Сила самовнушения. Как наш разум влияет на тело. Наука и вымысел - Марчант Джо. Страница 3

По ходу изложения мы коснемся и ограничений, присущих психологическим уловкам и методам лечения. Чего сознание не может? В каких случаях холистические целители заходят слишком далеко? И что происходит, когда сознание ухудшает положение дел?

Работа над этой книгой завела меня дальше, чем я предполагала: от игры в снежки в виртуальном ледовом каньоне до омовения с паломниками в Лурдском святилище. Меня вдохновили как открытая мною наука, так и врачи и ученые, сражающиеся на всех уровнях – практическом, экономическом и философском – за воссоединение сознания и тела. Но больше всего меня тронули пациенты и участники испытаний, с которыми я познакомилась, их мужество и достоинство перед лицом страданий.

От них и многих других я в итоге узнала, что сознание не панацея. Иногда оно оказывает на организм поразительный и молниеносный эффект. Иногда выступает важным, но незаметным фактором среди многих, обеспечивая здоровье в перспективе, – как диета или гимнастика. Иногда же оно вообще не влияет. Пока мы еще не знаем всего. Но я надеюсь, что эта книга убедит скептиков пересмотреть факты, мимо которых они, быть может, проходят.

Моей же подруге из песочницы я скажу следующее: нам больше незачем отказываться от поиска доказательств, от рационального мышления ради той пользы, что дают целебные свойства сознания. Наука пришла на помощь. Давайте ее выслушаем.

Глава 1. Фикция

За несколько месяцев до своего второго дня рождения Паркер Бек из Бедфорда, штат Нью-Хэмпшир, казался здоровым и веселым малышом. Затем он начал отчуждаться от мира. Паркер перестал улыбаться, говорить и реагировать на родителей. Ночами он часто просыпался со странными писклявыми криками и приобрел привычку кружиться волчком и бить себя по голове. Его родители Виктория и Гэри обратились к врачу и услышали страшные слова: у сына налицо классические признаки аутизма. Вопреки их стараниям обеспечить сыну лучшее лечение, состояние Паркера ухудшалось до апреля 1996 года, когда ему исполнилось три года. Тут случилось нечто невероятное.

У Паркера, как часто бывает при аутизме, нарушилось пищеварение, в том числе развилась хроническая диарея. Виктория отвела его на прием к Кэроли Хорват, гастроэнтерологу из Университета Мериленда. По рекомендации Хорвата Паркера подвергли обычному диагностическому исследованию – эндоскопии, в ходе которой в кишечник вводится гибкая трубка с камерой на конце. Само исследование не выявило ничего особенного, но Паркер начал стремительно выздоравливать чуть ли не тем же вечером. Работа кишечника улучшилась, сон стал крепким. И он снова начал общаться: улыбался, поддерживал зрительный контакт и, будучи раньше почти немым, вдруг начал называть картинки на карточках и впервые за год произнес «мама-папа».

За ярлыком аутизма скрывается широкий круг расстройств с нарушением речи и социального взаимодействия, в Соединенных Штатах им страдают около полумиллиона детей. Развитие одних нарушено с рождения; другие, как Паркер, кажутся здоровыми, но потом регрессируют. Огромную роль может сыграть образовательная и поведенческая терапия (для детей и родителей), но эффективного средства нет. Внезапное преображение Паркера показалось Виктории чудом.

Она убедила стационар описать проведенную эндоскопию во всех подробностях, вплоть до дозы анестетика. Методом исключения она пришла к выводу, что на симптомы сына подействовал желудочно-кишечный гормон секретин. Он заставляет поджелудочную железу вырабатывать пищеварительные соки, а Паркеру его дали в структуре исследования, чтобы железа работала заведомо хорошо. Виктория усмотрела связь между нарушенным пищеварением и аутизмом и сделала вывод, что толчком к резкому улучшению здоровья Паркера послужил гормон.

