Миллиардер из Кремниевой долины. История соучредителя Microsoft - Аллен Пол. Страница 25

– Я сделал основную работу по Бейсику, и я многим пожертвовал, уйдя из Гарварда, – сказал он. – Я заслужил больше, чем шестьдесят процентов.

– И насколько больше?

– Я полагаю, 64 на 36.

Я снова поразился, однако по всегдашней привычке мыслить логически попытался объективно рассмотреть доводы Билла. Его интеллектуальная мощь была решающей для Бейсика, и он будет главным в наших будущих успехах. Это пока очевидно. Но как просчитать ценность моей Большой Идеи – соединить язык высокого уровня и микропроцессор – или настойчивость, с которой я убеждал Билла? Какова доля моих средств разработки в общей «собственности»? Как оценить мой вклад в работу, мои ежедневные «мозговые штурмы» с программистами? Можно было поторговаться и предложить Биллу не четыре процента, а два, но мне совсем этого не хотелось. И я согласился, подумав: «По крайней мере, на этом мы и остановимся».

Наше официальное партнерское соглашение, подписанное 3 февраля 1977 года, содержало еще два интересных пункта. Параграф 8 разрешал освобождение от служебных обязанностей «партнера, обучающегося на дневном отделении» – на тот случай, если Билл решит продолжить обучение. А на случай возникновения «непримиримых противоречий» параграф 12 устанавливал, что Билл вправе потребовать моего выхода из партнерства.

Позже, когда наши отношения поменялись, я раздумывал, как Билл пришел к тем цифрам, которые предложил. Я пытался встать на его место и размышлять, как он, и понял, что все просто: «Сколько я смогу получить?» Видимо, Билл понимал, что я не пойду дальше соотношения два к одному, а значит, дальше 64 % ему не подняться. И пусть он утверждал, что эти цифры отражают наш вклад, но еще они показывают разницу между сыном библиотекаря и сыном юриста. Меня научили, что уговор есть уговор, что слово свято. Билл оказался гибче. По моему опыту, он считал, что договор можно пересматривать, пока он не скреплен подписями и печатью. Любая деловая сделка допускает некоторую гибкость в определении того, что справедливо, и Билл использовал эту гибкость, как только мог.

Коренной переворот в мире персональных компьютеров произошел в 1977 году, когда на смену первопроходцам вроде MITS или IMSAI пришли крупные известные компании. Три машины нового поколения, «Троица-1977», появились в течение полугода: Apple II, Commodore PET и TRS-80 (Tandy). Все три были собранными «под ключ», замечательными компьютерами со встроенной клавиатурой. Commodore и Tandy были оснащены монохромными мониторами и кассетными магнитофонами и продавались по цене около 600 долларов. Обладающий большими возможностями Apple II по цене от 1298 долларов легко расширялся и предлагал цветную графику (для сравнения: собранный «Альтаир 8800b» – без монитора, клавиатуры, памяти и внешних запоминающих устройств – продавали за 1070 долларов).

Новые компьютеры выпускались в пластиковых корпусах стиля «Космический век», но ни один не поразил меня. На PET поставили жуткую «резиновую» клавиатуру; TRS-80 было сложно наращивать. У Apple II дизайн был получше, но он стоил дорого и продавался без монитора. Ни один изначально не комплектовался дисководом для гибких дисков. Все же, несмотря на недостатки, создатели предлагали больше компьютера за меньшие деньги, чем кто-либо до них; и продажи шли хорошо. Еще немного, думал я, и готовые «под ключ» машины – лучшие машины – появятся повсеместно. По мере того как аппаратное обеспечение будет становиться компактнее, быстрее и дешевле, будут требоваться лучшие, соответствующие программы.

Внимательно следя за фаворитами, я все же не переставал думать о будущих компьютерах и об их применении. Вот отрывок из моей колонки в журнале Personal Computing, кажется, за январь 1977 года (за четыре года до появления Osborne I – первого портативного компьютера): «Я уверен, что персональный компьютер станет устройством, которое человек будет носить с собой, компаньоном, который делает заметки, ведет бухгалтерию, выдает напоминания, выполняет тысячу личных поручений».

