Карта убийцы - Торн Ребекка. Страница 17

Однако прикосновение Джекоба не было похоже на все то, с чем Блю сталкивалась прежде.

Оно погрузилось ей в желудок и вцепилось в сердце. Уголки ее губ опустились вниз, спина сгорбилась, признавая поражение. Но это была не просто грусть, не просто одиночество; чувство оказалось таким многослойным, что Блю не смогла в нем разобраться.

Старик проследовал за Девлином через кухню в комнату, обитую бархатом. В таких случаях Блю обычно шла к своей матери, однако тут она села у двери и стала слушать.

Мягко шелестели тасуемые карты, Блю чувствовала сочный аромат благовоний, проникающий под фанерной дверью.

– Очистите свой рассудок, – медленно произнес Девлин. Более выразительно, чем он говорил в повседневной жизни. – Отпустите все свои страхи, свои надежды, свои заботы; очистите свое сердце и позвольте всем своим чувствам перетечь в карты.

Блю сидела, обхватив колени руками, склонив ухо к двери, а мать наблюдала за ней с кухни и радовалась, поскольку ей казалось, будто дочь учится.

– А, Пятерка Мечей [25], – пробормотал Девлин, и Блю подалась вперед, мысленно представляя себе, как Джекоб также подался вперед.

– Вы готовы сразиться с прошлым и двинуться вперед к самоисцелению… О да, только взгляните: Тройка Кубков [26]; ваше сердце открыто. На протяжении длительного времени оно оставалось закрытым, но вы открыли его, подобно тому как раскрывается навстречу солнцу цветок, и прошлое – это нектар вашей души, готовый насытить настоящее.

А Блю подумала, что все совсем не так. Джекоб бежит от своего прошлого, хочет расстаться с ним, отказаться от него, и вовсе не собирается с ним сражаться.

– О, пять-пять! – визгливо ахнул Девлин. – Воистину, вот уж чудесное сочетание! Верховный жрец [27], пятая карта из Старших арканов, вместе с Пятеркой Мечей. В них мудрость и великая духовность. Вы покончили с прежней жизнью и можете двигаться вперед, с ясностью и мудростью; вы вольны двигаться вперед и – да, совершенно верно… прошу прощения, сэр, я так понимаю, вы разведены?

– Нет, не разведен…

– Но вы были женаты?

– Да, я…

– Ваша жена умерла? – Голос Девлина смягчился, и Блю представила себе, как он сочувственно кивает, тряся своим двойным подбородком. – Она тоже была очень духовной. Полагаю, она ходила в церковь, но также… Да, ваша жена ходила консультироваться с тарологами, не так ли? Вы не знали? Значит, она делала это втайне от вас. Посмотрите – Жрица [28]. Да, ваша жена действительно была очень духовной, и вы чувствуете себя потерянным без ее руководства; ваша душа дрейфует по воле волн. Ага! Да, вот оно что, теперь я вижу… Есть другая женщина, ваша любовь к жене натыкается на противодействие, а ваше влечение к этому другому человеку является одновременно препятствием и страстью. Взгляните, Звезда [29]…

Дверь в комнату оставалась закрыта еще двадцать минут, а когда она наконец открылась и Джекоб вышел, у него на щеках блестели слезы и он дрожал. Остановившись на пороге, Джекоб долго тряс Девлину руку, горячо благодаря его, и Блю, растроганная, смущенная всей той ложью, которую ему пришлось проглотить, бросилась к нему.

– Мистер Джекоб, пожалуйста, – воскликнула она, пытаясь сделать то, что до того никогда не делала. – Спасибо за конфеты! – Схватив Джекоба за руку, Блю пожала ее.

– Ты уже оправилась от удара? – Старик крепко сжал ее руку.

Это продолжалось всего одно мгновение: чувство вины, смешанное с горечью отчаяния, перетекло от старика ребенку. Силуэт Джекоба стал нечетким, воздух застыл, его рука стала липкой от пота, но Блю ее не выпускала. Чувство вины пустило у нее внутри корни, которые вторглись ей в вены, перекрывая их, и у нее закружилась голова.

– Вы не сразились со своим прошлым! – Блю чувствовала правду своих слов, но сознавала, что это еще не все. – Есть кое-что еще; это как болезнь, и она убивает вас изнутри!

