Хамелеон 5 (СИ) - Буланов Константин Николаевич. Страница 7

Так, преодолевая по 35–40 километров пути ежечасно, уже к двум часам дня он въехал в пригород финской столицы, покрыв в общей сложности расстояние чуть более чем в 200 километров. Как уже было сказано — размеры Финляндии являлись благом для Геркана. Особенно для Геркана неспешно путешествующего на мотоцикле по хорошей дороге, а не пытающегося прорваться на танке через «Линию Маннергейма».

Правда, соваться сразу в город на мотоцикле без номеров, он благоразумно поостерегся. Всё же, оказавшийся столь удобным для него МЛ-3, одновременно являлся слишком жирным следом, отчего пришлось с ним распрощаться навсегда. Вернувшись по дороге чуть назад, он углубился в лес, подходивший вплотную к реке Ваанта, на дне которой и упокоил отыгравший свою роль дыр-дырчик. Тогда как пистолет и ряд походных принадлежностей, вроде того же сидора с термосом и маленькой канистрой, оказались по-хозяйски припрятаны в лесочке. На всякий пожарный случай. Мало ли как могли пойти дела в Хельсинки. Александр вовсе не исключал возможности, что ему придется делать ноги и оттуда. Ведь официально он не заезжал на территорию Суоми ни в одной из своих ипостасей. Единственное, на что он мог надеяться отныне — так это на человеческую жадность и власть денег. Миллионером он всё же был или не миллионером! Конечно, миллионером! Если только супруга не умудрилась за прошедшие годы спустить все деньги на наряды и обстановку дома. Была, была у его Наташи такая вот черта! Правда, прежде еще следовало найти такой банк, который мог бы связаться со швейцарцами и осуществить денежный перевод. Не говоря уже в необходимости приведения себя в порядок в каком-нибудь отеле, где опять же могли проверить паспорт на наличие въездной визы.

Хельсинки. Столица. Город, размерами пять на два. То есть пять километров в длину и два километра в ширину. Ни разу не Москва и не Ленинград, в общем. По нему и пешочком вполне себе можно было добраться до любого нужного места. Что Геркан и делал, следуя вдоль железнодорожных путей к центральному вокзалу, вокруг которого и теплилась вся деловая жизнь, ведь, и гостиницы, и банки, и здание правительства, всё находилось рядом с ним. Заодно и из одежды потихоньку выветривались «ароматы» мотоцикла, которые также могли бы привлечь к нему внимание какого-нибудь дотошного полицейского, столкнись они нос в нос у входа в какое-нибудь солидное заведение.

Потратив еще чуть больше двух часов на прогулку до центра города с параллельным изучением окрестностей и вывесок, Александр зашел в двери «Гельсингфорсского Спарбанка». Зашел именно в него по той простой причине, что это была единственная встреченная им вывеска, в которой он не только обнаружил слово «банк», но и встретил отсылку к прежнему, царских времен, названию города, что, несомненно, говорило о не одном десятилетии истории данного финансового учреждения. В общем, тут уже можно было попытать счастья насчет налаживания контакта с женевским филиалом «Союза Швейцарских Банков», в котором господин Джек Грейвуд, гражданин США, являлся привилегированным клиентом.

— День добрый, — подойдя к свободному клерку, поздоровался на английском языке Александр. — Вы понимаете английский? — Выслушав от молодого человека явно вежливое лепетание на финском языке, он решил не выёживаться и перешел на очень сильно ломанный русский. — Тогда, русский немного понимать? Чуть, чуть, — всё равно его легенда, как попавшего в затруднительную ситуацию американского гражданина, содержала в себе несколько лет проживания в Советском Союзе, пусть даже не по своему желанию. — Но лучше английский язык.

Собеседник, как оказалось, русский знал, однако даже куда хуже мистера Грейвуда. Впрочем, их совместного словарного запаса хватило, чтобы объясниться и Александра проводили к заместителю директора центрального филиала банка, владевшему русским, как родным. Уж больно волшебными словами оказались — «миллион долларов США», понятных на любом языке мира.

