На семи ветрах (СИ) - Машкова Наталья. Страница 39

Полностью эту теорию подтвердила Эни. Она высказалась последней. Очень тихо:

— Вы знаете, чего я боюсь. Мужчин. И страх этот, после всего произошедшего не стал меньше. Хмм… Даже больше… Я не понимаю, что во всём этом такого? Зачем их всех так тянет ко мне? Разве не видно, что я пустая во всех смыслах? Или они не способны видеть ничего, кроме оболочки? Даже наши ребята?

Ответила ей леди Сель:

— Я, моя дорогая, похожа на тебя, но прожила подольше твоего. И скажу с ответственностью: ты не пуста. И я тоже. Всё, что есть в нас, заперто будто плотиной. Наверное, каждому кажется, что именно он сможет освободить нас… Беда в том, что нам это не нужно. Это плохо, конечно. Но мы слишком боимся. Так что, нет! Не пуста. И если ты будешь более храброй, чем я, то сможешь однажды разорвать порочный круг и стать счастливой.

Эни склонила голову. Не согласилась, не опровергла:

— Больше всего я боюсь того, что король Дормера поймёт насколько мне дорог его сын. Что это мой ребёнок, которого я ждала и любила. Поддерживала его мать. Что не просто так я подвернулась в качестве няньки. Я обманула его. Если он поймёт, то отомстит. Заберёт у меня Арви. Что с ним будет тогда?

***

Эни заплакала. Вместо стакана воды, ей подали бокал фрилла. Пока она тянула его, Ланель провозгласил:

— Ну, а теперь приятное. Желания и мечты!

Фарвель ответил первый:

— Ученик! Талантливый, порядочный, любящий магию и разумных. Тот, кому я смогу передать всё без страха, что он когда-нибудь обернёт знания во зло. Пусть он придёт. Остальное я получил уже или смирился с тем, что не получу никогда…

Концовка речи получилась пронзительно грустной и кто-то пошутил:

— А если она?

— Что?

Старик таращил уставшие глаза, как растерянная сова.

— Я говорю, а если девушка?

Огастас добродушно рассмеялся:

— Парень, девушка, ведьма, дормерец! Кто угодно! Вы знаете, что я не предвзят.

Теперь все смотрели на Квадра. Пусть Фарвель вырвался вперёд, но сегодня он — "гвоздь программы". Гвардеец откашлялся. Прикрыл глаза, чтобы не видеть окружающих. Это всё-таки личное:

— У меня глупая мечта. Детская. Я знаю, что так не бывает, но всё равно мечтаю… О мире. Чтобы не было смертей. Чтобы не умирали дети. Чтобы мой мальчик забыл, каково это, и был счастлив… А теперь я ещё мечтаю о любви. О Гарде… Но, только в том случае, если я, и правда, исцелюсь. Мы оба сильно покалечены. Раны на раны. Разве выйдет что-то доброе?

Ответила ему леди Сель. Так мягко, как он никогда не слышал ещё:

— Хорошо сказано: раны на раны. Но разве это не то, чем мы тут занимаемся? Только тот, кто ранен, будет беречь другого от лишней боли. Вам всего-то нужно начать говорить друг с другом откровенно. И вы придёте к этому. Конечно, — шутливо закончила она, — ведьма ещё хорошенько помучает тебя, пока простит!

Собрание согласно загомонило. Посыпались предположения, как именно будет издеваться ведающая над дормерцем. Но во всём этом сквозила некая печаль, встревоженность и недоумение. Дормерец мечтал о мире? Всегда? Он не лгал. Никто из них не мог лгать здесь. Молчать, да, но не лгать. Как мог тот, кто прославился на Перешейке, убивая сидхе, мечтать о мире?.. С другой стороны он ведь подобрал бездомного эльфёнка. Не подобрал даже, а не стал убивать его за покушение на себя…

Замолчали все. Думали. Ланель разбил печальную тишину:

— Думаю, каждый из нас мечтает о мире. И это хорошо… Тяжелее всех, наверное, приходится нашей Эни. Скажи-ка, дорогая, смогла ты хоть немного смягчиться по отношению к королю Дормера? Ведь вы сталкиваетесь постоянно. Быть может, нашла ты в нём что-то доброе?

Эни подняла глаза от бокала и коротко ответила:

— Нет.

