Тени Шаттенбурга - Луженский Денис. Страница 99
Сложный вопрос. Из Междумирья никогда не выходят тем же путем, каким попали в него. Да, Тропа петляет и однажды может привести в уже знакомое место, но идут по ней – только вперед. И это закон. Ты – странник, вечный посыльный вселенной, маленькое колесико в ее громадном механизме. Ты приходишь, собираешь, несешь дальше… дальше, дальше! Только вперед, никогда обратно! Да и как это проделать в Междумирье: обернуться? Такое привычное движение в месте, где под ногами – земная твердь. Но когда вокруг – лишь липкое серое ничто, когда время и пространство кажутся лишь плодом паникующего воображения…
Он едва не растерялся, осознав, что заперт в темном коконе и путь на Тропу закрыт. Пережил всего лишь миг колебания, стоивший ему потери еще одной частички себя…
Нет же, нет, ты – не бесстрастное колесико в мертвом механизме! Вселенная – чем бы она ни была – оставила тебе способность чувствовать, сопереживать, принимать решения! Зачем-то этой бесконечно многообразной, этой живой прародительнице всего сущего было нужно, чтобы ты отличался от бездумно вращающейся детали. И если уж речь зашла о возвращении… Вовсе ни к чему крутить головой, чтобы увидеть нужный проход прямо перед собой!
Закон… нет, всего лишь правило. Которое можно использовать так, как здесь и сейчас нужно тебе самому.
Уже открывая проход и чувствуя, как Междумирье берет с него последнюю дань, он внезапно подумал: «Может, в этом-то и беда? Мы всегда оставляем ему худшее. Не платим справедливую цену: обманываем, избавляем души от мусора. И после ужасаемся, когда в глаза нам заглядывает Ворг…»
10
Крик рвался из груди, кипятком клокотал в горле, а она все пыталась удержать его там, внутри, не пускала наружу… тщетно…
– А-а-а-а-ах!
Стыдно! Ох, как же стыдно! Не прощу!
Ценой отчаянного усилия Ульрика все же сумела превратить крик боли в пронзительный вопль ярости. Уворачиваясь от второго удара твари, она закрутила себя в пируэте, наотмашь рассекла воздух полированной сталью. Изогнувшись в стремительном движении, цзянь сверкающей плетью хлестнул по черной руке. Попала!
От шипения Ворга заныли зубы. Шипи, шипи, ублюдок! Смеяться-то небось перестал!
И впрямь чудовище больше не хохотало – люди заставили его сосредоточиться на схватке и биться в полную силу. Есть чем гордиться… Нет, вовсе нечем. Баронесса слишком хорошо видела, с какой небрежной легкостью Ворг убивал верных. И ей хватало воинского опыта, чтобы оценить ловкость твари, ее нечеловеческую силу. Почему они четверо все еще живы? Желудок Ульрики сжался при мысли, какая тому может быть причина.
Ворг их не убивал, но выматывал, выпивал силы – столь же верно, как вода ручья вымывает из ладоней пригоршню песка. Малейшие прикосновения твари обжигали болью, даже если лезвия черных когтей не успевали рассечь кожу. Хуже того, женщина чувствовала, как они всякий раз выхватывают из нее… нечто важное, без чего она переставала быть собой! Казалось, будто в ее теле зияют дыры – невидимые, но ощущаемые с пугающей ясностью.
– Сдохни! Сдохни! – Выкрутив острием сабли восьмерку, Девенпорт заставил монстра отскочить назад; но и сам остановился, тяжело, с присвистом, дыша. Микаэль бился молча: в одной руке меч, в другой – подхваченная с пола секира Марека. Бывший телохранитель не выглядел уставшим, лишь сбегающие по вискам струйки пота указывали, что и он подходит к своему пределу. Николас… пока держится, один Всевышний знает, чего ему стоит эта схватка!
– Капитан, – вдруг произнес Микаэль спокойным, уверенным голосом. – Ты ведь слышал, что я пообещал Перегрину?
– Думаешь, пора? – Оливье Девенпорт криво усмехнулся и усталым движением смахнул с правой брови темные капли.
– У тебя будет мало времени.
– Да чтоб тебя, церковный пес… успею.
«Мы все умрем – здесь, в темноте».
Мысль эта – странное дело – совсем не испугала. Наверное, сейчас ее не стал бы бранить даже Чи Шифонг. Они проиграли, это уже несомненно, вопрос только – каким будет их конец.
