Хамелеон 5 (СИ) - Буланов Константин Николаевич. Страница 13

— Я долго раздумывал над этим вопросом, товарищ Сталин. И в конечном итоге пришел к следующему умозаключению. Учитывая всё мне известное, я полагаю, что это остатки некогда существовавшей службы внешней разведки Российской Империи. Уж простите, не знаю, как она могла официально называться, — принялся краском максимально возможно запутывать ход более чем вероятно ведущегося следствия по теме «Харона». — А вот кто их ныне финансирует, и чьи интересы они ныне отстаивают — это очень большой вопрос! — одновременно постарался он абстрагироваться от данной загадочной организации. — Хотя, определенные мысли на этот счёт тоже имеются. Но это именно что мысли. Хоть какие-то доказательства если и существуют, то только косвенные.

— А вы не стесняйтесь их озвучить, товарищ Геркан. А мы послушаем и решим косвенные у вас доказательства или же нет, — принялся подталкивать своего гостя к «добровольной даче показаний» руководитель СССР. За все годы он так и не получил со стороны Берии ни единой реальной зацепки об этой непонятной организации и потому любая, даже мало-мальски притянутая за уши зацепка была к месту.

— Видите ли. Во всём со мной произошедшем имеется один, как мне кажется, очень положительный момент. Меня столь сильно били по голове, что нечто там внутри сдвинулось, и ко мне вернулась большая часть некогда утраченной памяти, — вновь огорошил собеседника очередной неожиданной новостью краском. — Я вспомнил, кто и как меня доставил в Советский Союз из Испании шесть лет назад. Но, главное, я вспомнил, почему меня вообще похитили в тот раз. И, как мне кажется, это имеет непосредственное отношение как раз к структуре Харона.

— Кто? — тут же впился в Александра до невозможности острым взглядом Сталин. — Ну!

— Крыгин Михаил Андреевич, — сдал погибшего морского летчика Геркан, прекрасно зная, что этот след уже точно никуда не приведет. Супругу старого пилота он также уговорил временно переехать из Швейцарии в Австралию. Потому и был так уверен.

— Кто это такой? — нахмурившись, поинтересовался Иосиф Виссарионович, поскольку совершенно не помнил подобного имени.

— Это бывший царский офицер из морской авиации. Служил во времена Империалистической войны на Черноморском флоте. А после иммигрировал в Испанию, — ни разу не облегчил положение своего внимательного слушателя краском. — Какое-то время он был переводчиком и советником у наших летчиков в Испании, когда мы бились там с франкистами. Я же с ним весьма продолжительное время общался в связи с закупкой старых авиационных двигателей во Франции для ремонта поставленных испанцам танков Т-24. Именно он вывозил моторы контрабандным путем, летая на гидроплане. Хотя познакомились мы еще раньше — практически сразу, как я прибыл в Испанию в 1936 году. Впрочем, тогда все с ним были знакомы, — на всякий случай Александр постарался отмазать себя от всяческих совершенно лишних подозрений в свой адрес. — Он в те времена являлся едва ли не единственным грамотным техническим специалистом, что знал, и русский язык, и испанский. Причем не просто язык, а сложные технические термины. Вот мы его и привлекали для организации танковой школы и первоначального обучения местных танкистов. И именно в подвале его дома меня удерживали в Испании, а после именно он перевозил меня в Советский Союз опять же на гидроплане.

— Но почему вас вообще вернули? Зачем? И по какой причине инсценировали вашу гибель? — не смог не засыпать посетителя буквально выскочившими на язык вопросами Сталин. — В этом же не было никакого смысла!

— С вашего позволения, начну отвечать с последнего вопроса, поскольку с ответа на него всё это для меня и началось. — Дождавшись разрешающего кивка со стороны Иосифа Виссарионовича, краском продолжил. — Прибыв во второй раз в Испанию, я, осматривая эвакуированные с поля боя подбитые танки, случайно обнаружил в одном из них золото. Если говорить точнее, мешки с золотыми монетами. Очень много мешков! Штук тридцать, если не больше. Кто-то, судя по всему, попросту решил использовать корпус танка, как этакий передвижной сейф для незаметного перемещения такого сокровища. И когда я вылез наружу, удерживая в руках пару мешков, на меня напали два человека, в одном из которых я с удивлением узнал Крыгина, которого к тому времени считал погибшим, поскольку его самолет прямо на моих глазах разбился в море и затонул!

