Тени Шаттенбурга - Луженский Денис. Страница 37

Они бросились на него все втроем, разом, но малый не растерялся, не попятился – выхватил меч и уверенно встретил их натиск. Быстрым финтом он ушел от копья Гюнтера и тут же взмахнул клинком – коротко, почти небрежно.

Михель удивленно вскрикнул, отскочил назад, потом неловко повалился на колени. Меж его пальцев, прижатых к правому плечу, побежали тонкие алые струйки.

– Ах, чтоб тебя! Сбоку, сбоку к нему заходи!

Послушный Гюнтер прыгнул зайцем, ударил, метя противнику в бедро. Не так, балда! Нашел с кем в скорости тягаться! Чужой клинок без труда отбил копейное жало, человек в плаще размашисто шагнул навстречу и вскинул меч. Могло показаться, будто Гюнтер сам наткнулся на острие.

– Матерь Бо…

Йенс выругался сквозь зубы: бой и не начался толком, а он уже остался с врагом один на один. Тот стоял посреди дороги, сам в драку не лез, выжидал. Старшой только теперь толком его разглядел: молодой, красивый, синеглазый (небось девки сами на шею кидаются), притом не сорвиголова, осторожный, расчетливый… Опасный, черт!

– Брось эту палку, – голос у парня не дрожал, он будто бы и не предлагал даже, а приказывал. – И говори, кто тебя послал, тогда живым отпущу.

Йенс и не подумал повиноваться, он и сам был не робкого десятка. К тому же, в отличие от своих приятелей, хорошо понимал, что и как нужно сделать. Шагнув вперед, он не уколол копьем, а махнул им, точно дубиной. И еще раз! И еще! Не пытаясь парировать, парень в плаще попятился. Синие глаза недобро сощурились, тело напружинилось для броска, но бешеные и частые взмахи Йенса заставили его отступить еще на шаг.

Тут умирающий конь вдруг поднял голову и застонал – протяжно, душераздирающе. И малый лишь теперь, похоже, смекнул, что никто из троицы разбойников никак не мог проломить животине хребет. Он вздрогнул, скользнул взглядом вверх… Поздно, красавчик! Поздно! Камень величиной с человечью голову ударил прямо в прикрытую добротным жиппоном грудь и смел парня с дороги. Не издав ни звука, он исчез в овраге.

Йенс стоял на краю обрыва, пока со скалы не спустился Олаф. Гигант молча встал рядом, глянул вниз.

– Я туда не полезу проверять, – пробормотал раздраженно Йенс. – На эдакой круче шею свернуть – легче легкого. И он ее наверняка свернул, если даже его не уложил твой камень. Так оно?

Гигант ничего не ответил, лишь повел могучими плечами и отвернулся.

2

Когда Микаэль тяжелым шагом вошел в комнату, послушник вздрогнул, втягивая голову в плечи, словно испуганный нахохлившийся птенец. Дрожащей рукой он попытался отодвинуть, спрятать холщовую сумку, которую только что укладывал.

– Куда это ты собрался?

Кристиан смотрел в сторону, старательно пряча взгляд.

– Я. Спрашиваю. Куда. Ты. Собрался?

Каждое слово – как удар молотка, вгоняющий гвоздь в твердое дерево.

Кристиан молчал.

– Сбегаешь?! – рявкнул Микаэль, и послушник вздрогнул, словно его ожгли кнутом. – Струсил?!

– Да! – Юношу словно прорвало. – Да, струсил! Я боюсь!

Нюрнбержец вырвал из его пальцев сумку, перевернул над столом: выпали кусок сыра и полбуханки хлеба, глухо стукнулось о столешницу краснобокое яблоко.

– Нет, Кристиан, – он заговорил свистящим шепотом, что был страшнее крика. – Нет, ты не боишься…

– Бою…

– Нет! Кабы боялся – сбежал бы, не раздумывая, не прикидывая, чем набить брюхо в пути. И я, может, понял бы тебя. Но ты не просто испугался – ты предаешь нас!

– Я не…

– Молчать! – рявкнул воин так, что у послушника едва не подкосились ноги.

– Но я…

– Ничего не можешь сделать – это хочешь сказать? – Он схватил Кристиана за грудки и сильно встряхнул, аж зубы лязгнули.

«Господи, Микаэль, только не переусердствуй…»

– Сотни раз такое слыхал! Так трусы всегда оправдываются, когда слушают, как прямо у их запертых дверей убивают невинных! В мире нет слов проще и подлее, чем «я ничего не могу сделать»!

