки возле трупов и долго прислушивался, оглядываясь по сторонам. Когда он убедился, что к оркам не идет подмога, он поднялся, взял с земли свой лук и свои стрелы, аккуратно вытер меч об одежду одного из убитых им орков и стал складывать обратно в мешки вытащенные из них орками ценности.

Когда Гаэль уже завязывал свои мешки, у него вдруг опять появилось чувство, что по направлению к нему кто-то идет. На этот раз он успел лишь подняться на ноги и повернуться лицом к тем, кто к нему приближался. Он увидел, что по той же тропе, по которой сюда пришли орки, к нему шла группа «серых эльфов». Они при этом производили не больше шума, чем дующий над равниной ветер, и были почти незаметными в тумане.

— Н’йех тале ха дан колотьяло!

Тот, кто произнес эти слова (произнес их тихим и хрипловатым голосом), продолжал идти вперед, а его спутники остановились поодаль.

— Хе эласса Гаэль! — громко сказал Гаэль.

— Я знаю, кто ты такой, — ответил ему приближающийся «серый эльф».

Он подошел вплотную к Гаэлю, слегка коснулся ладонью его плеча, а затем показал взглядом на трупы орков.

— Мы шли по их следам еще со вчерашнего дня, — сказал он, пристально глядя на Гаэля. — Ты, похоже, сделал за нас нашу работу… Мы теперь — твои должники.

— Ничего особенного я не сделал…

— Ты знаешь наши законы, Гаэль. Мы — твои должники. Пока мы не рассчитаемся с тобой за этот свой долг, мы будем у тебя в подчинении.

Вот таким вот образом Гаэль начал собирать свое собственное войско.

4

В тюрьме Ха-Бага

Укрепленный дом, в котором располагался господин Беро, шериф Ха-Бага, соответствовал по своим размерам и конструкции всему тому, что гномы построили в своем городе. Это было деревянное здание, похожее на большую бородавку и сооруженное вокруг широкой и очень глубокой ямы, выдолбленной в каменистой породе. К этому зданию предшественники нынешнего шерифа добавляли постройки в соответствии со своими вкусами и запросами, в результате чего оно превратилось в нелепое и шаткое нагромождение строений. Только лишь в помещениях, выдолбленных в скале, можно было находиться, не опасаясь при этом, что их стена и потолок вот-вот обвалятся. Именно там и располагался Беро и именно там — в комнатах, которые были выдолблены глубже других — находились тюремные камеры. Они были рассчитаны на гномов и имели такие маленькие размеры, что в них Этайна не могла ни встать в полный рост, ни лечь. С того момента, как она сюда угодила, прошли лишь одни сутки — день и ночь, — но она уже потеряла счет времени в этом зловонном подземелье, стены которого были покрыты зеленоватой плесенью и в котором не было видно ни зги. Откуда-то издалека до Этайны доносился приглушенный шум города, однако она не замечала поблизости каких-либо признаков жизни — ни других узников, ни стражников. Она тщательно ощупала каждую пядь решетки из толстых железных прутьев, являющейся дверью ее тюремной камеры, а также замок, на который была заперта эта дверь, но не нашла ни в чем ни малейшего изъяна. Еду не приносили, питье тоже — если не считать воду, сочившуюся из стен. О ней, казалось, все забыли…