Через несколько месяцев, в интервью для Microcomputer Interface, я еще пришпорил свою фантазию. За 15 лет до появления Всемирной паутины я попробовал представить компьютеризованное общество – широко разбросанное, но тесно связанное:

«Я не вижу большого будущего для таких машин, как PET [Commodore], не связанных с центральной сетью. Я не представляю, чтобы домохозяйка всерьез занялась программированием на Бейсике. Вместо этого мне представляется домашний терминал, соединенный с централизованной сетью с помощью телефонных линий, оптоволоконных кабелей или иных систем связи. С такой системой вы сможете, скажем, выставить автомобиль на продажу, подыскать дом в другом городе, узнать цены на спаржу в ближайшей бакалее или курс акций…»

Нужных технологий тогда не было и в помине, и я старался говорить обтекаемо, но это стало моим первым публичным упоминанием того, что я впоследствии назвал «Соединенный мир».

«Троица-1977» успешно похоронила «Альтаир». Эд Робертс был человеком широких взглядов, но слабым исполнителем; он затеял революцию, но не смог удержать компанию в лидерах. И главное – Эду не хватало решительности в политике снижения цен, что абсолютно необходимо, если выпускаешь продукцию на массовый рынок. И даже если бы Эд все делал правильно, дни MITS были сочтены с самого начала. Когда микрокомпьютеры стали более функциональными, любители – биржевые маклеры, ученые, инженеры – нашли им применение в работе. И как только рынок стал прибыльным, на него ринулись крупные компании; так произошло с Texas Instruments и карманными калькуляторами. У MITS не было шансов соперничать с инновациями Apple или с масштабами Tandy и их торговой сетью «Рэдио-шэк». Эд не выдержал удара и спекся.

Зато для нас с Биллом и наших соратников из юной Microsoft наступали славные времена. Производители из «Троицы» понимали, что не в силах быстро создать собственный Бейсик, который сравнился бы с нашим. Apple постаралась обойтись доморощенной версией, но покупатели жаловались на отсутствие математики с плавающей запятой. Компания получила лицензию на наш 12-килобайтный интерпретатор Бейсика, прошила его в постоянное запоминающее устройство (ПЗУ) и дала ему имя Applesoft.

(Если ОЗУ можно перезаписывать и помещать в нее сколько угодно программ, ПЗУ – это чип с постоянной памятью на материнской плате компьютера.)

Всего через два года после старта Microsoft установила отраслевой стандарт на языки для микропроцессоров. В выпуске новостей на телеканале KOB-TV в Альбукерке местный эксперт удивлялся: «Дело идет к тому, что программы будут стоить столько же, сколько машина». Нашу компанию ожидало процветание. То есть пока над нами не нависнет угроза потерять ключевой продукт.

Когда доля MITS на рынке растаяла и Эд отчаялся поддерживать конкурентоспособность, он начал зарубать наши лицензионные сделки с конкурентами «Альтаира». Он утверждал, что совершенно не обязан выдавать сублицензию на наши исходные коды конкурентам. Проблема оказалась серьезной, ведь Эд воспринимал любую микрокомпьютерную компанию как конкурента. Вопрос встал ребром, когда Эд решил продать MITS южнокалифорнийской компании Pertec, уверив их, что они приобретают все права на Бейсик. В апреле 1977 года, когда подписывалась сделка с Pertec, Эд отменил две наши продажи сторонним фирмам. Мы пригрозили разорвать контракт с MITS, тогда MITS/Pertec обратились в арбитражный суд. Они убедили судью запретить любые продажи Бейсик до принятия решения. Мы потеряли наш главный источник доходов.

В июне, когда поток наличности иссякал, я и Билл готовились к слушаниям с помощью нашего юриста, Пауля Майнса. После каждого заседания мы бежали в гараж, чтобы выяснить, кто быстрее доедет до офиса без штрафа. Моя «Монза», хоть и быстрая, не могла тягаться с «Порше» Билла. Приходилось проявлять чудеса изобретательности, срезать путь по переулочкам и стоянкам, и все равно мне удавалось победить хорошо если в одном случае из четырех. Однажды я вышел из зала заседания, чтобы принести какой-то документ из машины Билла. Вечером мы посмотрели друг на друга и одновременно кивнули: наш сигнал на старт гонки. Я рванул из гаража и легко победил, хотя и удивился, что ни разу не видел «Порше» по дороге. И тут я почувствовал что-то в кармане… это были ключи от машины Билла. Когда я вернулся в здание суда, Билл с презрительной гримасой покачал головой.