— Да, мы можем подать запрос в указанный вами филиал «Союза Швейцарских Банков». К сожалению, не напрямую, а через шведский «Хандельсбанкен». Поэтому сегодня ждать ответа точно не стоит. Вас устроит обождать день — два, пока не придет ответ? — говорить о том, что он может вовсе не прийти по причине отсутствия такого клиента у швейцарского банка, замдиректора не стал. Хотя мысли такие имелись. Уж больно непрезентабельный вид имел столь неожиданный гость их заведения. Откровенно дешёвый и потрепанный вид тот имел, если говорить прямо.

— Да, мне есть устроит, мистер Коскинен, — отвечая с жутким акцентом, тут же принялся согласно кивать головой Александр. — Выбора нет. Только ждать. Есть одна просьба, — несколько потупился он, как бы стесняясь говорить. — У меня мало денег. Здесь. Но есть золото. Монеты. Тоже мало. Ваш банк может их купить?

— Доллары? — уточнил банкир, в удивлении подняв брови, ведь он точно знал, что правительство США в принудительном порядке выкупило у населения почти все золотые монеты еще лет десять назад. И вообще, с каждым новым словом данного диалога он чувствовал всё больший и больший диссонанс. Ну не вязались вид и слова визитера с пока еще мифическим миллионом долларов, который он желал бы перевести в «Гельсингфорсский Спарбанк».

— Нет. Рубли. Старые. Царские. Черви… Чирво… Десять рублей. Пятнадцать штук, — не справившись с произношением слова «червонец», пошел более легким путем «Джек Грейвуд».

— И откуда, позвольте узнать, у вас взялись подобные монеты? — как знал столь высокопоставленный работник банка, по их наличию одно время можно было вычислять советских агентов, поскольку их продолжали чеканить на монетных дворах в СССР, применяя старые штампы. Но это было давно. Еще в 1920-х годах.

— Брать с собой. Когда лететь в Союз за семья друга. Он быть русский офицер. Старый. Царский. Морской летчик. Хотеть вернуть… ээээ вывезти семья. Да, вывезти из СССР своя старая семья, — аж пощелкал пальцами Александр, как бы подбирая в уме более правильные слова. — Я есть помогать мой друг. Советский истребитель сбить морской самолет мой друг рядом с Ленинград. Упали в море. Друг умереть. Я выжил. Чудо. Пуля только немного задеть голову, — провел он пальцем по своей отросшей шевелюре, демонстрируя дорожку шрама оставшегося еще со времен первого самострела. — Выплыл на берег СССР. Там схватили. Успел спрятать паспорт и золото. Потом суд и пять лет лагеря. Незаконное пересечение границы, — перешел он на английский для пущей правдоподобности, поскольку человеку свойственно переходить на родной язык, когда не выходит пояснить что-нибудь на иностранном, но тут же поправился, — судить за неправильное пересечение граница. Три года рубил дерево, копал, строил. На севере. Потом власти узнать, что я богат. Миллионер. Много били. Требовали отдать все деньги. Когда согласиться, повезли в Швеция на корабле из Ленинград. Но я сбежать ночью. Прыгнуть за борт. Потом неделя скрываться, искать свой тайник рядом с Ленинград. Потом нанять мужчина финн провести за граница. Я есть здесь неправильно. Не правильно.

— Нелегально, — подсказал банкир, поняв языковые затруднения гостя с корректным обозначением своего статуса.

— Так есть! Не легально! Я не хотеть больше тюрьма. Финский тюрьма, — уточнил Александр свои нынешние страхи. — Хотеть домой! К моя семья! Готов платить вам лично сто тысяч долларов за помощь сейчас. И еще сто тысяч за помощь искать самолет в Швейцария. Там семья. Там все деньги. Надо в Швейцария. Потом в Швеция или Португалия. Потом домой в США. Ваш банк еще миллион на счет. На пять лет. За помощь. Деньги есть.

— Кхм, — аж закашлялся и потянулся ослабить галстук господин Коскинен. Пусть он и занимал солидную должность в не самом маленьком коммерческом банке страны, 100 тысяч долларов для него являлись огромными деньгами. Действительно огромными. Всё его нынешнее состояние едва ли превышало половину озвученной суммы. И ведь наживал он его не одно десятилетие. А тут вдруг предлагали всё и сразу!

— А это золото. Оплатить жизнь в отель сегодня и завтра, — покопавшись в кармане, выудил Александр на свет завернутые в носовой платок блестящие кругляши с профилем последнего российского императора. — Только не легально. Паспорт есть. Печать переход граница нет.