— Это было в Испании? — внес уточняющий вопрос «благодарный слушатель».

— Нет, товарищ Сталин. Во Франции. Весной 37-го года. После этого мы с моим переводчиком быстро собрали свои вещи и покинули прибрежный ангар, который служил нам ширмой для контрабанды авиационных моторов. И нашу машину тогда, кстати, уже на подъезде к Парижу кто-то обстрелял из автомата. Переводчик тогда был за рулем и погиб сразу, а мне удалось выскочить из кабины и юркнуть в ближайшие заросли, после чего добраться до нашего посольства, — стараясь не переусердствовать в описании выпавших на его долю «невероятных приключений», кратко поведал о своих заграничных похождениях Геркан. О тех самых, что могли быть подтверждены, и документально, и свидетелями из числа посольских служащих. — Как я теперь понимаю, это как раз бойцы Харона могли заметать следы своей деятельности, поскольку одновременно с перевозкой моторов они, скорее всего, тайно вывозили испанское золото во Францию, делая промежуточную посадку в Барселоне, где и грузились этим ценным грузом. — А вот это уже был первый косвенный след к генералу армии Павлову, руководившему в те непростые времена своими войсками как раз из Барселоны. — То-то я вечно недоумевал, отчего в обратную дорогу нам приходилось заправлять гидроплан Крыгина не так уж и много. По идее он ведь должен был добираться к нам с почти пустыми баками. Но, видимо, каждый раз дозаправлялся в Барселоне, где у испанцев также имелась станция обслуживания морской авиации.

— Барселона, значит, — задумчиво пробормотал себе под нос глава СССР. — Да, там всё с самого начала было очень непросто, — явно имел он в виду столкновение в этом городе интересов всех сторонников республиканского правительства или же, точнее говоря, всех противников франкистов, вынужденных временно стать сторонниками друг для друга. — Но да мы несколько ушли в сторону. Так вы говорили, что обнаружили в танке золото и на вас напали, — вернул «лучший друг пионеров» беседу в былое русло, стараясь не упустить из вида ни грамма информации.

— Совершенно верно. Стоило мне спрыгнуть с танка, как на меня тут же накинулись двое, а я стал отбиваться и успел убить напарника означенного бывшего царского офицера, — продолжил своё повествование о выдуманных от и до испанских приключениях Геркан. — Тот очень неудачно налетел шеей на торчащий в борту танка какой-то металлический обломок и пропорол себе артерию, после чего быстро истек кровью. Его тело, по всей видимости, и использовали, чтобы инсценировать мою гибель. А меня самого к тому моменту сумел забороть Крыгин и кто-то прибежавший ему на помощь, чьего лица я уже не смог рассмотреть. Но, судя по дальнейшему разговору между ними — испанец. После этого меня связали, заткнули кляпом рот и отвезли на машине в одну рыбацкую деревушку недалеко от городка Лос-Алькасарес, где у Крыгина как раз имелся дом. Я это знал, поскольку один раз уже бывал там прежде, когда однажды подвозил его на местный аэродром из порта Картахены и по пути мы заскочили в его жилище. И там, оказавшись в подвале, я увидел еще не менее десяти ящиков с золотом. Не исключаю, что тех самых, которые были похищены еще в 36-ом году. Нам тогда всем показывали фотографию схожего ящика, вызнавая, не видели ли мы чего такого, — пояснил Александр свои познания насчет внешнего вида банковской тары для золота. — Вот в том подвале я и просидел больше месяца, пока решали, что со мной вообще делать. Даже сам сейчас удивляюсь — чего сразу не убили. Но, что было, то было. А после Крыгин сообщил мне, что моя семья захвачена его сообщниками и если я желаю их когда-нибудь увидеть живыми да здоровыми, мне надо будет вернуться в СССР и во всём помогать продвигаться по служебной лестнице человеку, на которого укажут. Правда, я до сих пор понятия не имею, какую легенду они придумали для моего возвращения обратно в стройные ряды РККА, поскольку Крыгина после прилета в СССР я более не видел, а человеку, который за мной присматривал уже в Союзе, проломили голову кирпичом какие-то молодчики. Точно так же, как и мне. В тот день, когда в Ленинграде нашли моё обобранное тело, меня тогда впервые вывели из дома, где мы проживали, и повели на встречу с будущим куратором. Однако, как вы сами знаете, не дошли. А уже после я и о гибели семьи узнал. Но к тому моменту уже мало что помнил.