Последний суд - Мишина Влада Владимировна. Страница 6

– Атсу, ты не виноват! – прошептала Ифе.

«Надеюсь, я значила для тебя меньше, чем Шани. Меньше, чем Амен, Сефу и Уоти… Надеюсь, тебе не было так больно терять меня, как их».

Но девушка знала, что слишком открытое для жестокого мира Та-Кемет сердце вора всё равно будет полниться скорбью. И ей было так жаль, что причиной стала она.

Тёплые карие глаза Атсу растворились во тьме воспоминаний. Теперь Ифе тонула в светло-серой стали.

Новое видение грустно улыбалось. Но даже грусть на лице принца-хекау была царственной.

«Кейфл…» – смотря в глаза принца, девушка чувствовала, как у неё внутри всё рвётся от боли.

– Мы квиты, моя Ифе. На этот раз ты обманула меня. Сбежала во тьму, откуда если и можно вернуться, то лишь раз.

– Нет! Ты же хекау! Ты можешь мне помочь! Как тогда…

– Я просто могу прийти к тебе.

– Нет! Кейфл, не смей!

– Моя Ифе… – воображаемый, но такой реальный для аментет юноша не закончил фразу, ведь только она могла вложить слова в уста этого видения.

Но девушка не знала, что ещё мог сказать Кейфл. Она даже не знала, почему боль при мысли о нём была настолько сильнее, чем страдания, принесённые видениями о Сете и Атсу.

Грудь Ифе сжали рыдания, и она повалилась на кровать, захлёбываясь слезами.

«Мы знали, чем всё закончится. Всегда знали. Я должна была возродиться на краткий срок, я должна была вернуться в Дуат. Так и произошло. Хорошо, что только со мной. Хорошо, что у тебя ещё есть шанс видеть солнце…»

Благородные мысли не приносили облегчения. Ведь на самом деле Ифе хотелось, чтобы принц снова спас её. Ведь кто ещё мог это сделать?

«Кто ещё?..»

У девушки был ответ на этот вопрос. От него веяло прохладой. У этого ответа были зелёные глаза, в которых отражалась сама вечность.

Последняя фантазия Ифе позволила ей снова встретиться лицом к лицу с Анубисом. Он смотрел на неё мягко. Так, как настоящий Каратель не взглянул бы никогда.

– Вы должны быть довольны, – с собственным воображением аментет могла быть дерзкой. – Грешница получила по заслугам.

– Мне несвойственно злорадство.

Девушка очень хорошо помнила голос Анубиса, и ей удалось представить, как он говорил именно эти слова.

– Ты знала, кому доверяешь. Я предупреждал.

– А я сделала свой выбор.

Бог кивнул.

– Ифе, мне жаль, – Каратель никогда не сказал бы этого, но Ифе было всё равно, ведь всё происходило в её голове.

И она могла насмехаться сама над собой:

– Нет, вы так говорите лишь потому, что я это выдумала.

– Зачем?

– Я не знаю.

«Я бы хотела, чтобы вы вспомнили меня. Грешницу. Ифе. Не знаю, почему… Но вспомните обо мне, пожалуйста, – аментет позволила слезам снова помутить зрение. – Ещё хоть раз».

Видения растворялись. Лицо Сета, Атсу, Кейфла и Анубиса сменяли друг друга с невероятной скоростью. Их черты смешивались, пока, наконец, не исчезли, оставляя Ифе в одиночестве.

Девушка не слышала шагов у входа в комнату. Не знала, что маа-херу Шани уже какое-то время прислушивалась к происходящему внутри.

Не знала, что душа слышала её жалкие разговоры с самой собой.

«Бедная девочка, – думала Шани, прижимая руку к стене, за которой на кровати лежала аментет. – Говорят, что мёртвые не скорбят, и это удел живых. Но ведь потери касаются обеих сторон».

Маа-херу вспомнила брата. На Полях Иалу она уже научилась не думать о нём постоянно. Научилась существовать без скорби. Но теперь, видя и слыша страдания Ифе, она снова ощущала давно позабытую пустоту в груди.