Отчаянно желая достать очередную дозу секретина, Виктория звонила и писала врачам Университета Мериленда, излагая свою теорию, но те не заинтересовались. Она связалась со многими американскими специалистами по аутизму, разослав им домашние видео, запечатлевшие улучшение состояния Паркера. Наконец в ноябре 1996 года ее история дошла до Кеннета Сокольски, доцента фармакологии в Калифорнийском университете в Ирвине, сын которого, Аарон, страдал аутизмом. Сокольски уговорил местного гастроэнтеролога назначить Аарону аналогичное исследование. В результате его сын тоже установил зрительный контакт и начал повторять слова.

Этого хватило, чтобы Хорват из Университета Мериленда ввел секретин третьему мальчику и добился той же реакции. Кроме того, Хорват ввел вторую дозу Паркеру, и Виктория отметила новый рывок в выздоровлении сына. В 1998 году Хорват опубликовал в медицинском журнале отчет о лечении секретином трех мальчиков, заявив о «разительном улучшении поведения, выразившемся в укреплении контакта глаз, концентрации внимания и развитии экспрессивной речи» {5}.

Хорват отказал Паркеру в новых дозах, выразив озабоченность тем, что секретин не лицензирован в качестве лекарственного препарата. Однако Виктория нашла другого врача, готового лечить Паркера, и 7 октября 1998 года ее историю услышали миллионы зрителей программы Эн-би-си «Дейтлайн» («Dateline»). Была показана видеохроника того, как Паркер становится веселым, общительным малышом, вкупе со свидетельствами других родителей, которые услышали о прогрессе Паркера и тоже применили гормон.

«После этого секретина никакой диареи, к горшку приучился, смотрит в глаза, болтает, говорит: „Гляди, какая хорошая погода!“» – ликовала одна мама. «Он смотрел мне в лицо, прямо в глаза, как будто хотел сказать: „Мам, я год тебя не видел“», – доложила другая {6}. В передаче объявили об улучшении состояния половины детей с аутизмом из тех двухсот, что получали гормон.

Компания «Ферринг фармасетикалз» («Ferring Pharmaceuticals») – единственная в США, которая имела лицензию на производство секретина, – распродала запасы за две недели. В Интернете он продавался по несколько тысяч долларов за дозу. Рассказывали о семьях, которые закладывали ради этого дома́ или приобретали на черном рынке мексиканские и японские аналоги. В последующие месяцы секретин получили свыше 2500 детей, и сообщения о прогрессе множились.

«Поднялся невиданный бум, – вспоминает педиатр Адриан Сандлер из Центра детского развития „Олсен Хафф“, что в Эшвиле, штат Северная Каролина. – Наши телефоны раскалились докрасна – родители детей с аутизмом, которых мы наблюдали, настаивали на лечении секретином» {7}. Но медики озаботились риском критической ситуации в здравоохранении. Из-за отсутствия убедительных данных о безопасности неоднократного введения секретина, не говоря уже о его эффективности, в медицинских центрах по всей стране было срочно проведено больше десятка клинических испытаний. Первое проконтролированное испытание с участием 60 больных аутизмом детей, результаты которого были опубликованы, выполнялось под руководством Сандлера.

В соответствии с золотым стандартом подобных исследований, участников произвольно разделили на две группы. Одна получала гормон, вторая – фиктивное лекарство, или плацебо (в данном случае – инъекции солевого раствора). Для признания секретина эффективным средством было нужно, чтобы он оказался действеннее плацебо. Симптомы детей до и после инъекций оценивались клиницистами, родителями и педагогами, которые не знали, какой был введен препарат.

В декабре 1999 года отчет Сандлера появился в престижном «Медицинском журнале Новой Англии» («New England Journal of Medicine»), и опубликованные результаты были удивительны в той же мере, в какой и убийственны {8}. Значительной разницы между двумя группами не было. Результаты других испытаний аналогичны: секретин совершенно ничем не отличался от плацебо. В качестве лекарства от аутизма он оказался бесполезен. Перспективность секретина была явной иллюзией, которую создали родители, настолько жаждавшие улучшения, что буквально вообразили его. Тема секретина была закрыта.