Именно так обычно и происходило, когда гномы пытались что-то сделать по закону. Единственным представителем власти в городе был шериф, которого избирали на один год семьи самых богатых торговцев, причем исключительно из своей среды. Главная функция шерифа заключалась в том, чтобы пресечь все то, что могло бы помешать успешному ведению торговли. Верша правосудие в городе гномов, шериф устанавливал сумму компенсации, заплатив которую можно было искупить вину за совершенное — причем какое угодно — преступление и с которой город получал немалые проценты. Конечно же, бывали случаи, когда истцы отвергали подобный вариант правосудия, и это неизменно создавало досадную, трудно разрешимую и экономически обременительную ситуацию. Власти пытались урегулировать ее посредством назначения дополнительных экспертиз, что обычно позволяло шерифу затянуть расследование и благополучно дожить до завершения срока своих полномочий. Таким нехитрым способом задача завершения данного дела перекладывалась на плечи преемника. Однако преемник этот, как правило, тоже начинал тормозить процесс, и так это все тянулось до тех пор, пока обвиняемый не умирал в тюрьме. Поэтому большинство обитателей Ха-Бага предпочитали вершить правосудие самостоятельно, однако охранники Эрнодана Гона, неблагоразумного торговца оружием, этого, похоже, не знали. А может, они просто не осмеливались возвращаться в свою страну с трупом человека, которого они вообще-то должны были уберечь от всевозможных опасностей. Этайне только и оставалось надеяться на то, что правосудие над ней будут вершить именно так, как это обычно делается у гномов — выведут из тюремной камеры, начнут разбирательство — поставят лицом к лицу с тем, кто является пострадавшей стороной, будь то гном или человек. Гному она предложит золото Гильдии или станет угрожать от имени Гильдии, а человеку она скажет, что предоставит ему все, что он захочет: золото, плотские утехи или… сведения. Сведения, которые могут привести ее на виселицу. Да и не ее одну.

Несмотря на мучающие Этайну голод и жажду, она в конце концов заснула, однако некоторое время спустя ее разбудил пронзительный скрип проворачиваемого в замке ключа. Когда она открыла глаза, ее тут же ослепил свет горящих факелов, а потому она почти не успела рассмотреть стражников, которые схватили ее и потащили вверх по лестнице. Лишь только когда Этайна оказалась в тесной комнате, использующейся в качестве кабинета, зала суда и столовой шерифа Беро, ее глаза наконец-таки привыкли к свету, и она смогла оценить, как она сейчас выглядит. Драка с охранником Эрнодана и пребывание в тюремной камере превратили ее наряд проститутки в вымазанные грязью лохмотья, от которых пахло плесенью. На ее руках и ногах — а еще, наверное, и на лице — от прикосновения к известковым стенам тюремной камеры остались беловатые следы. Она быстренько завязала волосы в узел на затылке и поправила то, что еще оставалось от ее одежды. Ее смущали и раздражали обращенные на нее недружелюбные взгляды. Хорошо хоть, что ее не заковали в цепи…

Кроме шерифа — гнома с морщинистым лицом, очень похожим на высохшее яблоко, кожа которого имела фиолетовый оттенок, а голова, казалось, была воткнута сверху, как пробка в графин, в просторный камзол невообразимого цвета — и писца, склонившегося над своими записями, в помещении находились еще два персонажа. Они оба сидели в нелепых позах на слишком низких для них стульях. Один из них, средних лет, напоминал своей внешностью то ли наемного солдата, то ли наемного убийцу. Второй — еще довольно молодой — был облачен в дорогую дорожную одежду, которая сразу же привлекла внимание такой опытной воровки и грабительницы, какой была Этайна. Ей подумалось, что этот франт — какой-нибудь мелкопоместный дворянин, гордящийся своим благородным происхождением. Интуиция подсказала Этайне, что это, наверное, кто-то из родственников убитого ею торговца. Может, его сын… При каких-нибудь других обстоятельствах она наверняка сумела бы его соблазнить, однако сейчас во взгляде, который этот молодой человек бросил на ее полуголое тело, чувствовалась скорее неприязнь, чем похоть.

— Этайна, проститутка, была арестована за убийство господина Эрнодана Гона, — сообщил монотонным голосом писарь. — О совершении ею данного преступления стало известно от Эврара Турпина, служившего охранником у упомянутого господина. Еще она подозревается в убийстве Созона Нэма, также служившего охранником у упомянутого господина. Установленный размер компенсации — сто золотых монет.

— Я не согласен ни на какую компенсацию, — заявил молодой человек решительным голосом.

Оба гнома — шериф и писарь — обменялись усталым взглядом.

— Расходы на содержание под стражей и на казнь составляют десять золотых монет, — сообщил писарь. — Если вы хотите, чтобы казнь была публичной, то тогда не десять, а двадцать золотых монет.