Когда Ульрика перехватила взгляд Николаса, у того в глазах не было отчаяния – лишь безмерное сожаление и решимость. Она все поняла и поневоле замешкалась с ответом, но потом кивнула – коротко, едва заметно. Им придется действовать быстро, иначе тварь поймет и успеет помешать. Первым делом – Кристиан, потом – они трое… Сможет ли Микаэль в одиночку удерживать Ворга достаточно долго?
А чудовище будто почуяло – или и впрямь почуяло? – неладное: низко присело, прямо-таки распласталось по-лягушачьи, сверкнуло льдисто поголубевшими буркалами и вдруг прыгнуло к Девенпорту. Наемник попытался уклониться, взмахнул мечом, надсадно крикнул… Уже срываясь с места, Ульрика услышала рев Микаэля:
– Сейчас!
Он разъяренным медведем рванулся вперед, лезвие секиры загудело в сыром, пропахшем кровью воздухе…
Дзын-н-н…
Звук лопнувшей струны болезненно ударил по ушам, а все, что давало в пещере свет, на краткий миг погасло – словно моргнул удивленно огромный глаз.
Серая тень возникла всего в трех фуссах от замершего Ворга. Только что там было пусто – и вот уже высокая тощая фигура делает первый шаг вперед… Шаг из ниоткуда!
Когда тень шагнула снова, по отведенному для удара длинному изогнутому клинку побежали голубоватые блики. Пламя затухающего на полу факела отразилось в желтых нечеловеческих глазах. Ворг прыгнул, избегая мерцающего лезвия, но его новый противник будто заранее знал, что предпримет тварь, – он весь превратился в порыв ураганного ветра.
Чудовище, подхваченное этим ветром, закрутилось на месте, черные когти яростно полосовали воздух, в пронзительном шипении Ульрике послышалась боль. С момента своего появления монстр казался воплощением быстроты, но сейчас он ускорился еще больше… И это не помогло! Удары Ворга не попадали в стремительно движущуюся цель, зато клинок пришельца уже трижды вырвал из вспоротой насекомьей брони брызги темной крови.
Пораженная, баронесса смотрела на невероятную, немыслимую схватку. Она забыла о том, что готовилась умереть, забыла о своих товарищах – еще живых и уже павших. Опомнилась, лишь услышав голос Николаса:
– Перегрин… Господь милосердный, дай ему силы сделать это!
Перегрин?! Ульрика вздрогнула, когда сшибшийся с тварью странник на краткий миг замер, прежде чем вновь обернуться пустынным смерчем. Не только глаза – все в облике чужака изменилось. Диковинное создание походило скорее на кошку, чем на человека. Тело его покрывал короткий пепельно-серый мех, а длинные мускулистые лапы сгибались совсем не так, как было привычно ногам людей. Поневоле вспомнились чудища, в которых превращались некоторые из верных… Нет-нет, те были искаженными до звериного облика сынами Адама, отвратительным гротеском, нелюдью! Перегрин отличался от них точно так же, как и Николас с Ульрикой, – при своем необычном облике он двигался с естественной грацией. Если вообще может быть для кого-то естественным двигаться так!
Сражающийся странник поражал воображение. Танцуя перед Воргом, он словно оплетал себя мерцающими кольцами и петлями. Меч его не свистел даже, а пел грозную и мелодичную песнь, заставляющую черную тварь отступать все дальше и дальше… Источник! Да ведь он теснит его к Источнику! Надежда вспыхнула в душе женщины.
– Давай! – прошептал Николас, напряженный как тетива. – Ну же, еще немного!.. Нет! О, боже, нет!
Сперва Ульрика просто не поняла, потом сама увидела то, что уже заметил министериал, и ей стало холодно. Перегрин перестал быть ветром. Он все еще двигался быстро, очень быстро… недостаточно быстро. Чужак замедлялся, на его руках и ногах будто возникали невидимые свинцовые грузы, и с каждым мгновением их становилось все больше.
Меч! Баронесса запоздало вспомнила разрубленное почти напополам косматое чудище, едва не убившее Николаса, и тающее на кинжале Кристиана голубое свечение. Юноша нанес один-единственный удар, а затем попросту упал в обморок. Странника хватило на добрую сотню ударов, но с каждым из них клинок отнимал у чужака силы. И они, похоже, совсем на исходе.