От неё ждали продолжения. И она продолжила:

— Я ненавижу его так же люто, как сильно люблю его ребёнка. И даже мечтать о мести не имею права. Из-за Арви. Представить не могу, к чему это придёт…

Ланель философски заметил:

— Кто знает, к чему? Одно хорошо, что ты не можешь отомстить. Наделала бы глупостей. А так боги хранят тебя и нас… Забавно, что король Дормера не чувствует и не понимает того, что воспитывает его ребёнка враг. Единственный, кто равен ему по силам.

Эни нахмурилась. И Ланель закрыл тяжёлую тему. Тем более, что выхода пока не предвиделось. Заговорил о себе:

— О чём мечтаю я? Поверите ли? Я говорю, что хочу дожить, пока узнаю глаза Грая на детском лице. Но знаете, мне недостаточно этого. Я хочу растить мальчика снова. Любить его, учить. И убедиться в том, что хоть кто-то из моего рода может быть счастлив в любви.

А дальше эльфы удивили Квадра. Разные были у них желания и мечты. Но слишком часто звучало то, что они не желают любить. Не встретить кого-то для себя, пару, было главным желанием многих. По сути, желания были продолжением страхов. Никто не хотел уязвимости и зависимости. Даже Лариди мечтал о том, чтобы не пересечься с женщиной, предназначенной ему. Заметил печально:

— Не хочу. Я настолько искалечен, что вряд-ли способен на нормальные отношения. Я буду мучить её. Она страдать. И я буду чувствовать её боль, как свою. Двойное страдание? Увольте! Лучше уж, как есть.

Леди Сель не отставала. Пожелала, чтобы боги держали подальше дурака, который способен её по-настоящему полюбить. Усмехнулась цинично:

— Я прикончу его. Медленно и со вкусом. Не удержусь. А потом стану терзаться угрызениями совести.

Заметно было по этим желаниям, насколько говоривший близок или, наоборот, далёк от исцеления. И, если воины и некоторые другие, выглядели более или менее адекватными, то верхушка Гарнара была больна. Оно и понятно. Эти существа были теми, кто боролся против Дормера сотни лет. Их товарищи умерли в боях или под пытками. Эти выжили. Оказались невероятно стойкими, живучими, целеустремлёнными. Но и покалеченными. Они будто не вернулись из застенков Тайной Канцелярии, как Лариди и леди Сель, или с поля боя, как Ильвис и его товарищи.

Капитан гвардии, правда, менялся. Квадр понял это по лицам, слушающих. Он проговаривал не только страхи, но и мечты. Не те мечты, что были у Ланеля, об исправлении прошлого. Он хотел простого. Счастья. Того, что было недоступно для большинства из собравшихся. И на него смотрели с умилением.

Некоторые женщины заплакали. Язвительная Анастас тоже. И Квадр понимал их. Он и сам начал понимать, сколько сил и смелости нужно, чтобы выйти на свет из тени и позволить себе надежду. Тем страшнее было ему понять, как жестоко он подкосил эту надежду в Гарде. Приручил, заставил надеяться и мечтать, и сделал то же, что делали дормерцы с ней всю жизнь. Захотелось взвыть от боли. И он пообещал себе: каким бы смешным он не выглядел в глазах Гарды и других, он не отступит. Даже не из-за надежды, что она простит его, а просто ради искупления.

Пастух пожелал свободы. Лариди язвительно усмехнулся, и стало понятно, что свободы парню не видать. Хельм пожелал здоровья и счастья своим ученикам. А дормерцам, которых вынужден будет учить, пожелал совести, сноровки и чтобы никогда знания эльфов не попали в чужие руки.

Квадр тут же пообещал себе, что никогда. Ни он, ни Мар не сделают этого. Боги не ошиблись. Они столько ужасного сделали в жизни и так страдали от вины, что не будет стражей вернее, чем они. И, взглянув на спокойное лицо Старого Хельма, Квадр поневоле задумался. Что такого сделал в своё время эльф, что сам обладает подобной алмазной стойкостью?

Эни говорила одной из последних. Оттягивала момент, судя по всему. Она, как и все, наверное, ощущала общность, витавшую в воздухе. Чуть насмешливо подвела итог:

— Я такая же, как большинство. Исцеление моё, судя по всему, далеко. Да оно мне, наверное, и не нужно. Или нужно в той мере, чтобы стать хорошей матерью для Арви. В остальном, я как вы. Главное моё желание: никогда не встретить того, кто попытается разбудить меня.

Глава 25

Эни готовилась к возвращению в Дормер. Больше двух недель прошло. Пора. Если она задержится дольше, то иначе, чем признанием вины это не посчитают. Скоро один из главных балов года. Разве не прекрасная возможность показаться в новом статусе?