В тот миг Шани знала, что доверит аментет многое. Она решила ей помочь хотя бы в память о брате, который вступил ради этой девушки на ещё более опасный путь, чем тот, по которому он шёл всю жизнь.

«Никто не должен оставаться наедине с горем. Даже после смерти».

С этими мыслями маа-херу тихо вошла в комнату, праведно надеясь, что сможет облегчить боль почти незнакомой аментет.

Глава II

Инпут¹

Анубис редко посещал вверенный ему Осирисом сепат. То была лишь условность – Царь Богов не хотел, чтобы сын покидал Дуат слишком часто, но и лишить его чести быть покровителем земли смертных тоже не мог. [1]

В Инпуте жили люди, как и в любом другом сепате. В отличие от того же Унута, который можно было назвать истоком познания, город Анубиса не отличался особыми заслугами жителей. Разве что был спокойным местом, где смертные трудились, молились и проживали ничем не примечательные жизни.

Спокойствию, конечно, способствовало знание о покровителе сепата. Разбойники и контрабандисты не решались проворачивать тёмные дела, боясь гнева Карателя. Подобные суеверия были на руку наместнику бога – фараону Инпута. Имя его для сего папируса значения не имеет, да и писать особо нечего. Наместник был пожилым мужчиной, любил жену и пятерых наследников, не имел гарема и исправно молился Анубису, получая от него редкие знамения, означавшие похвалу.

Конечно, Каратель посещал свой сепат.

В его главном храме было место, куда не смел входить никто из смертных. Зал мумификации, никогда не использовавшийся по назначению и имевший сакральное значение для жителей. Все знали, что если покровитель и прибывал в Инпут, то всегда именно туда. Это позволяло Анубису избегать встречи со смертными, которым не пристало видеть Карателя до смертного часа.

Зал находился на верхнем этаже храма и представлял из себя галерею с двумя уровнями. Нижний с двух сторон огораживали колонны, за которыми открывался прекрасный вид на дома из светлого песчаника. Там же были установлены ритуальные жаровни и столы для подношений. Верхний же уровень находился в конце зала. С него вниз взирала исполинская статуя Анубиса в шакальей маске. Его раскинутые руки указывали на прямоугольный каменный алтарь для мумификации, на который никогда не укладывали ни одно тело.

До сей поры.

Зелёная вспышка озарила зал.

Когда сияние схлынуло, у алтаря уже стояли четыре мужские фигуры. Одна из них держала на руках тело девушки, а две другие были неподвижны, словно их сдерживала некая сила.

Если бы кто-то из смертных жрецов всё-таки оказался в зале в тот миг, то наверняка узнал бы в самом высоком мужчине своё божество. Анубис по-прежнему был в божественной маске – точно такой же, как на его статуе.

Остальные присутствующие остались бы жрецу незнакомыми.

Сет, держащий на руках тело Ифе, тогда был похож на простого смертного. Только у тех, кто знает, что жизнь конечна, может быть такая тяжесть во взгляде.

Неподвижными фигурами были Атсу и Кейфл. Взгляни несуществующий жрец на них краем глаза, он наверняка заметил бы алые отсветы, подобно нитям оплетающие тела мужчин. Именно эта сила мешала им двигаться. Как и говорить.

– Положи туда, – Анубис кивнул на алтарь, не глядя на Сета.

– Разве это необходимо? – хрипло спросил грешный бог.

Каратель ударил посохом о каменный пол.

– Ты взмолился о помощи! Так делай, как я сказал!

Сет сжал губы, шагая к алтарю.

Вес тела Ифе в его руках был неощутим. И всё же эта ноша непреодолимой тяжестью ложилась на сердце. «У меня его нет. Нет сердца», – убеждал себя бог, укладывая аментет на алтарь.

Кейфл и Атсу, всё ещё скованные его силой, не могли ничего сделать – они лишь смотрели прямо перед собой.

Когда рука Ифе, лежащей на холодном камне, безвольно соскользнула в сторону, Каратель развеял маску. Его взгляд был прикован к бледному лицу девушки.