Рванув за ворот сутаны, Микаэль выволок юношу из комнаты, мигом стащил его на первый этаж.

– А остальные?! Что будет с отцом Иоахимом?! Со всеми, кто прибыл с нами?! – Он развернул парня так, чтобы тот видел остолбеневших людей в трактире. Они сейчас перепугаются до икоты, но это пускай. – А что вот с ними будет?! С горожанами что будет – ты подумал?!

Кристиана начала бить дрожь.

– Иди сюда!!! – раненым медведем заорал нюрнбержец, и невысокая, бледная от испуга служанка опасливо приблизилась; он схватил ее за руку, подтянул ближе. – Вот с ней что будет?! Что?!

Пальцы его разжались, и девушка опрометью бросилась прочь, расталкивая посетителей. Впрочем, свою роль она уже отыграла.

– Хочешь бросить их на погибель?! – Микаэль снова говорил свистящим шепотом, едва ли не на ухо Кристиану. – Неужто я ошибся в тебе?!

Лицо послушника скривилось, словно он готов был расплакаться.

– Нет, Кристиан, ты не уйдешь! Не сбежишь, как последний трус и предатель! Не потому, что это подло, а потому, что сам Создатель направил нас сюда! Избрал нас для того, чтобы мы остановили Зло!!!

– Но я не могу…

– Можешь! – От этого крика у всех в «Кабанчике» заложило уши. – Можешь!!! Все мы – и ты тоже – можем умереть, но не отступить! Ибо они, – Микаэль обвел рукой людей, – по нашим делам узнают веру нашу! Отец Теодор встал на пути у врага, так же поступил и Джок! Значит, и ты сможешь! Ибо нет преград для человека, что не щадит жизни своей ради других! Разве не к этому призывает вера пастыря?! Скажи мне! Ты ведь знаешь! Скажи!

– К этому! – теперь орал уже Кристиан.

Микаэль толкнул его в плечо.

– Давай ударь меня, сколько есть силы! Ну же! Ударь!

– А-а-а!!!

Голова нюрнбержца мотнулась, когда крепко сжатый кулак врезался ему в скулу. Он пропустил еще один удар, рассадивший левую бровь. Третий замах пришлось придержать – парень разошелся не на шутку.

– Ну все, мальчик, довольно… Все, все… – Воин прижал юношу к себе, чувствуя, как судорожно тот дышит. – Тсс…

Проклятие, если бы его собственные страхи можно было отогнать столь же простым способом.

Кристиан судорожно вздохнул, буркнул:

– Мне идти нужно.

– Куда это?

– Он за детьми приглядывал, – ответил послушник, и Микаэль без всяких пояснений понял, кто этот «он». – Мне нужно к ним.

– Утром пойдешь.

– А если с ними что-нибудь случится?

– Ты видел эту тва… – Нюрнбержец прикусил язык, вспомнив, что на них таращатся посетители «Кабанчика». – Ты их не защитишь. Давай так: я поговорю со стражниками, пусть там кто-нибудь подежурит. Утром пойдешь туда, обещаю. А сейчас нам нужно кое-что сделать.

Кристиан с минуту думал, нахмурившись.

– Ладно, – наконец сказал он. – А что сделать-то?

Микаэль странно улыбнулся.

– Жди здесь.

* * *

– Нападай!

Кинжал устремился к животу противника. Кажется, еще миг – и клинок врежется в плоть. Какое там! Микаэль неуловимым движением ушел в сторону – нет, даже не ушел, всего лишь отступил на маленький шажок. И вот рука Кристиана уже пуста – он лишь успел почувствовать, как стальные пальцы сомкнулись на запястье, тут же отпустили, и оружие сменило владельца. Опять! Уже в десятый, наверное, раз!

Воин протянул кинжал обратно – тяжелый, в полторы ладони длиной, вырезанный из плотной, темной от времени древесины, с обвитой кожаным шнуром рукоятью.

– Теперь защищайся. Готов?

Кристиан чуть согнул ноги и немного вынес вперед вооруженную руку.

– Готов!

Ни одного выпада парировать он не успел – деревянное острие не больно, но ощутимо коснулось предплечий, левой стороны груди, шеи, на возврате задело пальцы.

– Убит, – ровным голосом сказал Микаэль, а юноша отступил, тяжело переводя дыхание.

Скрипнула дверь. В конюшню заглянул невысокий мужичок, местный конюх.

– Нам бы… нам бы соломки, – с опаской сказал он. – А?

Прислуга в «Кабанчике» до сих пор робела перед гостями.