Арла сидела в ногах у матери, Боди стоял рядом, и Блю не могла сказать, то ли все было вызвано ее дерзким шагом, то ли она все еще испытывала раздражение из-за его проделки с конфетой. Но вдруг все переменилось. Брат посмотрел на нее, приоткрыл рот и приготовил язык. Он беззвучно зашевелил губами, а Блю, читая по ним, повторила его слова вслух. Или на самом деле это Боди беззвучно повторял за ней? Все было настолько тонко, настолько переплетено между собой, что Блю не могла сказать.

– Ваша жена умирала, вы были не в силах этого вынести и нашли другую женщину, даже несмотря на то что вы любили свою жену и ее кончина причинила вам боль. Вы нашли утешение в другой женщине, но никому не сказали об этом, даже своим детям, и это вас гложет. Вы считаете, что это делает вас плохим, но это не так; вы просто человек, только и всего.

Казалось, старик испугался.

Высвободив руку, он тряхнул головой, вытер слезы, неловко схватил фуражку и палочку и поспешно выскочил в дверь, даже не попрощавшись.

– Извините! – воскликнула Блю, озадаченная тем, что это ведь была правда, а разве правда не лучше лжи? – Я не хотела вас огорчать, я не… Я имела в виду совсем другое, простите меня!

Подбежав к дочери, Бриджет Форд крепко прижала ее к себе, однако лучше девочке не стало. Боди, стоящий за ее спиной, улыбался так, словно только что выиграл в лотерею.

Девлин закрыл входную дверь, и Блю стало холодно и страшно.

Девлин шумно вздохнул.

Блю подумала про красные рубцы на ногах у Розанны, про ремень, который носил ее отчим, про то, что сейчас убежал клиент, плативший деньги.

Блю всегда изо всех сил старалась быть примерной девочкой, подстраивая свое поведение под настроение матери, поэтому ее никогда не били и редко ругали; она была примерной девочкой. Однако сейчас она чувствовала у себя за спиной тело Девлина, окруженное тяжестью отвращения Джекоба, ощущала во рту вкус затхлой гнили от конфеты. Блю внутренне приготовилась к тому, что ее полоснут ремнем по ноге, потянут за ухо, дернут за волосы, отвесят ей подзатыльник.

Ей на спину опустилась рука.

Нежное прикосновение к пояснице. Поцелуй в макушку.

– Никогда не извиняйся за это, девочка моя! – Запнувшись от волнения, Девлин снова поцеловал Блю в макушку. – Я горжусь тобой, очень горжусь. Нам просто нужно отточить твой дар, только и всего.

Дьявол [30]

Молли стоит на коленях перед очагом и мешает кочергой угли. Она сделает так, чтобы гостям было тепло. Оставшимся гостям. Молли не хочет думать о Джего.

Джошуа и девочки вернутся к обеду; Молли хочет, чтобы в «Болоте надежды» было уютно, чтобы они чувствовали себя здесь как дома. У нее за спиной Милтон, в кресле-каталке, с фуражкой на коленях. Он не жаловался на холод. Пока что. Но Милтон ни на что не жалуется и почти не вступает в разговоры. Джошуа находит, что с ним очень трудно, однако Молли так не считает. Она не задумывается над тем, зачем Милтон приезжает сюда, если он не участвует в совместных занятиях, не посещает психотерапевтические сеансы и не разговаривает с другими гостями; она знает, почему он так поступает. Одиночество, подобно раковой опухоли, разъедает его изнутри.

Молли говорит Милтону, что скоро станет теплее, и тот кивает своей фуражке. Она предлагает принести ему плед, чтобы укрыть колени, но получает в ответ такой взгляд, что становится ясно: лучше к нему не приставать.

В камине потрескивает огонь, в окна стучит дождь, ветер шуршит листьями и пучками длинной травы. Молли делает вдох, делает выдох, чувствует, как у нее замедляется пульс. Кажется, будто того, что произошло рано утром, на самом деле не было, будто ей не пришлось убирать нечестивую грязь, быть свидетельницей мерзкого поступка и наблюдать за тем, как ее бедный муж выходит на улицу через дубовую дверь.